Альсан Каримова - Моя 9-я жизнь

― Если только не станет причиной смерти сам, ― уточнила я.

― Да. Это тоже верно. Однако, ты и впрямь очень бледна… Ты здорова?

― Вы сломали мне ребро, Матеуш, не знаю, как по отчеству.

― Не может быть!

Я невольно отпрянула ― собеседник, лишь мгновение назад восседавший в другом конце комнаты, вдруг возник передо мной. Он принялся ощупывать мои бока, надавил на сломанное ребро, за что получил весьма невежливый толчок в грудь, и, ничуть не смутившись такому моему обращению, виновато покачал головой:

― И верно! Два ребра сломаны. Прости меня, Миланта! Я сделал это неумышленно! ― странная манера разговора была у этого Матеуша ― любая фраза, даже произнесённая вполне серьёзно, звучала как насмешка.

― Просто: сила есть ― ума не надо! ― фыркнул профессор.

― Увы, я не обладаю талантами несчастного Влада, иначе немедленно бы тебя исцелил! ― заверил Матеуш, не обращая внимания на профессорский сарказм.

― А Влад умеет исцелять? ― изумилась я.

― Да. Умел. Но теперь он уже больше ничего не умеет. Благодаря твоему крёстному, целителя-Влада больше нет.

― Заткнитесь! ― такого я сама от себя не ожидала ― я и не думала, что мой голос может звучать так агрессивно, и, честное слово ― я едва не вцепилась ногтями в это матовое лицо!

― Ладно, ― Матеуш, видимо, угадав мои мысли, отступил на шаг. ― Тебе бы следовало прилечь…

― А вам бы следовало отойти от меня на безопасное расстояние! ― нет, это не я произносила ― эта какая-то внутренняя змеюка проснулась во мне и зашипела.

В следующий миг Матеуш уже сидел на своём прежнем месте, не сводя с меня восхищённого взгляда.

― Ты только глянь, Пётр, ― обратился он к профессору, ― до чего она прекрасна! Трудно даже представить, какими станут эти и без того яркие глаза! Клянусь: после… Как ты там назвала, дорогая? Модификация? Сложное слово! И не очень-то благозвучное, надо заметить. Мне больше нравится ― превращение. Так вот, Миланта, ты и сейчас сравнима с юной богиней, а после превращения твоей красоте не будет равных!

― Не впечатляет меня сия перспектива! ― сказала я, пытаясь вернуть голосу хладность.

― А зря.

― Довольно, ― вздохнул профессор. ― Что ты намерен делать теперь, Матеуш? Убьёшь меня?

― Ну что ты, ― протянул тот задушевно, ― зачем мне тебя убивать, Петенька? Разве я похож на душегуба?

― Но, пока я жив, Миланты тебе не видать! ― напомнил Шиманский.

― Да-да, это я уже слышал, ― отмахнулся Матеуш. ― Уговорил ― я подумаю!

И он театрально сдвинул брови, склонил голову и подпёр подбородок тыльной стороной ладони ― как «мыслитель». Мы с Шиманским терпеливо ждали, пока этому комедианту наскучит кривляться. Мне было любопытно наблюдать за его телом ― безупречное в своей гармонии, с изысканной кошачьей пластикой, с изящными манерами, но было ясно как день божий ― это существо гораздо сильнее и ловче всех легкоатлетов вместе взятых, и от него не сбежать… И мы полностью зависимы от его прихоти. Впрочем, бежать и не хотелось ― слишком трудно было постигнуть произошедшее и принять тот факт, что мой крёстный ― убийца. И убил он не кого-нибудь, а моего любимого. И абсолютно не важно, что тем самым он пытался защитить меня! Нет, это было слишком тяжёлой ношей для моего сознания, так что я даже радовалась, что Матеуш здесь, и что скоро наступит конец.

Матеуш вдруг встрепенулся, посерьёзнел, и в следующую секунду нарисовался у окна. Распахнув оконную раму и бросив короткий взгляд в темноту, он метнулся к входной двери.

― У нас негаданные гости, ― пояснил он с прежним беззаботством, открывая дверь.

Пару секунд ничего не происходило, только свежий ветерок врывался в комнату и гулял по занавескам, а потом я различила чьи-то уверенные шаги, и вскоре весь дверной проём загородило собою ожившее древнегреческое изваяние… «Гостю», чтобы войти внутрь, пришлось слегка пригнуться ― он был высоченный, широкоплечий, белокурый и загорелый, с бирюзовыми глазами, с правильным носом, с пухлыми губами и идеальным овалом лица, ― словом, Аполлон Бельведерский.

― Вечер добрый! ― прокатился под потолком его бас. ― Здравствуй, Мила!

Я только ошарашенно кивнула ― откуда эта живая статуя меня знает?!

― Миланта, позволь представить тебе моего сына Александра! ― не без гордости пояснил Матеуш.

― Алекса, ― поправил его блондин.

― Ну, Алекса, так Алекса, ― согласился Матеуш.

Следовало бы, наверное, хоть мельком глянуть на Шиманского, глаза которого, возможно, что-нибудь да подсказали бы, но я оторваться не могла от других глаз ― больших, бирюзовых, смотревших так, будто дороже меня нет никого на свете.

― Тебя тут не обижают? ― просиял блондин белозубой улыбкой, что была трижды бесшабашней и милее улыбки его отца.

Я помотала головой.

― Сдаётся мне, ты что-то задумал, сынок? ― спросил Матеуш, казавшийся теперь низкорослым и хрупким.

― Ничего, папочка, ― пробасил вопрошаемый, глядя сверху вниз, ― мне просто скучно стало одному!

― Ну что же, проходи, присаживайся, у нас тут весело!

― Угу! ― прекрасный великан семимильными шагами приблизился ко мне. Я только и успела подвинуться ― он плюхнулся рядом, на ступеньку лестницы.

― Странная мода у нынешней молодёжи, ― пожал плечами Матеуш, ― усаживаться на не предназначенные для того поверхности.

― Ты в порядке? ― поинтересовался Алекс.

― Насколько это возможно, ― ответила я.

Так как бирюзовые глаза не сводили с меня внимательного взгляда, я тоже не стыдилась в упор разглядывать их обладателя. И, хоть Алекс и был ослепительно красив, но красота эта была иной ― голову могла бы дать на отсечение ― он был обычным человеком. О том свидетельствовало всё: движения, как и полагается при таком росте ― грубоватые, лишённые всякой грациозности; кожа, хоть и ровная, но не безупречно матовая; и, наконец, глаза ― их бирюзовость была яркой, но яркой по-человечески, не смущавшей своей нереальностью.

― О чём тут шли толки до моего появления? ― пробасил Алекс, обращаясь к отцу.

― Да так, ― откликнулся тот небрежно, ― обо всём понемножку и ни о чём существенном.

― Мила уже знает, кто она?

― Да. Думаю, дражайший наш профессор успел её во всё посвятить.

― Вот и хорошо! ― одобрил Алекс и снова повернулся ко мне. ― И что ты думаешь?

― По поводу чего? ― растерялась я.

― Радует тебя перспектива стать супернелюдем?

― Сынок! ― пристыдил Матеуш. ― Не стоит обзываться!

― Я лишь высказываю своё мнение, папуль!

― Я пока ещё в некотором замешательстве, ― ответила я. ― И посвящена, как мне кажется, далеко не во все тайны.

― Ну так это поправимо! ― утешил Матеуш. ― Я обо всём тебе поведаю.

Однако повествований Матеуш не начал, а вместо этого выразил желание уложить меня «немножечко поспать», предварительно вколов снотворного. Я категорически отказалась. Тогда он стал уговаривать, приторно, «заботливо», пуская в ход уменьшительные формы слов и уверяя, что отдых мне сейчас просто необходим, так как нужно до минимума свести возможный риск неудачи…