Лиля Хайлис - Катастрофа или гибель Атлантиды

Она немного успокоилась и открыто смотрела на друга, спокойно ожидая утвердительного ответа. Получить этот ответ каких-нибудь два-три дня назад было бы для нее катастрофой, а сейчас она, кажется, еще сильнее, чем раньше боялась, желала услышать его “да”.

— Что за глупости, — усмехнулся Лон.

— Отпусти меня, — неожиданно для себя самой взмолилась Касс.

— Что за глупости, — опять усмехнулся Лон.

— Я тебя не люблю, — сказала Касс.

— На самом деле… — поэт криво усмехнулся. — Это, чтобы ты успокоилась, — он утвердительно несколько раз кивнул головой, словно обдумывая свою мысль еще раз для того, чтобы окончательно убедиться в ней самому. — На самом деле любви не бывает. Есть только желания. Желание обладать. Желание познать неизвестное. Желание наслаждаться.

Он подумал и назидательно изрек: — По сути, вся наша жизнь и есть сплошная цепь желаний…

Он еще немного подумал и подчеркнул: — Неудовлетворенных желаний…

— Я тебя не очень понимаю, — Касс вымученно улыбнулась: она бездумно взглянула на экран и вздрогнула: увидела свою собственную истерику. Вот ярко брызнули из ее глаз слезы, а вот она рвется, несется, падает перед Уэшеми на колени, хватает, целует его руки. Хороша Прекрасная Дева. Нечего сказать, хороша.

Ничего особенного на руках халдея сейчас не проявлялось: руки и руки. Крупные, холеные, с длинными пальцами руки музыканта.

Лон старался не смотреть на экран: все говорил, говорил.

— …И понимать тут особо нечего. Нет никакой любви, и все тут, — он развел руками. Потом посмотрел на Касс, как бы пытаясь лишний раз удостовериться в ее внимании.

— Мир балансирует на красоте и гармонии с одной стороны, уродстве и дисгармонии с другой. Красота есть добро, уродство есть зло. Представь себе основу в виде весов. Гармония красок, цветов, звуков, созвучий, элементов, предметов давят, например, на левую чашу. Дисгармония всего того же самого не есть подрыв этой основы, а есть только обыкновенный противовес на чаше правой. Каждый предмет, существо, явление — это всего-навсего большая мозаика: сложилось гармонично — добро, — он одобрительно кивнул: — Влезла в мозаику соринка — салют. И вся любовь.

Легким свистом Лон изобразил начало, развитие и конец.

— Выходит, одна соринка может превратить добро в зло? Лон ненадолго задумался, покачал головой: — Ну почему же… В уродстве тоже бывает хотя бы крупинка красоты… Абсолюта вообще-то не существует в природе… Со всех сторон противовесы…

— Хорошо, а что же мысли, эмоции, видения твои, например?

— А так, ничего, — Лон махнул рукой. — Просто игра. Фантазия. Желания, душевные муки, тоска, все, что романтики называют любовью, — все это на самом деле ничего. Пустяки. Каприз.

Он помахал несколько раз указательным пальцем в такт своим словам.

— Фантазии Добра и Зла, — Лон театрально развел руки: — То есть, та самая цепь неудовлетворенных желаний, которая называется жизнью.

— И все-то ты упростил… И все-то ты запутал… — Касс подумала и подвела итог: — И вообще, ничего ты мне не объяснил.

Лон медленно покачал головой и строго произнес, подкрепляя слова напором указательного пальца: — Только красота или уродство. В скульптуре, музыке, поэзии… Потому что существует-то все вместе взятое только для искусства и только в силу искусства. Остальное не имеет смысла. И объяснять тут больше нечего.

— Хочешь ли ты сказать, например, что женщина-паук не имеет смысла, потому что уродлива, а Фадита… — Касс пришлось приложить немало усилий, чтобы лед прозвучал в ее голосе не особенно явственно, — Фадита имеет смысл, потому что прекрасна?

— Обе они смысла не имеют. Я ведь прежде всего сказал: Абсолюта не существует, на весах все болтается, — Лон немного подумал: — К тому же все субъективно… Да, для меня эта несчастная машина, как ее там, Ракен, Шмакен, не имеет смысла: она для меня бессмысленно уродлива. Для Фины же, которая придумала ее такой, она вполне гармонична, то есть, Добро.

— Ну, а эго? — перебила Касс. — Добро, зло или… — Касс усмехнулась: — Или фантазия?

— Смотря, что заложено в этом эго, — Лон пожал плечами: — Гармония или дисгармония… — Он опять пожал плечами. — Конечно, фантазия. Даже уже не фантазия… — Он помрачнел и презрительно усмехнулся: — Фантасмагория! Фейерверк! Яркое торжество Зла!

— Любое эго?

— Исключений я еще пока не встречал, — жестко сказал Лон. — Не пришлось что-то еще повстречать, — он посмотрел на подругу и усмехнулся: — Кроме тебя, разумеется.

— А Фадита? — желчно сказала Касс. — Совершеннее ее тела нет в мире…

— Да от нее больше ничего и не требуется… — с безразличием произнес Лон.

— Значит, Добро?

— Конечно, Добро…

— Хорошо, ее тело прекрасно, ну а эго? — Касс покачала головой: — Извини, но большей дисгармонии, по-моему, не найдешь.

— Что именно отражает тело Фадиты, принципиального значения, я думаю, не имеет. В любой интерпретации Фадита — Добро, — повторил Лон, утвердительно кивая. — Из каких бы там фантазий ни складывалось ее эго. Пусть, не она сама, пусть картины или скульптуры, для которых она позирует. Пройдут годы, Фадиты не будет…

— Вечность, мы же теперь будем бессмертны, — почему-то с горечью напомнила Касс.

— Ну, не совсем бессмертны, — возразил Лон. — Все равно, пусть хоть через десять тысяч лет, но помрем, в конце концов… А скульптура останется… Представляешь, когда-нибудь, пройдет… — он ухмыльнулся: — Эта самая вечность… Начнет потомок копать… Скажем, сад… И случайно раскопает скульптуру женщины, совершеннее которой не было в целом мире… Воспламенится потомок и заорет от восторга…

— Но ведь через вечность все будет по-другому, — улыбнулась Касс. — Люди ведь будут другими. Изображают же фантасты: не человек — сплошные мозги. Кто это вдруг сад начнет копать через вечность…

— Все это ерунда, — хмыкнул Лон. — Слушай больше этих кретинов… — он вздернул голову и надменно произнес: — Меня слушай, оракула…

— Номер один, — вставила Касс.

— Вот именно, — сказал Лон. — И я объявляю во всеуслышание: фантасты — идиоты. Не будет сплошных мозгов: сверхмозга вообще не бывает. Просто быть не может. Как не бывает и быть не может сверх-красоты, сверх-гармонии и сверх-добра. И сверх-зла поэтому допустить нельзя.

Лон еще раз внушительно протянул по слогам: — Не-е-е-ль-зя.

Касс удивленно вздернула брови. В голосе Лона послышалось торжество.

— Сама природа, содрогаясь от страха, отвергает сверхбудущее, уничтожает цивилизацию на пороге этого сверх… Назовем его, допустим, критическим. Наша цивилизация сейчас, по-видимому, подошла к своему критическому порогу, ты думаешь, мы переступим его?

Он саркастически расхохотался: — Ну нет, как бы не так: природа не даст нам натворить больше, чем мы уже натворили.