Лев Долгопольский - Прошедшие лабиринт [СИ]

Избавившись от муравьев, Валечка прислонилась к стене и принялась внимательно рассматривать оба полотенца, которые она все еще держала в руках. На первый взгляд, это были обыкновенные полотенца — одно бежевое, махровое, другое же — красное, даже скорее вишневое и почему-то плюшевое, оказалось на самом деле не полотенцем, а куском старой шторы, которую практичный завхоз порезал на тряпки. Но почему же муравьи, не особенно пугавшиеся бежевого махрового полотенца, кидались врассыпную от вишневого плюшевого? Недоумевая, откуда это у муравьев такая неприязнь к вишневому плюшу, Валечка вновь взялась за работу. Она выкинула объедки коржа, вымыла посуду и принялась готовить новый торт… не забыв сперва положить у дверей обрывок бывшей шторы.

Дни неслись, наполненные консультациями, зачетами, перезачетами, встречами и прогулками с Настей, но в пятницу Никита принес новые реактивы, и на все выходные Сергей опять засел в лаборатории. К вечеру воскресенья он уже прятал в сейф полную литровую банку брейнорина. Заветное вещество на этот раз получилось каким-то не таким. Цвет как будто тот же, спектрометр показывает нужные пики, но кристалликов среди бурой массы не было. Может быть, температура слегка сбилась? Но теперь Сергей был готов приступить к полномасштабным опытам с крысами — с контрольной группой, с подробной записью дозировки, в общем, по всем правилам. Нужно было только дождаться Антона, который так некстати уехал на свой симпозиум.

Тито каждое утро аккуратно напоминал Меренкову включить телевизор и смотрел все подряд до самого вечера. Как-то раз Настя принесла с собой книжку сказок и пыталась читать вслух, но крыса интереса не проявила. Зато, вернувшись домой в воскресенье вечером, Сергей застал своего жильца за разглядыванием справочника Глинки.

В понедельник опять случилось ЧП — вызывали санэпидемстанцию. На кафедре каким-то неведомым образом завелись муравьи. Сергей уже и сам видел их, когда работал в выходные, но тревогу подняла Валечка, которая опять волею злой судьбы осталась без экспериментального торта. Кондитерскую комнату залили всякой гадостью и вход опечатали на три дня. Настя, когда Сергей встретил ее вечером, весело посмеялась над злоключениями торта «Наполеон» и в свою очередь рассказала Сергею свою историю. Александра Владимировна, лаборантка из их отделения, говорила про свою соседку, Антониду, что та вдруг обнаружила у сына Генки целую коллекцию спичечных коробков, марок, диковинных монет. Больно взятый за ухо Генка сознался, что все эти марки, коробки и монеты он получил за споры: либо сам выигрывал, либо рассуждал чужие. Оказалось, что Генка безошибочно перечисляет африканские столицы и американские штаты и может часами шпарить именами футболистов, хоккеистов и космонавтов. Антонида, между прочим, уборщица, и ходит… угадай куда? Да к вам в институт. И еще сына часто с собой водила, чтобы тот впустую по улицам не болтался.

— Сына? Какого сына? — К удивлению Насти Сергей, обычно пропускавший ее болтовню мимо ушей, на сей раз отнесся к рассказу очень серьезно. — У которого голова в зеленке?

— Не знаю, — удивилась Настя. — Впрочем, может быть. Александра Владимировна говорила, что он недавно ветрянку перенес.

— Настенька! Это очень важно, — жарко заговорил Сергей, остановившись и схватив Настю за руку. — Где этот Генка живет? Ты можешь узнать? Мне очень, понимаешь, очень надо с ним поговорить…

— О чем? Он что-нибудь натворил в институте?

— Возможно…

Уборщица! Именно уборщица вспугнула его в то утро, когда сбежали крысы. И ведь почудился ему тогда какой-то мальчишка в пятнах зеленки, но Сергей тут же выкинул его из головы… Но если мальчишка был утром во вторник, он мог быть и утром в понедельник. И что, спер брейнорин? Зачем ему брейнорин? Бред какой-то… Да, но неожиданно проявившиеся способности…

Сергей задумчиво посмотрел на Настю. Он ничего не говорил ей про пропавший брейнорин — не потому, что хотел это скрыть, а просто как-то не до того было, он вообще старался поменьше говорить о работе. А если рассказывать о пропаже — то пришлось бы объяснять, откуда взялись две порции, специфические подробности… Сказать сейчас? А вдруг Настя обидится — зачем скрывал?

Все это время они сидели в скверике недалеко от автобусной остановки, чтобы ехать в Климовск, до автобуса оставалось еще минут двадцать, можно было бы поехать и на электричке, но автобус останавливался почти у самого дома, а торопиться им было особенно незачем. Настя прервала раздумья Сергея, неожиданно хлопнув себя по лбу:

— Ой, растяпа!

— Что такое?

— Забыла, сумку в общаге забыла!

— Да вот же она, — Сергей указал на изящную сумочку у нее в руках.

— Это не та. Придется возвращаться…

— А может, ну ее?

— Нет, там вещи кое-какие, мне надо… Черт, на автобус опоздаем, а следующий еще через сорок минут!

Сергей взглянул на Настины каблуки.

— Сиди здесь, я сбегаю. Сумка какая?

— Бежевая, клетчатая… Да ты знаешь. Там Зинка дома, она тебя пустит. Номер комнаты помнишь?

— Ну еще бы! 405!

Последние слова Сергей выкрикнул уже на бегу. Чтобы успеть на автобус, надо было торопиться. С тех пор, как они помирились, он еще не был у Насти в общежитии, но конечно, прекрасно помнил и этот переулок, и дырку в заборе, огораживающем непонятно что — с трех других сторон забора все равно не было, и тропинку через небольшой пустырь, а дальше третий дом от угла, четвертый этаж… Посреди пустыря Сергей остановился, как будто налетел на несуществующий забор. 405! Что же это? 405…

Это было в какое-то январское воскресенье, когда Сергей первый раз приехал к Тужикову домой за реактивами. Самым главным была, конечно, ди-фосфоро-мектолиевая кислота — все остальное можно было купить в магазинах химреактивов или даже раздобыть в институте. Никита выставил несколько банок, сверяясь со списком. Дефицитная кислота было оставлена «на сладкое». Сергей недоуменно повертел в руках довольно большую банку темного стекла с непонятной этикеткой:

— Что это? Номер какой-то…

— Да бери, не сомневайся, она это, она.

— А почему не подписана?

— Стратегическое сырье. — Приятель ухмыльнулся, и тут же нахмурился. — Подожди, так не пойдет. Не дай бог, попадется на глаза кому-нибудь понимающему… Значит, так, этикетку мы сейчас смоем, и наклеим что-нибудь другое. Все равно этот номер тебе ничего не скажет.

Сергей еще раз внимательно посмотрел на номер. Точно он сейчас его уже не помнил, там была какая-то буква, потом еще число, но в конце 405: он тогда еще остро переживал разлуку с Настей, едва две недели прошло, и номер ее комнаты, зеленой почему-то краской выведенный на белой двери, тут же встал перед глазами. 405!