Артем Углов - Предел прочности. Книга вторая

Тем временем мать развивает тему и выясняется, что до института на электричках добираться не так уж и муторно. И многие так ездят, вон у сотрудницы с работы дочка третий год мотается и ничего, не переломилась. А мне, детине здоровому, и вовсе полезно будет.

Понимаю, что разговор принимает нежелательный оборот, поэтому срочно меняю тему:

- Мам, скажи, а ты когда-нибудь пела романсы, к примеру, в «Лунном сиянье»?

Мама смеется и треплет ежик коротких волос на моей голове:

- Откуда такой интерес к вокальным данным? Ты случаем не в певцы решил податься?

Из зала слышно фырканье. Вот ведь сколопендра вредная, сама ушла, теперь подслушивает.

- Какой из меня певец, ты же знаешь, я не любитель, - улыбаюсь в ответ.

- Да, не в отца, - кивает мать. – Тому только дай повод глотку подрать.

Был бы сейчас отец, непременно возразил, что в детстве пел в хоре, и даже в армии привлекался к самодеятельности. Помнится из рассказов, тенором его весь командный состав восхищался. Увы, но батя сегодня работал в ночную, поэтому возразить было некому.

Мать вздыхает и собирает грязную посуду со стола. Я порываюсь помочь, но она лишь произносит:

- Сиди уж, студент.

Хочется поправить – курсант, но вовремя закрываю рот, и остаюсь на месте.

За окном окончательно стемнело, сквозь деревья пробиваются огни дома напротив. Где-то там бегает здоровенный кот в своей зимней шубке. Ему сейчас хорошо: жара спала и можно вдоволь нагуляться, а если уж совсем повезет, найдет рыбную голову на ближайшей помойке. Вдалеке слышны пьяненькие голоса. Не иначе, сосед сверху получил аванс, нажрался сам и теперь поит целую ораву собутыльников. Опять до утра колобродить будут, а утром найду дядю Степу в обоссанных портках, на одном из лестничных пролетов, так и не сумевшего добраться до родной квартиры.

Поднимаю глаза и любуюсь чистым звездным небом - красота неимоверная. Странно, но вещи, которые раньше раздражали, теперь нисколечко не волновали. Может, потому что дома: рядом мамка копошится, делится новостями с работы, а за стеной сестренка смотрит телевизор и жует очередную шоколадку из утреннего гостинца. Не хватает отца, но он непременно придет завтра, пропитанный хорошо знакомым запахом металла. Уставший и довольный сядет со мною завтракать и непременно поинтересуется жизнью будущего студента.

Дома я, точно дома. Зря раньше боялся, что теряю ощущение чего-то родного. Пока живут здесь близкие мне люди, место это остается домом.

- А отец твой любил романсы, - долетает до слуха голос матери. – Помню, когда беременной ходила, он часто их напевал. Где-то прочитал, что это влияет на появление музыкального слуха у ребенка. Глупости, конечно. Ох, и наслушалась я тогда, - мама весело смеется. – А романс, про который ты говорил, любил особенно. Забавно у него выходил звук колокольчика.

Мама замолкает, слышен шум льющейся воды и перезвон посуды. Каждый из нас думает о своем: я о твари с говяжьем языком, которую «подцепил» в складках времени, мама… О чем были ее мысли, точно не знал, но судя по мечтательному взгляду – приятные сердцу воспоминания. Через пару минут она замурлыкала мелодию, где без труда угадывались знакомые нотки, даже перезвон того самого колокольчика.

Ближе ко сну завалился в маленькую комнату и растянулся на собственной кровати. Кажется, проспал на ней большую часть жизни. Вселенная, до чего же хорошо! Уж не знаю насчет нейронной сети, но нервная система точно восстановилась, всего-то за один день. Хотелось, конечно, на пляжи Латинии сгонять, увидеть знаменитые золотые пески и первый раз в жизни искупнуться в мировом океане. Да и чего греха таить, глазком глянуть на нудистские пляжи. Только одним, потому как по словам Герба добрую половину загорающих составляли пузатые мужики.

- А я шоколадки нашла.

О, вот и вредная сколопендра пожаловала, держит в руках коробочку со всякой ерундой. Если в ней внимательно покопаться, то помимо заколок и шпилек можно отыскать всяческую ерунду, вроде блесток, порванных бус, советских значков, пластмассовых звездочек и даже вкладышей от жвачки «Love is».

- Шваброй доставала? – интересуюсь я.

В ответ слышу презрительное фырканье. Понятно, что шваброй, чем же еще. Надо искать место для нового тайника.

- А чего ты мне гостинцы таскаешь?

Вопрос мелкой неожиданно ставит в тупик. Скажи мне кто пару месяцев назад (разумеется, по меркам 128 параллели), что буду этой вредине вкусняшки килограммами покупать, в лицо бы рассмеялся. А вот поди ж ты.

- Может, потому что сестра.

- И что? - Катюха снова фырчит. И где манер таких нахваталась? От подруг своих безбашенных?

- И то, - не выдерживаю. - Ты сестра, я тебя люблю. Это нормально - проявлять заботу о родных и близких. Или хочешь, чтобы до конца жизни тапочками в друг друга швырялись?

Мелкая странно замолкает, и какое-то время возится в своей драгоценной коробочке. Мне кажется, или она шмыгает носом?

- Эй, мелкая, все нормально?

- Дурак! – Катюха вскакивает с места и вихрем вылетает из комнаты, громко хлопнув дверью.

Из гостиной слышится недовольный мамин голос:

- Петр, сколько раз говорила, не обижай младшую сестру.

А сейчас-то что не так сделал?

На следующее утро Катька вела себя странно: на вопросы не отвечала и даже в сторону мою старалась не смотреть. Попытался настучать газетой по макушке для профилактики, но мелкая продолжала сидеть. Лишь втянула голову в плечи, не пытаясь убегать или защищаться. У меня руки опустились: одно дело учить жизни вредную сколопендру, другое – когда такая безропотность.

Ломал голову, но так и не нашел причины для столь резкой перемены в поведении. А перед самым отъездом Катька сама ко мне подошла. Сделала на редкость серьезное лицо и произнесла:

- У тебя все нормально?

- Вроде да, - пожимаю плечами. - С чего такие вопросы?

- Просто… просто ты странный в последнее время. И вещи такие говоришь, которые люди говорят… ну, когда это… случается плохое.

Вздыхаю, и грустно произношу:

- Не хотел расстраивать, но… мне всего пару дней осталось…

Вижу, как лицо сестренки вытягивается, а глаза становятся испуганно большими.

- … до последнего экзамена.

Болезненный удар прилетает в живот. Я аж охаю от неожиданности, а до ушей доносится привычное:

- Дурак!

И следом топот ног, хлопанье дверью.

- Больно же, - кричу запоздало в ответ.

Вот ведь сколопендра вредная! Забаррикадировалась в маленькой комнате, и теперь никакими посулами не вытащишь. Ан нет, вижу маленькую щель. И точно, на мгновение в проеме появляется Катька и зло выкрикивает:

- Все ты врешь, нисколечко не изменился!

- А я не говорил, что изменился.

- И гостинцев твоих мне больше не надо.