Павел Иевлев - Те, кто жив

— Я танком могу управлять, — сказал задумчиво Борух, — и даже на вертолёте как минимум не сразу грохнусь. Но, как рулить этой хренью, даже представить себе не могу. Если ты, Оль, решила угнать эти трёхколесные паровозики, то нам не помешала бы инструкция.

— Сами повозки нам не нужны. С них нужно демонтировать пустотные резонаторы.

— Демонтировать что?

— Так вот оно что! — воскликнул Андрей. — То-то я смотрю, знакомо выглядит!

Он похлопал по идущей вдоль борта широкозвенной плоской цепи, похожей на то ли на браслет наручных часов, то ли на блестящую тусклым бронзовым блеском гусеничную ленту. Я её принял за элемент декора.

— Нам надо снять вот эти, вот эти и ещё вот эти элементы, — командовала Ольга, указывая на пластины чёрного камня, закреплённые на носу и корме машины. — Артём, доставай свой УИн, ты, надеюсь, не забыл его взять?

Я не забыл. И ещё я обратил внимание, что с соседней машины эти элементы уже были демонтированы, причем явно не УИНом, а зубилом и кувалдой — из борта торчали пеньки срубленных заклепок.

— Это Матвеев снимал, ещё тогда, — заметила мой интерес Ольга. — Он один догадался, для чего это нужно. И никому не сказал.

— Так он, поди, и пустотный костюм где-то здесь подрезал? — заинтересовался Андрей.

— В гондоле дирижабля, в шкафу самой роскошной каюты. И там такой был один — а то знаю я, о чем ты думаешь…

— Нет, я не могу не посмотреть на это! Никогда себе не прощу!

В гондолу залезли по ловко заброшенной Борухом верёвке. Никто не отказался, даже ворчащая про даром потерянное время Ольга. Внутри оказалось темно и пыльно, но очень стильно и богато. Этакий элитный стимпанк, с полированной бронзой и резными панелями. Бронза потемнела, панели не мешало бы протереть, но в остальном всё выглядит целым. Деревянные, в окантовке металлических закруглённых проёмов, лёгкие двери не заперты, в каютах шикарный интерьер — большие овальные окна с тяжёлыми занавесями, большие кровати, вычурные светильники из стекла и меди, много дерева и металла. Такое впечатление, что создателям дирижабля вообще было плевать на вес всей этой роскоши.

— Слишком большая гондола для такого баллона, — Борух тоже отметил несоответствие. — Чем они его заполняли, интересно?

— Без понятия, — пожала плечами Ольга, рассматривая интерьер. — Первая Коммуна умела много такого, что мы повторить не можем.

— Первая? — заинтересовался я. — А мы какая?

— Вторая. Или третья. А может, и пятая какая-нибудь. Мнения расходятся. Поэтому уточнять не принято. Мы — Коммуна. И всё.

— А откуда взялась первая?

— Может, и она не первая, кто знает? Планшеты у нас от них, но они ли их придумали? Кто знает…

— А УИн и твоя винтовка? Это тоже от них?

— Нет, — неохотно сказала Ольга, — точнее, мы не знаем. Акки, видимо, их технология, но использовать их как источник электричества — вряд ли. Обрати внимание — ни одного электрического прибора!

Мы дошли до помещения, которое было, очевидно, ходовой рубкой — панорамное окно из прямоугольных стеклянных панелей, зажатых в бронзовые оправы, подковообразный пульт, пара массивных кресел на станинах, штурвал на вертикальной консоли перед одним из них — и куча стрелочных указателей в тусклых медных корпусах. Очень стильно и внушительно, но действительно — ни одной лампочки.

— Они почему-то не использовали электричества. Вообще, — пояснила Ольга, — не любили или не понимали. Матвеев как-то говорил, что они считали его иллюзией, проекцией каких-то других процессов, а значит — чем-то ненадёжным, что может в любой момент исчезнуть. Но это я краем уха слышала и не очень поняла. А вообще — технологии в Мультиверсуме многократно переходили из рук в руки, и теперь не поймёшь, где чья.

— А почему Матвеев ушёл? И куда?

— Тём, ты задаешь слишком много вопросов! Полюбовались? Удовлетворили историческое любопытство? Пошли отсюда, культпоход окончен. Всё ценное тут ещё Матвеев снял, — она показала на зияющие пустотой гнёзда на панели.

Возвращались вполне буднично. Андрей с Борухом тащили тяжёлый баул с демонтированными деталями, Ольга и я шли налегке — она вроде как дама, а мне, как оператору, ничего тяжелее планшета поднимать не положено. А ну как дрогнет усталая рука, и выкинет нас в Жопу Мироздания…

Не дрогнула.

На транзитном участке Ольга хулигански развернула кресло с сушеным покойником, и теперь его приглашающий жест показывал в коридор, к выходному реперу в нашу сторону. Типа «Вэлкам, сволочи!». В вежливом, но негостеприимном срезе торшеры снова зажглись, но совсем тускло и погасли почти сразу. Мы сидели с фонарями.

— А ведь на дирижабле тоже есть резонаторы, — тихо сказал мне Андрей. — Понимаешь, что это значит?

Я промолчал. Этот ушлый альтерионец был мне неприятен. При первом знакомстве я ему, помнится, по морде заехал, и до сих пор иногда рука тянется повторить. Мутный он тип, нехороший. Зря Ольга с ним связалась.

— Эх, когда кончится весь этот блядский цирк, я бы… Я даже знаю одного любителя возиться с антикварным железом…

В развалинах снова кто-то завывал и шуршал невидимыми кустами за остатком стены, но время гашения небольшое, и мы ушли раньше, чем он решился на более близкое знакомство. На выходе нас встретили наставленными стволами и криком: «Стоять! Руки в гору!». Мы резво подняли конечности и заорали: «Мы свои, не стреляйте!». Ополчение Коммуны заняло оба репера, и теперь срез был условно «наш», хотя за пределы натоптанной тропинки между точками входа-выхода никто не совался. Даже странно как-то — вокруг целый мир, а никому и дела нет. Что там за лесом? Брошенные города, набитые ненужными сокровищами сгинувшей цивилизации? Занесенные пылью руины, по которым ветер гоняет высохшие кости? Дикая природа, давно забывшая эпоху доминирования гоминидов? Одичалые племена, от поколения к поколению все больше перевирающие мифы о Великих Предках? Никому не интересно.

Зачем воевать за какие-то реперы, когда вокруг целая ничья Мультивселенная? Никогда мне этого не понять…

Условным подземным «утром» коридоры заполнились людьми — в основном, в формате очередей в немногочисленные туалеты. Ольга с мужем, вставшие раньше и успевшие умыться и даже позавтракать, оказались в выигрыше. На завтрак, правда, была та же каша с редкими волокнами мяса, что и на ужин, но перспектива запуска реактора — а значит, возвращение тепла и света — внушала определённый оптимизм. За «ночь» температура ещё больше упала. Ольга не видела термометра, но по ощущениям было чуть выше нуля. На решётках квадратных стальных вентканалов намёрзли бороды сосулек. Оттуда веяло стужей.

Они стояли в обширном, хотя и низком, зале возле гермодвери в реакторную. Здесь были широкие стальные ворота, за которыми начинался наклонный бетонный коридор, ведущий на склад оборудования. Главный энергетик, выглядевший так, что краше в гроб кладут, шептался с Иваном в уголке, но, поскольку он при этом старался держаться от необлучённого человека подальше, то шёпот выходил громким.