Альсан Каримова - Моя 9-я жизнь

― Так, ни о чём особенном. Ты мне поможешь?

Он кивнул, смочил вату спиртом, распечатал двухкубовый шприц и потянулся за ампулой, согреваемой в моём кулаке.

― Нет, погоди! ― остановила я.

Матеуш глянул на меня в замешательстве.

― Прости, но я должна сделать это сама!

Маленькая стекляшка оказывается строптивой ― всё время норовит выскользнуть из руки. Я едва справляюсь с ней, как и со своими нервами. Набирая в шприц тягучую жидкость, я вижу его глаза, изумрудные, глубокие, спокойные лишь на поверхности, ― как бездонный южный океан. Наверное, он и впрямь сейчас переживает. И боится. За меня. И, если умру ― будет вечно корить себя. Возможно. А быть может ― сотворит себе ещё одну Миланту, что будет ещё лучше, ещё красивей и своенравней. Может быть. Какое дело, впрочем, мне до его переживаний?! Когда не могу понять, что чувствую я сама… Страх? Волнение? Нетерпение? Боль или радость? Пожалуй, что всё вместе, разом. Конец июля. Предрассветная мгла. Отличное время для смерти!

― Надо попасть в вену?

― Не обязательно, ― голос Матеуша дрожит ― вот кто уж точно волнуется. В основном, конечно, за себя, за свою сохранность, но ведь и я сейчас думаю о себе и только о себе. И это ― не эгоизм, это ― естественная закономерность, человеческая суть. Да, из них двоих в Матеуше больше человеческого, чем в Анджее. Что ж, на то он и Анджей. Наверное, всё дело в имени ― уж больно оно созвучно с «Ангелом».

Перед совершением, возможно, самой ужасной ошибки в жизни я думаю в первую очередь о себе, и лишь потом вспоминаю того, кто придумал меня, кто меня создал, кто, вероятно, полное право имеет на решение моей судьбы… И всё же, решу я всё сама, и за себя, и за него !

Вены у меня ― что надо, прочные, голубыми жилками глядящие из-под белой кожи, ― промахнуться трудно. Мама говорила, что мои руки ― идеальный тренажёр для начинающих медсестричек.

Мама… Я бы многое отдала, чтобы понять, хотела ли она, прирождённый медик, сторонница всего естественного и просто красивая до умопомрачения женщина, не знавшая отбоя от мужчин, ― хотела ли она меня ― ребёнка из пробирки, ожившую теорию, оспорение всех природных законов? Была ли я нужна ей по-настоящему, или же эти долгие годы безграничной материнской любви ― тоже воля Анджея? Продиктованная, тщательно спланированная программа, как и я сама? Как бы там ни было ― этой дождливой ночью он за всё ответит!

Осталось за малым ― попрощаться… Моё лунное сумасбродство, снежно-солнечная встреча в парке, вечерние беседы, весна, ночной пикник, первый и последний поцелуй… а дальше вспоминать я не хочу!

Тонкая игла впивается в кожу, выплескивая в кровоток содержимое шприца. Я думала, подробности бывшего счастья помогут отодвинуть страх, но они куда-то сгинули, исчезли, будто не бывали, напару с внезапно притихшим дождём. За окном шуршат тяжёлые, запоздалые капли, падающие наземь с чуть посветлевшего неба. А вскоре раздаётся робкий птичий щебет.

Помню, вроде, спросила у Матеуша, как скоро начнутся первые изменения, и, услышав, что в запасе час, ринулась на улицу, надеясь застать рассвет. Неизвестно, что уж там точно мною руководило ― остатки прежнего волнения, или последствия неведомого нового, или только ожидание этого нового, ожидание перерождения, ― не знаю. Но я вдруг обнаружила себя на краю моста, посреди перебаламученного уходящим ливнем озера. Хорошо помню, как склонилась над его мутной, пузырящейся чернотой, как подумала, что это водяное месево, в котором не найти отражения, ― последнее, что вижу. Дальше ― пустота, чёрная дыра, небытие, из которых выудили быстрые, давящие грудину удары.

― Не вздумай мне умирать! ― почти вопил чей-то голос.

Я вдохнула, лёгкие наполнились холодом, и дальнейшее распалось на фрагменты сложной головоломки, осколки чувств и ощущений. Осень сменяла весну, лиловой штукатуркой осыпалось на землю небо, звуки превращались в шорохи, а воздух ― в духоту. Бессилие приковало меня к древесине мостка. Озёрная вода вдруг да взбеленилась, вспенилась, из чёрной стала серо-зелёной, солёной, я хотела предупредить Матеуша, сказать, что озеро оказалось морем, и что начинается шторм, и что надо спасаться бегством, но не сумела ― вместо голоса в горле засел хрип. Хотела указать на опасность пальцем, но и тут неудача ― Матеуш не заметил, не понял, а потом стало поздно ― мутная пена накрыла нас обоих с головою. Я ещё подумала, что, в сравнении со своим сообщником, сильно проигрываю ― вода ведь его сохранности не грозит… жаль лишь, что меня он бросил, и что я так безропотно иду ко дну.

Ранее слабый электрический свет теперь кажется несносно ярким, и от него слезятся глаза. Матеуш склоняется надо мною встревоженной тенью.

― У меня галлюцинации, ― еле выговариваю я. ― Так должно быть?

― Нет, ― его голос звучит будто через вату. ― У меня, насколько хватает памяти, не было никаких галлюцинаций, как и остального…

― Остального?

― Сначала остановка сердца, а потом… я думал, у тебя позвоночник сломается от конвульсий!

― Ты ведь говорил ― первые признаки проявятся не раньше, чем через час, разве он уже прошёл?

― Нет. Прошло несколько минут. Как сейчас себя чувствуешь?

― Свет раздражает. И тошнит. В остальном ― нормально.

― Рад слышать! Ты только дышать больше не переставай! Ладно?

― Постараюсь. Хочу пить!

И в глубоком, внезапно накатившем сне я брожу меж прозрачных фонтанов, склоняясь то к одному из них, то к другому, пью живительную влагу и никак не могу остановиться…

― Очнись! ― с силой хлопают меня по щеке.

Я впиваюсь в прижатую к моим губам кружку с водой. Постепенно становится легче, дурманящая сонливость проходит, глаза перестают бояться света, только мышцы сильно ломит. Улыбаюсь Матеушу и заверяю, что всё будет хорошо. Он заботливо поправляет одеяло и велит мне подремать.

Тик-так ― отбивают часы упрямый марш. Тик-так, тик-так… Быть может, это мои последние секунды? Столь многое уходит сейчас, ускользает, исчезает, испаряется. Анджей… ну почему ты не здесь?!

― Матеуш, ― зову я того, кто рядом.

― Что? Мила, тебе плохо? Хочешь пить? Принести что-нибудь?.. Говори со мной!

― Нет, всё в порядке! Скажи только, как думаешь: у кошек ― и впрямь девять жизней?

― Что???…

― Зачем Анджей придумал для меня то кольцо? Неужели он боялся, что сбегу? Неужели же он думал, что мне есть куда бежать?..

― Я не знаю. Надо было спросить у него.

― Надо было. Но я так и не спросила. А жаль.

Внезапно, без всякого предупреждения, выпитая мною вода подкатывает к горлу и бьёт наружу кислым фонтаном. Матеуш едва успевает повернуть меня на бок, чтобы не захлебнулась. Я лопочу бессвязные извинения, перебираю пальцами слишком уж шершавую обивку дивана, на который уложена, пытаюсь не сдаваться, не терять сознания, и вдруг понимаю ― проиграла… конец!..