Джеймс Роллинс - Алтарь Эдема [litres]

– Суеверные деревенские жители прятали детей, считая, что их земли прокляты. Эта уверенность только укрепилась, когда сходные генетические аномалии проявились у деревенских коз и верблюдов. Мало-помалу весть об этом разошлась, особенно когда взрослые жители начали болеть, страдая от странной горячки, вызывавшей у них сверхчувствительность к свету и звуку.

Лорна вспомнила, как Малик описывал токсичный белок.

– Меня вызвали провести расследование. Проведя анализы ДНК, я обнаружил, что у всех детей наблюдается хромосомный дефект.

– Лишняя хромосома.

– Совершенно верно. Но не хромосома. Это был агрессор. Вирус, впрыскивавший собственную ДНК в ядра клеток и селившийся там.

Лорна наконец села. На сей раз комната почти не кружилась. Тошнота тоже быстро шла на убыль, хотя ниже поясницы запульсировала щемящая боль – скорее всего, исходящая от ее взбудораженных лекарствами яичников.

– Вирус? – переспросила она.

– Совершенно верно. И насколько мы можем судить о его эволюционном происхождении, с ним уже сталкивались.

В доказательство Малик пустился в описание того, что остатки этого кода до сих пор существуют в нашей ДНК, погребенные, пребывающие в спячке как всего-навсего фрагмент мусорной ДНК.

– Фактически эта архаичная инфекция могла послужить причиной присутствия некоторого количества кристаллов магнетита в мозгах животных всех видов. Будто осколки зеркала, засевшие у нас в головах этаким напоминанием о предыдущей встрече тысячелетия назад.

– Но эти селяне, – продолжал Малик, – подверглись экспозиции вновь вместе со своим скотом, когда рыли новый колодец, куда более глубокий, чем прежде, из-за засухи, затянувшейся на десятилетие. И когда вода пошла, они быстро заразились сами и заразили этим вирусом скотину.

– И этот вирус вставил свою ДНК, – догадалась она, – распространяясь по их клеткам.

– Похоже, он концентрировался в самых активных клетках. Лимфоузлах, клетках желудочно-кишечного тракта, костном мозге. Но притом и в половых клетках яичников и семенников.

– И тем самым передавал свою ДНК их потомкам.

– В точности так. Но в клетках взрослых животных он оставался латентным, неактивным. Включился он только в оплодотворенных яйцеклетках. Этот вирус начинает экспрессировать себя с ростом эмбриона, меняя архитектуру мозга под свои нужды. В раннем периоде эмбрионального развития он запускает образование в мозгу этих магнетитовых отложений, а затем выращивает их фрактальным манером в тандеме с развивающимся мозгом.

Лорна снова представила это фрактальное дерево, раскидывающее ветви вовне.

– Вирусная ДНК также продолжает производить белки по мере роста потомства. Мы полагаем, что белок действует как нейростимулятор, по сути поддерживая нейроны в более возбужденном состоянии, генерируя дополнительную энергию для питания и поддержания функционирования этой фрактальной антенны. Но тот же самый белок убивает тех, кто не обладает достаточной неврологической емкостью, чтобы совладать с ним, тех, кто не располагает этой магнитной архитектурой в своих мозгах. Настоящее иезуитство, если вдуматься.

– Что вы хотите сказать? – осведомилась Лорна.

– Быть может, эта смертоносная особенность заодно служит эволюционным преимуществом. Средством, помогающим новому поколению ликвидировать старое.

От этой возможности Лорну мороз продрал по коже.

– Так или иначе, – сказал Малик, – нам известно и о другом эффекте этих белков. Мы изучили под электронным микроскопом остальную часть ДНК носителей. В частности, участок нашей мусорной ДНК, соответствующий генетическому коду этого вируса. Этот участок оказался разрыхленным и разгруппированным, что означает активную транскрипцию и трансляцию.

– А это еще что означает? – наморщил лоб Беннетт.

Лорна знала ответ. Желудок у нее подкатывал под горло, но на этот раз не от впрыснутой химии.

– Такой вид означает, что архаичный участок ДНК снова стал активен, – растолковал Малик. – Иначе говоря, бывший мусор больше не мусор.

– Как такое может быть? – с напором спросила Лорна.

– Я мог бы углубиться в детали на предмет информационной РНК, ревертазы, но довольно будет сказать, что эти белки стимулировали и пробудили эту архаичную ДНК. Полагаю, что пробуждение этого древнего кода – одна из причин того, что животные оказались генетически отброшены в прошлое. То есть, включив ДНК, содержавшуюся в геноме на протяжении тысячелетий, они также каким-то образом вытащили на свет генетическое прошлое каждого животного, вновь пробудив эволюционные черты, запертые в этой мусорной ДНК на тысячелетия.

– Будто своего рода генетический обмен, – заметила Лорна.

Малик посмотрел на нее, наморщив лоб, но не понял.

– Вирус запускает неврологический скачок вперед, – растолковала она, – но для уравновешивания заодно добавляет соответствующий эволюционный скачок назад.

Брови Малика полезли на лоб.

– Никогда не смотрел на это в таком разрезе, – кивнул Беннетт. – Хассан, может, вы и были правы насчет доктора Полк. Она может внести в нашу проблему свежий взгляд.

– Согласен.

Оба повернулись к ней.

– Если вы достаточно оправились, чтобы идти, – сказал Беннетт, – самое время вам по-настоящему вкусить Эдема. И змея, вводящего нас во грех.

Лорна последовала за Маликом обратно в его кабинет. Колени подгибались на каждом шагу, и спустившись со смотрового стола, она едва не упала ничком. Подхватив ее, Беннетт предложил Лорне руку. Как ни противно ей было принимать предложение, но иного выбора, кроме носилок, у нее не оставалось.

Зато движение хотя бы помогло прояснить голову.

Пока они добрались до письменного стола Малика, Лорна оправилась уже настолько, что смогла отпустить руку Беннетта и дойти до стула самостоятельно. Жгучая боль в пояснице тоже утихла до тупой пульсации. Едва Лорна опустилась на сиденье, как Малик взял ПДУ и нацелил его на стену экранов.

– Это трансляция в реальном времени с камеры высокого разрешения из естественной среды обитания, которую мы устроили на соседнем острове. Заповедник животных связан с нашим островом сухопутным перешейком, но мы установили между обоими островами электрическую изгородь и выставили круглосуточные дозоры. Другой остров – идеальный испытательный полигон для оценки того, как этот новый интеллект проявляет себя в обстановке реального мира.

Центральный плазменный монитор осветился. Изумительная четкость изображения создавала впечатление, что глядишь через окно в другой мир – да в каком-то смысле так оно и было. Открылся вид на поляну в первобытном лесу. По периметру ее выстроились грубые, крытые пальмовыми листьями хижины, а в центре рдело углями кострище.