Дин Лейпек - Вероника Стейнбридж покидает зону безопасности [СИ]

– Ты справишься здесь? – спросила она. – Я могу попробовать успеть на последний трамвай.

– Конечно, – кивнул Тим. – Завтра все, как обычно? В двенадцать меня здесь нет?

Вероника на мгновение задумалась, а потом неопределенно махнула рукой:

– Я приду позже… может, в час… И мы что-нибудь придумаем, хорошо?

Он молчал пару секунд, а затем снова кивнул, очень медленно:

– Хорошо.

На следующий день Вероника приехала в два часа – по дороге в студию купила сыр, солнечные помидоры, свежий хлеб и хороший, дорогой чай. Когда она пришла, Тим сидел на диване с ноутбуком на коленях – очки приветственно блеснули, после чего в них снова отразился экран. Вероника разобрала продукты, в ванной переоделась в старый джемпер и перепачканные краской джинсы. Подошла к развернутым лицом к стене холстам, достала один из них, поставила на мольберт и тихо позвала:

– Тим.

Стекла блеснули.

– Это похоже на лес?

Он наклонил голову, слегка прищурившись. Улыбнулся.

– Вполне.

|14|

– Когда твои друзья снова придут? – Тим протягивает Веронике ее чай, та осторожно принимает горячую кружку, оставляя на ручке мазок ультрамарина.

– Не знаю, а что?

– Соскучился по общению с нормальными людьми, – усмехается уголком губ Тим.

– «Нормальными»?

Ее друзья – свободные художники, живущие в сквоте на окраине Зоны. Четверо из них – гетеросексуалы, одно это уже исключает их из тех, кого принято называть «нормальными». Да и сам факт отношений, вне зависимости от ориентации…

Впрочем, Тим ведь и сам не принимает суппрессивы. Но для него это… нормально.

Что еще там, за пределами Зоны – нормально?

– Почему ты нахмурилась? – стекла очков блестят, значит, сейчас Тим начнет задавать непонятные вопросы или давать непонятные ответы. – Считаешь это неправильным словом?

Вероника пожимает плечами. Это не первый раз, когда он пытается втянуть ее в дискуссию – но у нее нет никакого желания принимать такую игру. Он старше, он знает больше – о чем ей с ним спорить? С другой стороны, это она жила и выросла в Зоне – почему бы ему для разнообразия не спросить у нее что-нибудь?

– Во всем мире люди живут по-другому. Ты ведь это понимаешь, верно? – Тим не отстает, и по старой привычке Вероника чуть отодвигается вправо, к другому краю дивана. Она давно привыкла к нему – но именно в такие моменты вспоминает, почему это было так непросто.

– Люди везде живут по-разному, – спокойно замечает Вероника.

– Но нигде – так, как здесь, – возражает Тим.

– Так нигде больше нет и «чистых» детей, насколько я помню.

– Думаешь, это главное отличие?

– А разве нет?

– Нигде больше люди не живут однополыми парами. Не пытаясь завести семью. Или наладить друг с другом нормальные отношения.

Вероника хмурится.

– «Чистые» не могут иметь детей. И учеными доказано, что полный психологический комфорт достигается, когда человек живет с другом одного с ним пола.

– Принимает суппрессивы и ходит в группу поддержки, – кивает Тим.

– Суппрессивы помогают! – вспыхивает Вероника. – Благодаря им люди в Зоне не подвержены животным инстинктам и могут развиваться, как полноценные сознательные личности!

– Поэтому их не принимаешь? – он наклоняет голову, стекла отражают свет из окна студии. – Не хочешь быть полноценной сознательной личностью?

Вероника вскакивает с дивана, чудом не расплескав чай. Уходит на кухню – то ли чтобы сполоснуть кружку, то ли чтобы просто уйти. Хочется выбежать за дверь – но она еще не отмыла руки, не переоделась…

– Ника.

Она оборачивается.

– Ты безусловно полноценная и очень сознательная личность, – серьезно говорит Тим.

Она молчит. Потом заставляет себя улыбнуться и спрашивает:

– Может, еще и нормальная?

– Почти, – усмехается он.

|15|

Все началось с вина.

Так, во всяком случае, решила Вероника – надо же было хоть кого-то обвинить, кроме себя. А Тим совершенно точно был не при чем. Он вообще весь день не отрывал глаз от экрана ноутбука.

Почему-то она решила еще утром, что хочет мороженое и «шардоне». Быть может, дело было в солнце, нестерпимо ярком, с какой-то особенной яростью слепившем глаза все время, что Вероника ехала в трамвае. Системы климат-контроля справлялись с трудом – в вагоне было душно, воздух оседал на коже противной липкой влагой. Она снова сошла на остановку раньше – к счастью, на улице кондиционер работал нормально, вентиляторы по трубам прогоняли тепло из-под стекла наверх, к жаркому солнцу. Но Вероника все-таки зашла в магазинчик и купила фунт клубничного щербета и бутылку белого. Когда она пришла, Тим даже не поднял глаз – это означало, что он очень занят. Вероника ничего не сказала и тихонько прошмыгнула мимо, чтобы спрятать мороженое и вино в холодильник.

Пару часов спустя она поняла, что устала и больше не может работать. Спросила Тима, как насчет ланча. Он помотал головой, и она села перекусить в полном одиночестве за рабочим столом – диван был безнадежно занят молчаливой сосредоточенностью Тима. Вероника соскребала мороженое тонкими завитками и смотрела, как покрывается мелкими каплями холодный бок стакана с вином.

За окном Зона пылала раскаленной сталью небоскребов и расплавленными крышами жилых домов. Несколько раз Веронике хотелось сказать Тиму, как же там, наверное, жарко – там, за стеклом, где нет кондиционеров – но она молчала. Не стоило его отвлекать.

Вероника вернулась к мольберту с полным пониманием того, что нужно делать – вино слегка ударило в голову, не затуманив сознание, но подтолкнув мысли и руки в правильном направлении. Работа спорилась, Вероника писала быстрыми уверенными движениями – и, быть может, именно поэтому не успела заметить в нужный момент.

Хотя, впрочем, она давно знала – нужного момента не существует. Если оно началось, остановить уже не получится.

«Спокойно!» – мысленно прикрикнула на себя Вероника, сжав в пальцах кисть. – «Я же уже справилась однажды. Значит, могу и сейчас».

В прошлый раз, напомнила она самой себе, ты орала и разбрасывалась посудой. Думаешь, сможешь и сейчас?

Вероника беспомощно покосилась на Тима. Если бы его сейчас здесь не было, у нее был бы шанс. Можно было бы снова попробовать разбить стакан. Покричать. В конце концов, в шкатулке все еще лежали две таблетки «Спаркла» – если бы стало совсем плохо, она могла бы воспользоваться ими.

Но Тим был тут, целиком погруженный в работу, не замечающий ничего вокруг – не замечающий, что у нее внутри все рушится, умирает, пожирает само себя…

Наверное, она слишком долго на него смотрела – потому что стекла блеснули, и Тим поднял глаза. На мгновение пальцы замерли над клавиатурой – а затем ноутбук с закрытой крышкой упал на продавленные подушки дивана, а Тим навис над Вероникой.