Владимир Моисеев - Мудрецы и таз [СИ]

— Кофе.

— Почему-то я так и подумал. Многие фантасты пьют этот замечательный земной напиток. Наверное, они так будоражат свое воображение.

— Ага. Мне сейчас это не повредит.

Трофим кивнул и протянул пакетик с растворимым кофе.

— Плесни кипятка в кружку. А бутерброд я тебе сделаю после того, как твое воображение заработает.

Кофе действительно освежил меня, я почувствовал, как ко мне окончательно вернулись силы. Километров десять я бы теперь прошел без привала. Трофим намазал ломоть хлеба маслом, положил на него здоровенный кусок колбасы и протянул мне.

— Откуда ты берешь жратву? — спросил я.

Мне на самом деле было интересно понять это. По словам Трофима, мы бредем по тайге уже сорок три дня, откуда же у него относительно свежий хлеб и колбаса. А ведь есть еще сыр.

— Прекрасно, Полняев. А теперь удиви меня. Ты же фантаст, придумайте, как мне это удается?

— Инопланетные технологии, — сказал я первое, что пришло в голову, наверное, способность думать по-настоящему ко мне еще не вернулась.

Трофим рассмеялся.

— Ты знал ответ. Теперь будешь всю оставшуюся жизнь гадать, правильный ли он. И не рассиживайся. Сегодня нам предстоит пройти пятнадцать километров. По таежной пересеченной местности. И запомните: это не прогулка, а сложное испытание.

Я открываю глаза и оказывается, что я опять лежу на полянке в лесу, а рядом сидит инопланетянин Трофим, который держит меня за левое запястье двумя пальцами.

Но на этот раз я помню, что так происходит каждое утро, вот уже пятьдесят девятый день. Почему я решил, что день именно пятьдесят девятый, не знаю. Хорошо помню только два из них: двадцать девятый и сорок третий. Остальные кажутся каким-то лишенным времени кошмаром, слипшимся комком тяжелых воспоминаний о бессмысленных мучениях и в кровь стоптанных ногах. Если бы не живучий инопланетянин Трофим, я давно бы прекратил попытки пробиться к человеческому жилью. Каждый шаг давался мне с трудом и сопровождался проклятой ноющей болью. Правильнее было бы сказать: с чудовищным трудом.

Лес был глухой, неприступный, непростой и без того путь, то и дело загромождал бурелом. Но мы с Трофимом упрямо продвигались вперед, как будто нельзя было обойти завалы и выбрать путь легче. Странно, почему я не пытался протестовать. Почему-то это не приходило мне в голову. А ведь люди привыкли выбирать испытания попроще, но инопланетяне, видимо, не такие, невзгоды их только укрепляют. Я был вынужден соответствовать, не хотелось, что ИПы подумали, что люди не готовы сражаться за свою жизнь. Впрочем, Трофим подбадривал меня, и не позволял отчаяться и расплакаться. Мне было тяжело, но унижаться перед ИПом было стыдно.

Таежный поход, в который я был втянут по непонятной до сих пор причине, казался страшным сном. Я не мог ответить себе на вопрос: «Что я здесь делаю»? Мне казалось, что жизнь всегда проще придуманных историй. Жаль, что не на этот раз.

— Думаешь о том, каким ветром тебя сюда занесло? — неожиданно спросил Трофим.

— Угадал. Хочу понять, что я здесь делаю.

— Ответ прост: выживаешь.

— Так работает инстинкт любого живого существа. Разве вы, ИПы, лишены чувства самосохранения?

— Хороший вопрос. У нас с вами, землянами, очень много общего.

— Не верю.

— И вместе с тем, это так. Стремление к здоровой выгоде, например.

— Разве такая бывает?

— Конечно. Любое стремление или поступок живого существа (не обязательно разумного, любого) направлены на то, чтобы получить пользу. Как у вас говорится: не поешь, не поработаешь. А выгода — это высшая стадия пользы. С этим трудно спорить.

— Только выгоду мы, земляне, и вы, ИПы, понимаем по-разному.

— Ерунда, — возмутился Трофим. — Одинаково понимаем. Выгода — это когда после целенаправленных действий или переговоров (в нашем случае это особенно важно отметить) все вдруг становится слаще, больше и счастливее.

— Сразу для двух переговаривающихся сторон? — удивился я. — Так бывает?

— Обязательно. Это предмет конкретных переговоров. В истории людей (я учебники ваши почитывал) был такой показательный эпизод, когда европейцы обменивали стеклянные шарики на куски золота и потешались над тупыми туземцами, которые глупы и не понимают, что их обманывают. Но дело в том, что золота у туземцев было много, а стеклянных шариков не было совсем. Думаю, что туземцы тоже считали, что обманывают глупых белых людей.

— До поры до времени, — вырвалось у меня. — Пока злые люди не объяснили им, что они ошибаются.

— Все верно. Тут важно самоощущение. Переговоры должны быть свободными, без принуждения и обмана. В идеальном случае, договаривающиеся стороны смогут высказать свои сокровенные желания, а поскольку они почти наверняка не совпадут, обязательно придут к согласию.

— Мы получим стеклянные шарики, — разозлился я, — а вы куски золота.

— Неправильно, — тихо сказал Трофим. — Мы не способны влиять на ваши желания. Но исполнить их сможем.

— Мне это напоминает договор с дьяволом. Продажа души за никчемные вещи, которые мы вдруг пожелали. Но они обязательно превратятся в стеклянные шарики. О чем мы узнаем потом, когда с нас потребуют плату.

— Ничего бесплатного во Вселенной не бывает. Наша цивилизация любит творить добро, но глупцами никогда не были. О своей выгоде мы, понятное дело, не должны забывать.

— И ты, конечно, нас обманешь.

— К чему этот показной цинизм? — сказал Трофим возмущенно. — Договор наш будет взаимовыгодным, подписанным без принуждения. Но его выполнение будет обязательным. Сказать: мы передумали, нельзя будет.

— Какие же услуги ты потребуешь от нас? Природные ископаемые? Воду? Воздух? Озон?

— Нет. Пока речь может идти о вашем участии в наших научных программах, исследовании дальнего космоса, миротворческих операциях и евгенических проектах. Все, как вы любите.

— Подумать можно?

— Конечно. Обязательно подумай.

— Я подумал и отвечаю: «Нет»!

— Но почему?

— Считай это предчувствием.

— Как тебе не стыдно. Ты ведь фантаст, Полняев! Должен мечтать о светлом будущем. В кои-то века тебе предоставляется блестящая возможность реализовать свои фантазии. А ты струсил.

— Все равно нет.

— Но почему?

— Я тебя боюсь.

— Это можно исправить.

— Спасибо. Но со своим страхом я справлюсь сам.

— Значит ли это, что ты мне отказываешь?

— Именно так. Больше всего я хочу забыть о твоем существовании. И как только мы выберемся из тайги, я больше никогда к тебе не подойду на пушечный выстрел! Но и ты ко мне не подходи!

— Пусть будет так! — сказал Трофим.

Путешествие Полняева закончилось так же внезапно, как и началось. Оказалось, что он сидит в кабинете Павла Павловича со стаканом газировки в руке и тупо смотрит на картину Шишкина «Утро в сосновом бору», висящую на стене.