Альсан Каримова - Моя 9-я жизнь

Луна качалась и грозилась спикировать вниз, земля под ногами дрожала, воздух сгущался в душное марево… Профессор подхватил меня, не дав упасть, и усадил в машину.

― Я вам не верю! ― всхлипнула я.

«Это хуже, чем кошмар! Как бы я хотела проснуться сейчас!»

Профессор достал из кармана платок и принялся вытирать мне лицо:

― Не плачь, всё будет хорошо!

«Не плачь…» в последний раз я слышала эту фразу никак не менее пятнадцати лет назад ― я ведь ещё в раннем детстве поклялась никому не показывать своих слёз. И все эти годы доблестно исполняла клятву. Надо взять себя в руки!»

― Всё в порядке, спасибо!

― Ну вот и хорошо, ― облегчённо вздохнул Шиманский, ― умница!

― Как видите, я пришла в себя, Пётр Павлович, так что можете начинать свой рассказ.

― Мила, пожалей меня ― я уже не в том возрасте, чтобы управлять машиной и вести сложные беседы одновременно.

― Скажите хотя бы, куда мы едем?

― Для начала ― в Латвию, а там уж будет видно.

― А как же мама?

― Она в курсе.

― В курсе чего?! И от кого мы бежим?

― Позже, Мила! Всё объясню позже!

― Мама в безопасности?

― В полной безопасности! Ну неужели ты думаешь, что я бы бросил её в беде?!

― Твоей маме ничто не угрожает, Мила, клянусь! ― снова заверил Шиманский, прочитав сомнение в моём взгляде.

Он захлопнул пассажирскую дверцу и уселся на водительское место. Взревел мотор.

Фонари скоростной трассы сменились лесной полосой. «Интересно, где мы сейчас?» Я откинулась на спинку кресла. Голова раскалывалась от боли и нещадно кружилась, дурнота напоминала о себе неприятными волнами, воздух обжигал. «Похоже, там, на набережной, меня усыпили какой-то дрянью вроде эфира…»

― Поспи, ― посоветовал профессор. ― Приляг и закрой глаза.

― Не хочу спать!

― Может, хочешь пить? У меня есть минералка…

― Нет! Чем меня усыпили? Там, на набережной? Эфиром, что ли?

― Да, ты угадала! Метод старинный, но действенный.

― Так это ваших рук дело?!

― Моих.

― Зачем?!

― Чтобы увезти.

― А кто стрелял?.. ― мой голос сорвался на хрип ― такой жуткой показалась эта догадка…

― Поспи, тебе нужен отдых!

― Кто стрелял?! ― теперь мои голосовые связки выдали истеричный визг. ― Пётр Павлович, умоляю, скажите, что это были не вы!

― Ну что ты, детка! ― успокоил он. ― Разве я похож на убийцу?

― От кого мы бежим? ― я готова была снова разрыдаться.

― Есть одна непростая тайна, ― вздохнул профессор. ― Но, чтобы узнать её, тебе нужно отдохнуть и успокоиться ― нужно здравое восприятие действительности.

Так крёстный, видимо, намекнул, что я немного не в себе… Что же, конечно, он был прав. Реальность ускользала от меня, вертелась непонятным калейдоскопом, вставала с ног на голову и вела обратные отсчёты. Но спать я отказывалась категорически. И тогда профессор, будучи неплохим психологом, пообещал, что, если я сейчас усну, то по пробуждении этот ужасный абсурд закончится, всё прояснится, а недавнее минувшее покажется лишь страшным сном. Я охотно поверила и послушно улеглась на заднем сиденье.

― Пётр Павлович, ― сказала я, прежде чем закрыть глаза, ― вы ведь вызвали скорую Владу?

― Спи, детка, спи!

«Влад… Неужели я больше никогда не увижу тебя? Не коснусь нежной руки, не услышу божественного голоса… никогда больше… Нет, он не может умереть! Мне всё это снится! Сейчас надо плотнее закрыть глаза и лежать, не двигаясь, а проснусь я уже в собственной постели, как обычно ― от пронзительного звона будильника, проснусь и пойму, что видела один из самых жутких кошмаров!»

Двигатель мерно урчал, слегка подрагивая, фары встречных машин освещали салон мимолётными вспышками. Спасаясь от вездесущего кожаного запаха, я уткнулась носом в собственный рукав и зажмурилась крепче. Приглушённый рык мотора, шорох вылетавшего из-под колёс гравия, тяжёлые профессорские вздохи ― всё постепенно стихало.

Набережная была пуста, фонари отражались в воде, ветер напевал колыбельную, и зеленоглазый ангел улыбался мне. Я потянулась к нему, но коснуться не успела. Влад исчез, как и подобает виденью. А передо мной пролегла узенькая прямая аллейка, вёдшая к какому-то загородному дому. Я зябла в своём лёгком платье, торопилась к незнакомой двери, изо всех сил пытаясь ускорить шаг, но дурацкие неудобные шпильки то и дело подворачивались, замедляя движение. Наконец-то я забралась на невысокое крыльцо и вошла в дом. Меня встретила просторная комната, погружённая в полумрак. Разожжённый камин пускал тени на стене в неровный пляс, деревянная лестница, прилепленная сбоку, уходила на второй этаж. Из мебели тут были лишь диван, пара кресел да большой круглый стол с четырьмя стульями. В тёмные окна стучались дождевые капли.

― Влад! ― позвала я. ― Где ты?

И проснулась от звука собственного голоса. Всё было по-прежнему: несносно пахли кожей новые сиденья, урчал мотор, и фары Мерседеса едва поспевали освещать незнакомую грунтовку.

― Не-е-ет! ― я накрыла голову обеими руками. ― Не может быть, не может, не может! Пожалуйста, Господи, дай мне проснуться!

― Мила, что с тобой?

― Это сон! Это просто кошмар! Такого не может быть на самом деле! Я сейчас проснусь, сейчас проснусь!..

― Ты уже проснулась, детка! ― сказал профессор. ― Ты проспала три часа кряду, и это здорово!

― Три часа? ― не поверила я.

― Угу!

― Где мы?

― Латвийскую границу пересекли. Но едем окольными дорогами, так что путь займёт ещё много времени.

― Почему?

― Что ― почему?

― Почему окольными дорогами?

― Потому что номера моей машины много кому известны. А ещё, кажется, колесо прохудилось ― пришлось сбавить скорость… Надо поменять, пока не поздно!

С этими словами профессор выжал тормоз и вышел из машины. Я последовала за ним, хотела предложить свою помощь, но Шиманский отмахнулся:

― Дело плёвое!

«Плёвым» делом оказалась почти до нуля спущенная шина. Понятно ― профессор готов ехать на ободе, лишь бы не будить крестницу!

Мы были одни на этой забытой богом грунтовке, пролегшей посреди ночного леса, полного звуков и шорохов, и мне стало казаться, что оттуда, из тёмной прохлады чащи, кто-то зовёт по имени…

― Ты куда направилась?! ― окликнул профессор строго, и я поняла, что направилась в лес…

― Никуда! ― пожала я плечами, демонстративно усаживаясь на обочине. Вообще, обычно я так не делаю ― не сижу на голой земле, но сейчас привычкам можно было и изменить.

Шиманский окинул меня настороженным взглядом.

― Всё хорошо, Пётр Павлович! ― я попыталась улыбнуться. ― Может, мне всё-таки помочь вам?

― Нет, не надо! ― профессор снова занялся колесом.

А я уставилась на тёмные деревья, шелестевшие моё имя. А потом лёгкий ветерок пронёсся над кронами, и лес вздохнул: «Увы!"… Лишь недавно я тонула в изумрудном взгляде, касалась тёплой руки, слушала колдовской голос, любовалась красивой улыбкой… А теперь Влада нет на этой планете. Он больше не дышит этим воздухом, не видит этой ночи, не чувствует её свежести, не слышит пенья птиц, проснувшихся задолго до восхода солнца. Теперь он ― лишь мои воспоминания. Моё прошлое, всего лишь эпизод. Короткий эпизод из жизни, вдруг осиротевшей, внезапно ставшей одинокой и безликой.