Лев Долгопольский - Прошедшие лабиринт [СИ]

Антон понял, что Сергея он сегодня уже не дождется. Он присмотрелся к Шурочке: востроглазая, ее можно порасспрашивать, что тут творится… В ее холщовой торбе с портретом Демиса Руссоса Антон углядел уголок журнала «Кругозор». Та-а-а-ак… Надо брать на музыку…

Антон заговорил с ней о Руссосе, плавно перевел на «Аббу», и…

— Вы еще не заканчиваете? Пора, пора, переработки плохо влияют на цвет лица! А то у меня никого знакомых в Подольске, некому даже показать приличное молодежное кафе. А подходящая электричка только через два часа…

…Шурочка щебетала без умолку, ее даже расспрашивать не приходилось, и Антон услышал массу интересного про крыс, съевших рогалик, про муравьев, про странности в поведении этой противной Лидии Петровны и так далее. Слушал, мотал на ус и чувствовал, что все это как-то связано и с Сергеем, и с кристалликами, и вообще что-то тут не то.

В кафе с оригинальным названием «Юность» Антон заказал пирожные и кофе (жуткая бурда), сопровождая монологи Шурочки вялыми поддакиваниями и возгласами. За соседним столиком сидел респектабельный гражданин, что-то в нем смутно беспокоило Антона. Он сосредоточился и понял: галстук в ромбики, на нем заколка под нефрит. Ерунда какая-то… Шурочка тем временем перешла к злостным козням завкафедрой, запретившего женщинам ходить на работу в брючных костюмах, Антон ужасался, сочувствовал. Заноза все сидела в мозгу. Он опять покосился на соседний столик: там сидел патлатый парень в водолазке, никакого галстука на нем, конечно, не было и быть не могло… Странно, Антон был готов поклясться, что из-за столика никто не вставал!

Наконец пирожные были съедены, Антон проводил Шурочку до площади и попрощался. Пора было на электричку. Он зашагал к станции. В сгущающихся сумерках обшарпанные улицы приобрели несколько даже загадочный вид, параллельно шагающему Антону медленно двигались вишневого цвета «Жигули». Внезапно дверца машины отворилась, и водитель спросил:

— Подвезти?

На заднем сиденье угадывался еще один пассажир.

— Спасибо, мне недалеко, — ответил было Антон, но вдруг обнаружил себя уже в машине, которая резко прибавила ход.

Антон ехал неизвестно куда и удивлялся: меня похитили, а мне совсем и не страшно. Только спать хочется… Похитители не разговаривали и на вопросы не отвечали. Он стал клевать носом. Постепенно пейзаж за окном из подмосковного становился каким-то мексиканским, посреди красноватых дюн торчали огромные синие кактусы. Из-за кактуса вышла трехголовая крыса и протянула к нему лапу:

— Куда ты девал моих детушек? Почто опыты на безвинных крошках ставил?

Это вдруг оказалась уже не крыса, а усатый тюлень. Тюлень в пустыне? — глупо удивился Антон.

— Кто синтезировал брейнорин? — спросил тюлень, строго глядя сквозь очки.

— Вообще-то Сергей, — ответил Антон, — но он же растяпа, и крыс вот упустил…

— Не было никаких крыс! — рявкнул медведь (откуда взялся медведь? Из тюленя превратился?) и понес что-то непонятное.

— Не было так не было, — согласился Антон. Ему было все безразлично, только хотелось понять, почему кактусы переползают с места на место, и наконец он все-таки заснул. Последнее, что он слышал, был совсем непонятный диалог крысы и кактуса:

— Все, он больше не нужен, можно ликвидировать.

— Как… ликвидировать, мастер?

— Ну как… Без уголовщины, конечно. Но чтоб не мешался.

— Будет исполнено, мастер, сделаем. Болевой порог подойдет?

И голоса затихли в шуршании дюн.

Проснулся он в электричке, поискал глазами кактусы. Кактусов не было — обычный грязноватый подмосковный лесок. Было уже почти темно. Куда это я еду, вот ерунда, что это со мной было-то? Отравился, что ли? Кактусы, тюлени… Мухоморов вроде не жрал. Он вдруг испуганно проверил бумажник. Бумажник был на месте, но это был не его бумажник. В незнкомом стареньком бумажнике оказалось немного денег и помятый паспорт на имя Колотилова Герасима, русского, женатого. Что за чушь? Посмотрел прописку — город Рязань, улица Строительная, 16. Да ведь и пиджак-то не мой, вдруг понял он, это ж зипун какой-то. Что за ерунда?..

Поезд подкатил к станции. Это была Рязань. Все пассажиры потянулись к выходу. «Приехали, выходи, алкаш старый!» — рявкнул кто-то. Антон удивился: ну алкаш — ладно, зипун не смокинг, а почему старый? Но вышел, надо разузнать, когда ближайший на Москву…

Электричка на Москву шла только утром. Придется пересидеть на вокзальчике. Однако что за паспорт? Как он ко мне попал? Может, у него — мой паспорт, у Герасима этого… — со слабой надеждой подумал Антон.

— Скажите, Строительная далеко? — спросил он у технички, шуровавшей шваброй прямо по ногам.

— Два квартала вон туды! — тетка махнула рукой. Делать было нечего, и Антон пошел по адресу, означенному в паспорте.

Дом 16 являл собой обтерханное строение в подтеках прошлогодней грязи, на балконах висели тазы и санки. Возле забора тускло светил фонарь. Антон постучал, заготовив в уме смутную версию, что вот нашел, принес… но ничего этого произнести не успел. Из двери вывалилась нечесаная тетка в жутком халате и с руками в мыльной пене, и, увидев его, страшно заорала:

— Явился, скотина? Нашлялся, аспид? Опять зарплату пропил, гад, зенки твои бесстыжие!..

— Видите ли, тут какая-то ошибка, — начал он было, протягивая паспорт. — Я ехал в Москву, и, вероятно, мне стало плохо…

— Плохо тебе? — взревела тетка. — А мне хорошо? Что еще выдумал, в Москву ему! «Видите ли, вероятно»! Прошлым разом ты в Вологду собирался, Ломоносов обдерганный, с полдороги милиция сняла, а мне детей чем кормить? Ишь, синий весь!

Антон шарахнулся в тщетной попытке удалиться, но был втянут в помещение и от толчка в спину пролетел на середину комнаты. Обернувшись к своей обидчице, он еще успел увидеть летящую ему в лоб чугунную сковородку.

Антонов организм вспомнил юношеский разряд по боксу и попытался увернуться, но вышло это только отчасти. Все же Антон не пал немедленно бездыханным, а лишь уселся на пол с гудящей головой и зелеными кругами в глазах. Постепенно круги приобрели очертания бензольного кольца, а звон в ушах сложился в слово «дихлордифенилтрихлорметилметан», чему Антон несказанно радостно удивился. Из кольца высунулась физиономия Кекуле в сюртуке и шейном платке и взревела фальцетом: «на какие шиши пьешь, алкоголик, детЯм жрать нечего». Антон потряс головой, Кекуле исчез, тетка в халате осталась.

— Все-таки я хотел бы разъяс… — начал было Антон, но увидев выражение теткиного лица, озадачился. Слова были явно не те. В голове еще немного просветлело, и он нашел «те» слова и употребил их, ожидая, что вот тут-то ему и конец. Но тетка, заслышав понятное, неожиданно перестала яриться, утерла нос мыльной дланью и зарыдала в голос. Слезы оставили две бороздки в ее белопенных усах.