Николь Валентайн - Теория относительности с точки зрения путешественника во времени [litres]

– Отец, я не умею запечатывать узлы! Я не могу путешествовать! Это был не я!

Чем сильнее он волновался, тем быстрее и интенсивнее становилось пиканье.

Папа ласково положил руку на лоб сына.

– Успокойся. Со временем ситуация прояснится. Честно, Финн. Ты поступил правильно.

Мальчик вспомнил бешенство взрослой Фейт.

– Она придёт, чтобы убить меня… Когда она сообразит…

Отец улыбнулся ему так, как взрослый улыбается несмышлёному ребёнку.

– Она и не представляет, на что ты способен, Финн. Это известно только нам. Вот в чём смысл нашего плана! Твоя сестра всегда будет в неведении. Если бы она могла о чём-то догадаться, тебя бы здесь уже не было.

– Отец, поверь мне, я не запечатывал узел от Фейт!

– Возможно, ты закрыл его непреднамеренно. Или сделаешь так в будущем. Ты обязательно это поймёшь, сынок.

Мысль о будущем Финне, взрослом Финне, скачущем туда-сюда во времени, не вызывала ничего, кроме мигрени.

– Конечно, как тебе ни нелегко свыкнуться с этой мыслью, но ты наделён уникальным даром.

Папа взял сына за руку, поправил датчик на его пальце.

– И ты смог сохранить всё в тайне. Теперь у нас есть преимущество, Финн! И это полностью твоя заслуга!

Дверь распахнулась, и в палату вошла жизнерадостная медсестра.

– Как себя чувствует наш пациент?

«Он совершенно ошарашен», – подумал Финн.

– Хорошо. Гораздо лучше, – сказал он вслух.

– Что ж, думаю, через несколько часов ты сможешь вернуться домой со своим отцом!

Медсестра направилась к койке и принялась изучать показатели на мониторах.

– Папа, мы можем увидеть Габи?

– Давай дадим ей немного времени, чтобы прийти в себя. Габи останется здесь на несколько дней, а сейчас с ней её мама.

Миссис Рэнд! А может ли про тайну родителей Финна знать кто-то ещё? Например, она?

Ведь миссис Рэнд была у себя дома, когда Финн угодил в её гостиную! И к ней тогда заглянула мама…

Почему же отец об этом молчал?

Мальчик вспомнил слова матери: «Приходится хранить секреты от тех, кого любишь больше всего на свете… А порой мы вынуждены лгать».

Интересно, много ли мама рассказывала отцу?

Медсестра проинструктировала папу насчёт процедуры выписки и ушла.

– Пап, ты ведь уже в курсе, что мама не вернётся? – прошептал мальчик.

– Да.

Отец опустил голову и уставился на свои руки. Но Финну не нужно было видеть его глаза: он уже понимал, что они полны страдания.

– Она солгала и мне. Лиз не говорила мне, что это с самого начала было частью плана. Я бы никогда на такое не согласился, поэтому она и скрывала от меня… Последние несколько недель я повсюду её искал, проверял записи, регистрирующие смерти, осматривал старые кладбища…

– Ты нашёл её… её… могилу? – Финн с трудом сглотнул.

– Нет. Не нашёл.

– Но она больше никогда не вернётся?

– Ах, Финн. Если живёшь рядом с Путешественниками во времени, то начинаешь осознавать, что никакого «никогда» просто нет.

Рёбра ещё болели, поэтому прошло какое-то время, прежде чем Финн более-менее пришёл в себя. Но крепкий сон и отдых сделали своё дело. Спустя несколько дней мальчик лежал на кровати в своей комнате, таращился в потолок и пытался убедить себя в существовании мира, в котором его присутствие что-то значило. Всё, что он успел пережить, было совершенно невероятно с научной точки зрения, но он знал, что это случилось на самом деле. Если Финн смог поверить в возможность путешествий во времени, то прыжок к вере в себя, по идее, должен оказаться не слишком трудным.

Но он был именно таким. До невозможного трудным.

Финн услышал трель дверного звонка и быстрые шаги отца, который вышел из своего заваленного бумагами кабинета. Раздались приглушённые голоса, затем в спальню мальчика постучали.

– К тебе гости, Финн.

На какую-то сумасшедшую долю секунды он подумал, что это Габи, но нет, для её визита было ещё слишком рано. Девочка будет прикована к больничной койке как минимум на целую неделю.

– Вот теперь я воспользовалась парадной дверью!

На пороге застыла бабуля Эв с улыбкой до ушей. Она была не так укутана, как в прошлый раз, и мерцания вокруг неё тоже не наблюдалось. Когда Финн это понял, то сразу расслабился.

Одной бабули Эв более чем достаточно.

Она вошла в комнату, отодвинула стул, стоящий возле письменного стола, и плюхнулась на него.

– Успокойся, я не собираюсь задавать вопросы! – воскликнула бабуля Эв.

И она кивнула отцу Финна: тот прислонился к дверному косяку, скрестив на груди руки и мрачно улыбаясь.

– Да я и знать ничего не хочу! Предпочитаю догадки и недомолвки. Но если я вдруг понадоблюсь – для чего угодно! – то я всегда рядом. И никаких вопросов, понятно? – добавила бабуля Эв и многозначительно выпучила глаза.

– Ага, – улыбнулся Финн.

После этого отец извинился, сказав, что должен заняться ужином. Эвелин поблагодарила его и проводила взглядом.

– Отлично! Хорошо, что мы остались одни! Позволь потешить тебя историями, которые мне давным-давно не терпелось тебе сообщить!

И она проговорила не меньше часа. Финну пришлось несколько раз прерывать её, потому что от смеха у него ещё сильнее заныли рёбра. Впрочем, было классно посмеяться – так классно, что он мог потерпеть боль. Бабуля Эв поведала о том, как она путешествовала по своей жизни и даже за её пределы. В отличие от мамы Финна и своей сестры Бет она не умела переноситься в будущее, поэтому рыскала по прошлому.

Она включила планшет Финна и показала внуку, как случайно угодила в фильм Чарли Чаплина в тот момент, когда болтала по мобильному телефону.

– Я здорово сглупила и попала в кадр. Разумеется, я ни с кем не трепалась, просто делала кое-какие заметки… для себя.

Финн внимательно просмотрел зернистые кадры и действительно заметил бабулю Эв, которая стояла на заднем плане и что-то тараторила в старую модель сотового телефона.

– Как видишь, ничего страшного. Легко можно объяснить, что пожилая дама что-то лепечет в старомодный слуховой аппарат, но, святые небеса, как же твоя бабка меня распекала!

Финн понимал, чего добивается Эвелин. Она показывала ему светлую сторону путешествий во времени. Намекала, что это не только кошмар бесконечного переживания самых страшных моментов в жизни твоей семьи.

– Ты не боишься, что изменила ход истории? – спросил он. – Мне казалось, ты именно этого хотела избежать?

– Я путешествую так долго, что успела кое-что понять. Время довольно устойчиво к трансформациям. Не знаю, чем это объясняется, но, поверь мне, изменить течение конкретного отрезка чрезвычайно трудно. Ты что-то переделываешь, а события всё равно идут своим чередом. Не всегда, конечно, но, скажем так, в девяти случаях из десяти.