Кирилл Берендеев - Мир внутри

Напор стих, глаза потеплели, она заговорила спокойней и свободней. Наверное, все еще сильно любила. И – неожиданно – снова обо мне, будто переключившись:

– Выпросила внеплановый отпуск, так и добралась. Слава богу, распогодилось хоть немного, так и прорвались, старанием да молитвами…. Как ваши, сильно скучают?

– Да, скучают. Перезваниваемся, мои ждут старта. Я несколько раз выступал на пресс-конференциях, но что-то их не передают наши каналы, даже не поминают.

– Нисколько не странно. Как будто не понимаете, что космонавтика в России – это вы и все. Вас ведь отобрали для миссии. Отряд космонавтов закрыт, все распущены, остались лишь коммерческие и военные запуски.

– Я знаю, но надеюсь…

– На что? Вас сорвали, уж простите мою прямоту, только, чтоб доказать самим себе значимость России в мире. А о какой важности идет речь, если вы отгородились забором от всего мира, как СССР. Внутренние визы, согласования, разрешения. И вы почему-то ничему не возмущаетесь.

– Я родился в СССР и полжизни в нем прожил.

– Скажите, вам нравилось там? Или нравилось уже после развала, – я спросил, зачем она спрашивает, Танита юлить не стала. Да и зачем ей, для этого и пришла. – Я хочу помочь вам остаться здесь. Все знают, что вас больше не выпустят. Вашу семью взяли в заложники на время подготовки и полета, просто как большевики. Я не знаю, какие документы вы подписали, прежде чем покинуть страну, скажу, это все можно исправить. Я могу собирать подписи, я начну кампанию, я подниму Чарльза Болдена, пойду еще выше, если надо. Вы можете на меня положиться, вы можете сказать мне, все что считаете нужным. Я помогу вам во всем.

– Танита, это очень мило, но моя семья…

– Они не посмеют. Режим и так… да и что это за режим, если боится собственной тени.

– Дело не во власти, во мне.

– Дело в вашем сыне. Он не просто отыскал вас, не просто работает с вами, это не случайность.

– Я знаю, вашими молитвами.

– Оставьте это. Рой мне столько говорил о вас, при каждом звонке, в каждом письме. Знаете, вы именно такой, каковым он вас описывал. И отвечаете мне так же…, – на какое-то время установилась тишина, Танита продолжила: – Он сам стесняется своего поступка. Не решается рассказать обо всем. Он не просто нуждается в вас, он любит вас, да, вот таким, каков вы есть, вы для него поддержка и опора, вы главное, что он искал в жизни. Вы же знаете, как ему непросто было: отчим ушел, о господи, он ведь даже не знал, что этот человек отчим, вот ведь ужас-то. Все свалилось на маму, которая одна тащила… очень неприятно, когда о тебе думают дурно, а ведь думали. Считали, что она с Фрэнком не просто так, вся община думала, что у них роман, что… есть ведь грязные души, которые стремятся все оболгать, опорочить, сделать подобными себе всех, чтоб не выделяться. Гнусно это и мерзко, – я кивнул, пробормотал что-то в знак согласия, – И вот когда на таком фоне человек живет, конечно, он гнется. Счастье, Рой не из тех, кто ломается. Виту жалко, из-за этого она так быстро сгорела. Вы не представляете, как страшна была ее смерть, и слава богу, что не представляете. Когда уже ни морфий, ни что другое не помогает, когда боль проникает в каждую клетку, когда… мы с Роем месяц не отходили от больничной койки, только тогда она упокоилась по-настоящему. После такой муки ей одна дорога, в рай, какие бы ошибки в жизни ни случились, о которых мы не знаем, одна дорога, – повторила Танита с твердостью, против которой я даже не стал спорить.

– Я совсем ее не знал.

– Вита была очень хорошим человеком, добрым, мягким, отзывчивым,. Что бы ни говорили другие. Таких как она мало, но на них мир держится. Сколько бы ошибок она ни совершила прежде, но после переезда, после рождения Роя, наверное, стала совсем иным.

– Наши отношения, скорее всего, ошибка.

– С вашей стороны, может, и так. Но не с ее. Мне кажется, она любила вас, по-своему, может она ошиблась после, но… главное доказательство осталось с ней. Оно теперь и с вами.

– Я, правда, совсем не знал ее, – зачем-то повторил, не представляя, что еще можно сказать. Снова пауза.

– Плохо, что и сына не хотите знать, – тут же парировала она. – А он стремится к вам, он обрел новую цель и…

– Мне всегда казалось, вы его путеводная звезда.

– Мы любим друг друга. А вы родная кровь. Это совсем другое. И куда важнее сохранить найденное. Да, важнее. Вы его отец, хоть и не собираетесь признаваться даже себе. Я вижу. Но я люблю вашего сына, я хочу, чтоб он был счастлив, я все для этого делаю. Я прошу вас, останьтесь. Вы странный, вы непростой, но вы его отец. И он любит вас, хотя только мне и может в этом признаться.

– У меня семья, – прозвучало не слишком убедительно. – И потом, разве у вас не принято отправлять родителей в дом престарелых?

– Что? Какой-то бред. Это ваша пропаганда рассказывает? Или вы Голливуда насмотрелись? Видимо, и то, и другое. Говорю вам, как пред лицем, чушь это все. Вот моя семья, мы жили в Плимуте, я жила в обычной американской семье, помню свою прабабушку Нэлли, царствие ей небесное. Мы жили хоть тесно, да дружно, бывали склоки, но… мы же семья, что может быть важнее? Неужели вы думаете, я своего дедушку отправлю в богадельню потому, что у него проблемы с памятью и речью. Или бабушку, из-за рассеянного склероза. Они вырастили меня, воспитали, а я… да кто я, по-вашему, после этого?

Я молчал, не зная, что сказать. Танита перешла в наступление.

– Вы же не поступите так со своими родителями? Так зачем придумывать. Вы нужны сыну, и точка. У вас здесь семья, внучки. Вы их видели, сегодня вечером вы будете читать с ними книги.

– Вы читаете книги, – пошутить не получилось.

– Мы нормальные, не смотрите на так, будто у меня каинова печать на лбу, мы обычные граждане своей страны, не хуже и не лучше других, – я принялся извиняться, снова попытался шутить. Наконец, она улыбнулась. – Не удивляйтесь, трудности перевода, – наконец, произнесла Танита. – Мы разные, это нормально.

– А я атеист.

– И это бывает. У нас их очень мало, зато предводитель известный. Вы ведь наверняка читали «Бог как иллюзия» Ричарда Докинза.

– По мне пустопорожняя беседа с самим собой.

– Значит, вы не безнадежны, – разговор вышел на финишную прямую, вскоре Танита ушла. И как и обещала, пригласила вечером почитать девочкам, перед отправкой в гостиницу на оставшееся до экзаменов время. Их будет два, финальный за неделю до старта. Вся процедура громоздка и странна, но руководству очень хотелось и соблюсти традиции и. чего там, показать обществу, сколь хорош первый экипаж.

Странно, мне стало как-то не по себе, когда зашел Рой и пригласил в номер. Нет у меня опыта общения с детьми, вот, несмотря на семью. Папа либо готовился к полету, либо работал в КБ, либо занимался чем-то важным. Дочь смотрела на меня сверху вниз, и ждала, все время ждала снисхождения вниманием.