Леонид Пузин - Приговорённые к совершенству [СИ]

«Ага, они, пожалуй, так переварят, что тебе, Светочка, не поздоровится… впрочем, без Ольгиной помощи тебе не поздоровится в любом случае… что бы ты ни говорила, как бы ни умоляла. Ведь они же не просто маньяки, палачи и садисты — они же на государственной службе… стало быть, имеют полное моральное право получать кайф от мучений своих жертв… не говоря уже о праве юридическом, данном им свыше. Ведь когда подданные изначально виновны перед властями — нет жертв, а есть только преступники, нет палачей-садистов, а есть доблестны опричники и героические стражи самых гуманных в мире законов… н-да, людоедская логика, а работает безотказно Бог знает с каких времён! Нет, Светочка, без Олиной помощи ты ни за что не выкрутишься!»

Светины мысли по-прежнему не отличались весёлостью и оптимизмом, но, получив ободряющее телепатическое послание, она смогла посмотреть на свои злоключения как бы со стороны — ведь когда появляется хоть слабая надежда, светлеет самая беспросветная тьма. К тому же, прекратилась трансляция кошмарного диалога, и хоть в наступившей тишине вновь зазвучали еле слышимые стенания — они перестали производить на Свету прежнее угнетающее впечатление: в аду как в аду, вопли и зубовный скрежет — естественный фоновый аккомпанемент.

Относительно успокоившись, Света вдруг подумала о техническом оформлении преисподней: да, чуть слышные вопли, кровавый свет и, особенно, людоедские диалоги следователей производят впечатление — кто спорит. Особенно — поначалу. Но если попавший сюда бедолага в первые часы заточения не сойдёт с ума, он скоро разберётся, что инфернальное шумовое оформление — всего лишь фонограмма спектакля. Хотя… лично она поняла это уже через несколько минут после заключения в камеру, а всё равно чуть не умерла от страха! И умерла бы — без Ольгиного обнадёживающего послания. Или — сошла с ума. И уж совершенно точно — сделалась бы безвольной тряпкой. Нет, следует отдать должное садистам из органов — они понимают значение психической обработки. Чего стоит один только этот багровый свет! Глянешь на кисти рук — будто с них, как перчатки, содрали кожу! Ну гады, ну изверги, ну садисты! А этот их диалог? Кроме того, что пугают страшными пытками, говорят о подследственном не как о человеке, а как об объекте своих садистских утех! Ей Богу, будь у неё с собой портативная атомная бомба — рванула бы, не пожалев ни себя, ни своего будущего младенца, ни города, лишь бы уничтожить гнездо этих кошмарных извращенцев!

Поскольку атомной бомбы у Светы не было, то, утомлённая первыми ужасными впечатлениями, она заснула, а проснулась от звука звякнувшего железа — квадратик в полотне казавшейся глухой двери принял горизонтальное положение, из открывшегося окошка просунулись две алюминиевые тарелки и раздался отчётливый бесцветный голос: обед. Женщина взяла тарелки и пока три шажка несла их до столика, лязгнуло за спиной — окошко закрылось. После, любопытствуя, Света с трудом нашла чёрточку щели в сплошном железе дверного полотна — сработано на загляденье!

Тюремное меню не отличалось особенной изысканностью: в одной тарелке плескался жидкий, непонятно из чего сваренный супчик, в другой горбатился зловеще выглядящий при красном свете ком перловки, сдобренной ложкой подсолнечного масла и дополненный кусочком анемичной морской рыбы, кажется, минтая. И по калорийности, и по вкусовым качествам главную ценность этого обеда представляла двухсотграммовая пайка серого хлеба — к ней бы да кружку чаю! И, будто в ответ на это желание женщины, окошко в двери снова открылось, просунулась дымящаяся кружка и прозвучали предупредительные слова: осторожно, горячо. Света подхватила кружку бывшим, по счастью, не в сумочке, а в кармашке платья носовым платком и сказала «мерси» закрывшемуся окошку.

Конечно, пахнущий веником сладковатый кипяток чаем мог назвать только безнадёжный оптимист, но, чтобы запить вязкую перловку и со вкусом сжевать хлебную пайку — в самый раз. Грех жаловаться. На воле Свете случалось довольствоваться и более скудными трапезами. Особенно — в первый год после печально знаменитого Референдума, когда «суверенные» части распавшейся России насмерть перегрызлись между собой.

Пообедав, — позавтракав? поужинав? в глухой, наполненной багровым сумраком камере полностью пропадало ощущение времени — Света холодной водой сполоснула тарелки и кружку и, почувствовав позывы в животе, со смаком водрузилась на унитаз: подглядываете? Ну и хрен с вами, несчастные вуаеристы! Это самое безобидное из ваших извращений, и если вам доставляет удовольствие следить за испражняющейся женщиной — она не против. Лишь бы не мучили, не убивали, а удовлетворять своё нездоровое любопытство… это ваши проблемы! Ей лично — они до лампочки. Подсматривайте, фотографируйте хоть из унитаза — с неё не убудет. А что за ней следят скрытые телекамеры — в этом Света была уверена: в тюрьме человек не может быть без постоянного надзора, и если в двери нет архаического глазка, значит, технический прогресс дошёл и до инфернальных глубин. Разумеется, предположив, что один из телеобъективов встроен в унитаз, Света всего лишь съехидничала, но… не без оснований! Секретным службам о каждом человеке хочется знать всё, так что…

Поскольку в камере не было не то что туалетной бумаги, но и клочка газеты, Свете — по-восточному — пришлось совершить омовение под струйкой воды из расположенного над унитазом крана, что, по её непривычке к водным процедурам такого рода, не могло не представить пикантного зрелища для тайного соглядатая. Предполагая это, женщина демонстративно не торопилась — смотри, любуйся жалкий вуаерист! И нечего подхихикивать, что естественно — то не безобразно! Это не мне, а тебе должно быть стыдно!

Выиграв, по её мнению, это маленькое психологическое сражение, Света села на стул и задумалась: сколько её собираются мариновать, прежде чем отведут на допрос? И сколько она уже здесь находится? На второй вопрос ответил Светин желудок: женщина не была особенно голодна, когда ей принесли тюремный обед, значит, сидит здесь не дольше нескольких часов. Возможно, учитывая обстоятельства задержания и организованное в подземном узилище психическое давление — сутки: капитальное чувство голода, в отличие от эфемерного чувства времени, нельзя обманывать долго — в каком бы смятении ни была душа, желудок своё потребует. А вот на первый вопрос, сколько она ни ломала голову, Света не могла ответить: чёрт его знает, какими методиками руководствуются здешние садисты?.. По идее — должны бы промариновать её подольше, но… у извращенцев своя, нездоровая логика. И подыгрывать им, решая неразрешимую задачу, она, Света, не будет! Другое дело — попробовать связаться с Ольгой…