Ника Ракитина - Дракон для жениха [СИ]

— Приходилось.

— Он очень красиво цветет, верно? Выращивать же его весьма прибыльно; отец Фатимы, как и многие его соплеменники, сделал на нем состояние.

Парадокс, однако, в том, что львиная доля «опиумного» золота идет на вооружение людей, охраняющих эти плантации. Но этим южным варварам, кажется, добрая драка дороже любого золота.

— Некоторым нашим господам тоже, — заметил пан Иохан. Он слушал и мрачнел все сильнее; если его догадки были верны и князь, о котором толковал Фрез, был тот самый, то выходило… да ничего доброго не выходило.

— Верно, но не о том речь. В общем, гонялись мы за тем князьком по всему ущелью, очень уж надоел — да и не нам одним. Кто-то из наших нас опередил: устроили засаду, покрошили всю банду. Рубка, думается мне, была жаркая, даже обидно, что вовремя не подоспели. Когда мы подъехали, то нашли только сваленные горой трупы, причем два-три безголовые: как видно, головы увезли с собой, чтобы предъявить начальству… Что вы так на меня смотрите?

— Как звали князя?

— Мар о , — медленно выговорил Фрез. — Э, да не ваши ли то люди лишили нас удовольствия поквитаться с этим подонком?

— Мои, — ответил пан Иохан и снова склонился над веревками. — Только никакого удовольствия в том не было… Одно мне неясно: откуда Фатима узнала, что я там был?

— Это просто: какой-нибудь мерзавец улизнул от вас и рассказал ей. А быть может, она сама была где-нибудь неподалеку и все видела. Впрочем, не думаю, чтобы она только наблюдала и не попробовала вмешаться.

— А рассказать ей никто не мог, ибо живым оттуда никто не ушел.

— Отчего вы в этом так уверены? В щели меж камней мы наткнулись на мальчишку, он был жив, хотя и ранен. Видно, в пылу боя он забился в щель и потерял сознание; после его не заметили либо сочли за мертвого. Могли быть и другие.

— Пожалуй. Но что же Фатима?

— Терпение, барон. Мальчишку мы допросили, он был так напуган, что не упорствовал в молчании и почти сразу согласился показать дорогу к замку.

Нам того и надо было; следовало выжечь это осиное гнездо дотла, чтобы и памяти о нем не осталось.

— Выжгли?

— Само собой. Пришлось, правда, немного пострелять; в замке засели остатки шайки во главе с младшим княжеским сынком; там же были и женщины.

— Их тоже убили?

— Им предложили сдаться, но они только смеялись над нашими солдатами и оскорбляли их. Кроме того, у каждой из этих диких кошек имеется кинжал, а то и не один, и управляются они с оружием не хуже мужчин; это не наши барышни, которые за всю жизнь не берут в руки ничего опаснее вязальных спиц. Так что участь их была незавидна.

— Как же Фатиме удалось уцелеть?

— Благодаря моему вмешательству, — просто, нисколько не рисуясь, сказал Фрез. — Она, как вы, быть может, заметили, весьма хороша собою, а тогда была еще лучше — молодость и красота южных женщин проходят очень быстро, — и ее готовились пустить по кругу… простите за столь неприглядные подробности, барон, но что было, то было. Разумеется, сперва ее избили до потери сознания, иначе она не позволила бы над собою глумиться.

Участь Фатимы была бы весьма незавидна, но пришел я и помешал веселью. Я забрал ее с собой и не велел никому ее касаться… кроме нашего медика.

Сперва, когда наша красавица немного оправилась, она без устали проклинала меня за то, что я не позволил ей умереть вместе с ее семьей; она называла меня убийцей и, вероятно, ненавидела не меньше, чем ненавидит теперь вас, барон. Бесконечно сетовала она на то, что я не дал ей умереть; как-то раз даже украла у меня кинжал и пыталась зарезаться; но после она приутихла, призадумалась и, вероятно, сообразила, что, оставшись жива, получила возможность отмстить за погибших братьев и отца. Постепенно это странное создание даже почувствовало ко мне что-то вроде благодарности; она доверилась мне настолько, что просила меня разузнать, кто именно повинен в гибели ее семейства. Разумеется, я не собирался помогать ей в осуществлении планов мести, ибо полагал, что негодяи получили по заслугам… Итак, я возил Фатиму с собой, как трофей; а когда вернулся в столицу, вынужден был решать, как быть с ней дальше. Поселить ее в своем доме я не мог, и потому пришлось поручить ее заботам знакомых цыган. Так было и ей лучше; в четырех стенах, взаперти, она бы скоро зачахла. Я думал, что пути наши наконец разошлись — поверьте, неудобств своим присутствием эта девица доставляла немало, — но, вероятно, Фатима все-таки сочла себя обязанной мне, и потому время от времени появлялась на горизонте. Вот и вся история.

— А разбойники?

— Разбойники — совсем другая песня, — чеканно проговорил Фрез. — Я не собираюсь сообщать вам в подробностях всю свою биографию, барон. Если я и поведал вам историю Фатимы, то потому лишь, что она в какой-то мере вас касается. И точка.

— Хорошо, покончим с этим, — согласился пан Иохан. — Еще один только вопрос касательно Фатимы… позволите?

— Слушаю.

— Вам никогда не приходило в голову, что Фатима сама замешана в торговле опиумом?

— Скажу вам более: я уверен , что замешана.

— Отчего же тогда вы не передали ее в руки правосудия?

— Оттого, что не затем я отнял ее у одних палачей, чтобы отдать на растерзание другим. Такой мотив вам понятен?

Пан Иохан согласно промолчал, однако ж подумал про себя: быть может — и вполне вероятно, — что Фрез и сам давно уже не в ладах с законом. Такие связи, которые существуют между ним и разбойниками, повинующимися его слову, не создаются в один день.

— Вот и все, — сказал Фрез, приподымая связанную из кусков веревку, и внимательно оглядел ее, причем лицо его не выразило ни удовольствия, ни огорчения, оставшись совершенно бесстрастным. — Не знаю, достанет ли этого. Придется рискнуть.

— Скоро начнет смеркаться, — тихо сказал пан Иохан и снова поглядел на солнце. — Успеем ли?

— Успеем, по меньшей мере, испытать веревку. Спуск отложим до утра; дамам не помешает отдых. И вам тоже, — добавил Фрез, бросив мимолетный взгляд на окровавленные тряпки на плече барона.

— Нам всем отдых не повредит.

— Но сперва, пока светло, я разведаю путь.

— Почему вы?

— Не задавайте глупых вопросов, барон, — посоветовал Фрез. Сняв куртку, он обвязал вокруг пояса один конец веревки, и стал искать, куда бы закрепить второй. — Кстати, наденьте мою куртку. Боюсь, вы своим неприличным видом смущаете барышень.

Поколебавшись, пан Иохан все же последовал этой рекомендации.

Неопределенность чувств по отношению к Фрезу начинала его беспокоить: он не хотел быть ничем обязанным этому человеку, поскольку всерьез намеревался драться с ним в не очень отдаленном будущем, и одновременно, черт возьми, граф становился ему, пожалуй, все более симпатичен.