Николь Валентайн - Теория относительности с точки зрения путешественника во времени [litres]

– Знаешь, кто ты такой, братец? Пустое место.

В одно мгновение она перенеслась к Финну, вновь очутившись с ним лицом к лицу. Её жуткий трюк сработал столь же безупречно, как и в прошлый раз. Дыхание Фейт, горячее в морозном воздухе, слабо пахло лакрицей. Она наклонилась к брату и прошептала:

– Ты всего-навсего никчёмное вместилище крови и кишок. Ты – лишний генетический материал, оставшийся после создания меня.

Мальчик невольно поморщился от этого определения. Но именно так он всегда думал о себе.

Фейт расхохоталась:

– А ты ещё не понял? Я – умнее тебя. Да-да, я всегда на три шага впереди. В моём распоряжении уже сейчас есть технологии, которые ты себе и вообразить не можешь. Я буду побеждать при любом раскладе, ясно?

– Ты ошибаешься, – сказала мама, твёрдо вставая перед молодой Фейт. – Финн нужен тебе. Он – твой родной брат.

Девушка стремительно повернулась к ней:

– Что ты говоришь? Теперь мы побеседуем о семейной чести? Ладно. Прошу. Ты – худшая из худших! Сколько раз ты бросала меня, отпускала прочь? Не отпирайся, я видела всё это в бесчисленных временах. А потом ты прекрасно обходилась без меня. Как мало ты сделала, чтобы найти и вернуть меня! Ты!.. Ты, которая должна была сделать всё, что в человеческих силах!

– Фейт, но то, что мы делали…

– …вы делали ради меня, я угадала? Не надо врать, слышишь? Ты сбыла меня с рук. Отдала дочь незнакомым людям! Ты хоть знаешь, что случилось в том узле? Впрочем, неважно. Я спаслась. Сама. Вот так-то. Я разыскала кусок дорсетского мрамора. Он же валяется по всему Восточному побережью и позволяет мне путешествовать. Я превзошла тебя, даже не понимая, кто я такая и кто – моя мать.

– Я… – мамин голос задрожал. – Я не могла предположить… Фейт, я этого не делала!

– Нет, делала, правда, в другой реальности. Не забывай, я могу видеть все миры и вселенные. Все времена в каждом измерении. Никто на свете не знает тебя лучше, чем я. Сказать, в чём заключается твой самый страшный порок? Самый ужасный, даже более тяжкий, чем забвение собственного ребёнка? Ты годами сидела сложа руки и спокойно смотрела, как мир рушится в бездну, и ни разу не использовала свои способности, чтобы спасти его. Ты стояла в сторонке и ничего не делала, когда горели города! Но я… я – другая! Я не боюсь своего дара.

– И чего ты достигла, Фейт? Что изменила?

Девушка расхохоталась:

– Я ещё только начала. Я могу закрыть для вас все узлы, но сумею пользоваться ими сама. Очень скоро я запечатаю целые участки времени – и лишь я одна буду пользоваться ими! Это время и его ближайшие параллельные версии будут моими, и я трансформирую их по своему усмотрению.

Она была так увлечена спором с мамой, что Финн мог попытаться напасть на неё. Повалить на землю и… а дальше? Он никогда в жизни ни с кем не дрался. Если честно, он просто остолбенел. Он не понимал, как ему поступить. Фейт могла с лёгкостью вернуться назад и отменить любой его поступок. А он не мог изменить ни прошлого, ни будущего.

И в этот момент его посетило воспоминание, похожее на обрывок сна. Он увидел себя в окружении растущих звёзд, похожих на солнечные блики, играющие в каплях воды. И мамин голос из прошлого: «Люди такие, какие они есть. Их нельзя переделать. Но ты можешь изменить своё отношение к ним».

Сияющие радужные звёзды, продолжающие расти и расширяться, – это лучшее, что можно оставить после себя.

Финн посмотрел на обеих Фейт. Одна оказалась для него недоступна, вторая, пожалуй, никогда не вспомнит сегодняшний день. Его шансы ничтожны.

Он всмотрелся в лицо маленькой Фейт и увидел в нём невинность, чистоту и страх. Если девушка, стоявшая перед ним, всё равно не станет ничего слушать, то, вероятно, это сделает ребёнок…

Он присел на корточки и окликнул сестрёнку:

– Фейт…

Обе Фейт уставились на него. Но Финн обращался к малышке:

– Прости меня… ведь мы очутились здесь из-за меня. Я сбился с мысли, когда мы держались за нить. Ты ни в чём не виновата. Я всегда буду тебя любить, Фейт. Слышишь? Ты – моя сестра, и я всегда буду тебя любить. Понимаешь?

Маленькая девочка ни на шаг не отходила от матери, цеплялась за её юбки. Но Финн решил не отводить от неё глаз до тех пор, пока она хоть как-то не ответит ему. Фейт дрожала от холода и страха, но потом всё-таки посмотрела в глаза брату и едва заметно кивнула.

Он почувствовал её понимание. Что-то внутри его вдруг хрустнуло и раскрылось, тепло разлилось в груди, разбежалось по телу, дойдя до кончиков пальцев.

Всё было сродни тому ощущению, которое он испытал возле карьера, только гораздо мощнее, ярче и глубже. Как будто этот миг вступил в невидимый резонанс с бесчисленными другими мгновениями, словно был найден недостающий фрагмент нескончаемо длинного уравнения. На какую-то долю секунды Финн почувствовал себя одновременно стариком и подростком, ребёнком и молодым мужчиной, который достиг возраста своего отца, – и все его версии говорили и ощущали одно и то же, многократно отражая и усиливая одну и ту же правду.

Он заставил себя отвести взгляд от малышки и увидел, что взрослая Фейт тоже пытается осмыслить внезапно возникшее воспоминание. Уголки её рта дёрнулись, глаза растерянно сузились. И Финн понял, что время вообще ничего не значит. Значение имеет только память. Если он сумеет изменить воспоминания Фейт, добиться того, чтобы она запомнила данное крошечное мгновение, то, вероятно, это станет ключом ко всему остальному.

Взрослая Фейт уставилась на него, её лицо внезапно исказилось от бешенства и ненависти. Она взметнула вверх обе руки и закричала:

– НЕТ!

Финн мгновенно узнал её жест, словно видел его в каком-то другом месте, в другое время.

Конечно. Это было в церкви. Бабушка Билли.

Финн услышал, как его мать в ужасе закричала:

– Нет, Фейт! Прошу тебя, нет!

Больше он ничего не слышал.

Боль была такой, что Финну захотелось провалиться в беспамятство. Фейт вышвырнула его из узла. Он опять путешествовал, только теперь без всяких нитей. Казалось, тысячи острых ножей снова и снова вонзаются в его мозг, в то время как он летит сквозь сплошную пустоту.

Мальчик знал, что на немыслимой скорости проносится мимо узлов. Но даже если бы он захотел, то всё равно не смог бы к ним пробиться. Разум был полностью поглощён чудовищной болью, выжигавшей мозги.

Финн мучительно искал нить. Рядом с ним ничего не было… или он просто слишком быстро летел. Фейт вытолкнула брата вон, выбросила за линию времени, не оставив даже якоря. Он не представлял, куда его несёт и куда он попадёт. Возможно, он целую вечность будет лететь в никуда.

Мальчик вспомнил о камне бабули Эв, который до сих пор лежал в кармане. Но как его достать, если Финн не способен управлять собственным телом? При одной мысли о чём-то столь естественном, как движение рукой, боль многократно усиливалась. Невидимые лезвия глубже впивались в череп, мешая думать. Понимание пришло мгновенно: долго он так не продержится. Это выше человеческих сил.