Альсан Каримова - Моя 9-я жизнь

― Я тоже растерялся, ― вздохнул Анджей, ― да и испугался не на шутку: ты стояла слишком близко, а Пётр уже взвёл курок. Надо заметить, настроен наш профессор был более чем решительно: он ожидал, что я попытаюсь увернуться, но намеревался стрелять в любом случае ― он был уверен, что успеет среагировать… И он бы выстрелил, даже растворись я в воздухе. В общем ― я мог бы увернуться от пули, но не знал, не заденет ли она тебя. Сейчас, задним числом, я понимаю, что вполне успел бы и сам из-под прицела уйти, и тебя унести с собою, но… Тогда мною завладели чувства, а они подчас мешают принятию хороших решений.

― В какой же момент Шиманский задумал примерить на себя роль гангстера?

― Насколько понимаю, эта его идея была экспромтом. По крайней мере, в кафе он ни о чём подобном ещё не думал.

― Значит, после того как мы вышли из кафе, он должен был держаться на приличном расстоянии, чтобы ты не смог прочесть его мыслей, и приблизиться к нам с оружием он должен был лишь в самую последнюю секунду, ― догадалась я.

― Да. И для более стремительного приближения он использовал свой чудо Мерседес. Но давай больше не будем говорить об этом! ― попросил Анджей. ― Лучше я приглашу тебя на ночной пикник!

― Куда?!

― Недалеко! ― он указал рукой в сторону, и я разглядела белый прямоугольник, вырисовывавшийся посреди лужайки.

― Нет-нет, ― опередил Анджей мой вопрос, ― я не убегал обратно к дому, пока ты любовалась луной, ― я не настолько быстр. Одеяло я захватил с собою заранее. Просто ты не заметила за моей спиной рюкзака.

Пикник, хоть и происходил под луною, полностью оправдал своё название. Анджей принёс фрукты и творожный пирог ― то, от чего я не откажусь даже при полнейшем отсутствии аппетита. И, как выяснилось, я была голодна ― умяла всё до последней крошки. Хорошо ещё, что спутник мой присоединился к трапезе, иначе, наверное, моя репутация удостоилась бы звания кашалота.

Поначалу мы говорили на отвлечённые темы, вернее ― Анджей говорил. По моей просьбе он рассказывал о первой половине двадцатого века, о том, каким был быт, чем развлекалась тогдашняя молодёжь, какие книги читали, каким забавным был кинематограф, как отмечали различные праздники, и многое другое. И, так как повествование шло от лица очевидца, я узнала много интереснейших мелочей, о которых не расскажет ни один другой источник. В то же время, я смотрела на это абсолютно юное тело и никак не могла поверить, что ему куда как больше четверти века!

После мы перешли на историю нашего знакомства. Анджей подтвердил, что впервые живьём увидел меня лишь этим мартом, а до того он довольствовался подробными отчётами Шиманского, и это было вынужденной мерой ― так меня уберегали от Матеуша, который наверняка бы не смирился, что я расту не в их «замечательной семье» и ничегошеньки не знаю о своём потенциальном «светлом будущем». Анджей побаивался Матеуша, а точнее ― его не подкреплённой здравым смыслом активности. К тому же, у Матеуша, в сравнении с прочими окружающими, было завидное преимущество ― его мысли и сознание для Анджея были недоступными.

― Этот прохвост вечно находит способы улизнуть из-под моего контроля, и его одержимость идеей создавать боголюдей запросто могла бы довести до беды! ― пояснил Анджей.

― Но признайся, ― сказала я, ― ты ведь любишь «этого прохвоста», любишь несмотря ни на что.

― Люблю? ― усмехнулся Анджей грустно. ― Нет, Мила, это ― вовсе не любовь, это ― вынужденная привязанность. В глубине души мы с Матеушем оба ненавидим друг друга и успели друг другу порядком надоесть. Но пока что друг для друга мы ― незаменимы. Так как мы похожи. Возможно, именно по этой причине мы оба и горели мечтой создать себе подобных ― чтобы наконец между нами появился ещё хоть кто-то… Но это уже неважно!

― А у Алекса и правда нет шансов измениться, или это тоже байка, придуманная специально для Матеуша?

― Алекс останется собой, ― последовал весьма расплывчатый ответ.

И, по-видимому, дабы отвлечь меня от этой темы, Анджей поспешил вернуться к воспоминаниям о минувшем марте. Он признался, что в нашу первую встречу выкрал из моего кармана студенческий билет, чтобы позже был повод увидеться вновь. Вообще, наше знакомство он планировал устроить абсолютно по-другому ― хотел, чтобы всё выглядело естественным и обычным, дабы не вызвать у меня никаких подозрений, но я своим «лунным походом» сорвала все его осторожные планы.

― Так вот, значит, как ты тогда узнал о моём местонахождении ― благодаря сигналу маяка.

― Да. И твоё «местонахождение» меня тогда очень удивило!.. Мила, пожалуйста, не держи на меня зла за эту идею с кольцом! Я вовсе не хотел урезать твоей свободы, просто так было спокойнее ― когда я точно знал, где ты.

― Шиманский, насколько понимаю, тоже это знал?

― Конечно! Иначе он бы не заявился на набережную и не испортил бы нам свидания.

И следующим чистосердечным признанием было то что от пути в неизвестность, то есть от того самого «превращения», меня спасли лишь слёзные мольбы Шиманского.

― Переживания Петра заставили и меня призадуматься и наконец засомневаться в правильности своих решений, ― продолжал Анджей. ― Ну а потом мне вдруг позвонил Матеуш и огорошил «дивной» вестью: оказалось, он узнал о твоём существовании! Откуда ― ума не приложу, но факт оставался фактом. Матеуш выразил желание непременно с тобою познакомиться и намеревался немедля лететь в Литву. В результате это мне пришлось сорваться с места и лететь к нему, а чтобы мы «случайно» не разминулись ― наврать, будто для верности необходимо провести ещё парочку генетических исследований, в чём, конечно же, понадобится его помощь. К счастью, тогда он мне поверил. Вернувшись домой, я принялся изображать из себя великого алхимика и проводить ничего не значащие лабораторные опыты, но Матеуш быстро раскусил этот обман. И началось: раз пять я догонял его по дороге в аэропорт и возвращал обратно; каждый день мы спорили, ругались, почти дрались и мечтали убить друг друга. Боясь упустить Матеуша из виду, я всё время ходил по его пятам, я даже спал в его комнате! Вспомнить страшно! Единственной радостью в те дни для меня было слышать твой голос ― наши телефонные разговоры… И именно тогда я окончательно понял, какая ты замечательная и удивительная. Понял, что ты ― не моя собственность, а живой полноправный человек, и что я не смею решать твою судьбу.

Я обещал Петру оставить тебя в покое. Матеушу тоже объявил об отмене «превращений». Первое время он был хмурый, будто туча грозовая, но потом вдруг повеселел и притворился, будто бы полностью со мной солидарен. Я, разумеется, не поверил, но, увы, по прошествии нескольких дней бдительность всё же утратил: после длительного отсутствия вернулся Алекс, и под предлогом общения с сыном тет-а-тет Матеуш от меня улепетнул. Нагнал я его уже в Литве, хвала всевышнему ― успел вовремя! Но вот убедить Петра, что явление Матеуша ― не моих рук дело, уже не получилось. Брат меня возненавидел, решил, что обещание, данное мною по телефону, ― всего лишь хитрая уловка. И дальше случилось то, что случилось.