Кейт Лаумер - Звездные мошенники

Трайт вручил мне чашку кофе.

— Да не подаю я Барделлу никаких идей, — заявил Большой Нос и хитро усмехнулся мне. — Он и сам все знает.

— Барделл — агент, — сказал я слабо дребезжавшим, точно у старика, голосом.

— Вы неудачник, которого мы вытащили из канавы и дали большие возможности, — проворчал Ван Воук. — Как и другие представители вашего вида, вы теперь полагаете, что можете давить на нас. Это не сработает. Ваше здоровье не пострадало, даже не думайте жаловаться.

— Не разыгрывайте меня, док, — выпалил я. — А что насчет очистки схемы? А уровень Эта? Везде порядок?

На пару секунд все в комнате заткнулись.

— Где вы набрались этого? — спросил сальнолицый.

— Кое-что рассказала ящерица, — ответил я и внезапно почувствовал себя слишком усталым, чтобы заниматься играми. — Забудьте, я просто дразнил вас. Лучше дайте что-нибудь выпить.

Трайт вышел и через минуту вернулся с фляжкой ржаного виски. Я сделал пару громадных глотков, и все вокруг немного прояснилось.

— Что-то там говорили об оплате, — сказал я.

— Сто долларов, — рявкнул Большой Нос. — Неплохо за пару часов непыльной работенки.

— У меня такое чувство, что это длилось гораздо дольше, — сказал я. — Никакого вреда здоровью, да? А как насчет амнезии?

— Гм… — лениво промычал Трайт. — Вам лучше знать, Барделл.

— Уберите его отсюда, — велел Ван Воук. — Я уже сыт им по горло. Вот.

Он сунул руку в карман, достал бумажник, извлек из него помятые бумажки и протянул мне. Я пересчитал их.

— Сто, все правильно, — сказал я. — А доплата за амнезию? Я немного озадачен, джентльмены. Я помню вас, парни. — Я смотрел на них и действительно вспоминал. — Но не помню никакого соглашения…

— Уберите его! — завопил Ван Воук.

— Я ухожу, — сказал я Трайту.

Он помог мне встать, подхватил под руку и повел к двери.

— Зря вы так упрямитесь.

Он вывел меня в коридор с такими же зелеными, как и в комнате, стенами, потом подвел к лестнице, и мы двинулись наверх, к свету.

— Только между нами, приятель, — сказал я. — Что вообще произошло со мной там?

— Да ничего, приятель. Небольшой научный эксперимент, только и всего.

— Тогда почему я его не помню? Черт, я даже не знаю, где живу. Какой это город?

— Чикаго, приятель. И вы не живете нигде. Вы обычный бродяга.

Мы оказались в обширном вестибюле и подошли к двойным дверям. За ними были бетонные газон и деревья, выглядевшие знакомыми в темноте.

— Летний домик сенатора, — сказал я. — Только прожекторов не хватает.

— Вы не можете рассчитывать на этих политиканов, — сообщил Трайт. — Дам один совет, Барделл: бросьте все, живите как жили. Может, вам и поскребли немножко память, но, черт побери, вы были далеко не в лучшей форме, когда попали к нам. Все равно что мускат без спиртного, приятель.

— «Ластриан Конкорд», — сказал я. — Дисс, мисс Реджис… Ничего этого не было, да?

— Считайте все это кошмарным сном. Теперь вы проснулись. Напейтесь, проспитесь — и станете как новенький.

Мы уже спускались по ступеням, когда он повернулся ко мне и указал на выход.

— Между прочим, какого цвета у вас там стены? — спросил я.

— Светло-зеленые. А что?

— Просто любопытно, — сказал я, сделал полуповорот, нанес жесткий удар согнутыми пальцами в грудину, и он тут же обмяк, как переспелый банан. Я подхватил Трайта, вырвал из его руки свою сотню и обшарил карманы. В брюках нашлась еще тридцатка, как раз на проезд.

— Пока, красавчик, — сказал я. — Я тебе никогда не нравился.

Я оставил его на ступенях и направился к выходу .

Сразу после захода солнца похолодало. В публичной библиотеке еще горел свет. Библиотекарь бросил на меня острый взгляд, но ничего не сказал. Я нашел тихий уголок и стал отдыхать, стараясь как следует насладиться теплом до закрытия. Есть нечто успокаивающее в тихих стеллажах и тяжелых желтых стульях из дуба, даже в запахе пыльной бумаги, даже в шепотках и мягких шагах…

Шаги остановились, стукнул вытащенный из-под стола стул. Зашелестела материя. Я не открывал закрытых глаз и пробовал выглядеть старым джентльменом, который вошел просмотреть подшитые комплекты «Харпера» и задремал где-то на середине 1931 года. Но я слышал тихое дыхание и чувствовал на себе чей-то взгляд.

Тогда я открыл глаза. Она сидела за столиком напротив меня — молодая, трагичная и немного поношенная.

— С вами все в порядке? — обратилась ко мне она.

— Не исчезайте, леди, — попросил я. — Не превращайтесь в дым, не улетучивайтесь. И уходить тоже не надо. Просто посидите тут и дайте мне помолодеть хотя бы до девяноста лет.

Она чуть порозовела и нахмурилась.

— Мне показалось, что вам плохо, — произнесла она чопорные, стандартные и подходящие к ситуации слова, подобающие нормальному члену нынешнего общества.

— Конечно. А как насчет парня, с которым я пришел сюда? Куда он делся?

— Понятия не имею, о чем вы. Вы ни с кем не приходили… по крайней мере, я не видела. И…

— Сколько времени вы наблюдали за мной?

На этот раз она действительно залилась краской.

— Сама эта идея…

Я потянулся и взял ее руку, мягкую, как первое дыхание весны, нежную, как старое бренди, теплую, как родительская любовь. Мои пальцы, сомкнувшиеся на ней, показались мне когтями ястреба, сжимающего молодого цыпленка. И я разжал их.

— Давайте пропустим все ритуальные ответы, — сказал я. — Происходит что-то очень странное. Вы знаете это, и я тоже знаю, правильно?

Румянец исчез, она вдруг побледнела и вперилась в мое лицо, словно я знал секрет, который мог спасти ей жизнь.

— Вы… Вы знаете ? — прошептала она.

— Может, и нет, мисс, но сильно подозреваю.

Это было неправильное слово. Она тут же напряглась, губы сжались, словно в праведном гневе.

— Ну, это был всего лишь порыв христианского…

— Чушь, — сказал я. — Простите мою грубость, если это грубость. Вы сидите здесь, говорите со мной. Почему?

— Я уже сказала вам…

— Я помню. А теперь назовите настоящую причину.

Она внимательно осмотрела кончик моего носа, затем мочку левого уха и наконец уставилась мне в глаза.

— У меня… у меня был сон… — запинаясь, сказала она.

— Бар, — сказал я. — Захудалая забегаловка. Кабинка справа от двери, через которую вы вошли.

— Мой бог, — сказала она тоном человека, никогда не произносящего имя Божие всуе.

— И мой тоже, — сказал я. — Как вас зовут?

— Реджис. Мисс Реджис…

Она резко замолчала, будто сказала лишнее.

— Продолжайте, мисс Реджис.

— Во сне я была нужной, необходимой, — сказала она так, словно говорила сейчас не со мной, а с кем-то внутри себя, кому, возможно, раньше не уделяла большого внимания. — Я была важной персоной, но не в смысле звания или положения, а потому, что мне поручили нечто важное. У меня было задание, которое следовало выполнить, и чувство… уважения, что ли.