Вацлав Серошевский - Предѣлъ Скорби. Китайскіе Разсказы. Хайлакъ

Онъ остановился здѣсь у подошвы поросшаго малинникомъ и терновникомъ холмика, нашелъ подходящее мѣсто, гдѣ вѣтеръ, дувшій съ сѣвера, не давалъ себя чувствовать, гдѣ кусты не заслоняли ему вида, и легъ насторожѣ. Однако, вскорѣ, согрѣтый лучами высоко стоявшаго солнца, подкрѣпившись принесенной съ собой пищей, онъ вздремнулъ. Это входило, впрочемъ, въ программу его дѣйствій.

Онъ проснулся вечеромъ. Со страхомъ думая, что, можетъ быть, уже поздно, онъ тотчасъ же пустился по боковымъ тропинкамъ въ сторону пастбища.

Слава Богу! Коровы еще паслись, только часть ихъ вышла на дорогу и, пощипывая траву, медленно подвигалась къ дому. Онъ загналъ нѣсколько изъ нихъ подальше и притаился за кустомъ растущей около дороги лозы.

Небольшое отверстіе, образованное капризно извивавшимися листьями, позволяло ему прекрасно видѣть всю тропинку, тянувшуюся вдоль береговъ озера. По этой тропинкѣ непремѣнно должна была итти Керемесъ. Немного спустя, онъ увидѣлъ, что она выходитъ изъ лѣсу. Она остановилась на нѣкоторое время, озираясь вокругъ, а затѣмъ стала приближаться къ нему, загоняя къ дому разсыпавшійся по лугу скотъ. Наконецъ-то! Вотъ она уже близко… сквозь кусты промелькнулъ ея красный платокъ.

Онъ притаилъ дыханіе. Еще одна минута. Раздался трескъ сломанной ея ногою вѣтки, и женщина появилась передъ нимъ, граціознымъ свободнымъ жестомъ обрывая листочки куста, за которымъ онъ скрывался.

Онъ поднялся на колѣни и обхватилъ ее.

– Любишь ты меня? Хорошъ я?.. – спрашивалъ онъ, пригибая ее къ землѣ.

– Убьетъ!! убьетъ! – прошептала, блѣднѣя, женщина, но не сопротивлялась.

Поздно вечеромъ, въ сопровожденіи якута изъ сосѣдней юрты, куда онъ забрелъ, разыскивая проводника, возвратился Костя домой. Онъ не былъ у князя, заблудился и только совершенно случайно нашелъ людей, которые приняли его самымъ лучшимъ образомъ – такъ разсказывалъ на другой день Костя Хабджію.

Керемесъ наклонилась къ землѣ, пряча лицо, облитое горячимъ румянцемъ.

Хабджій обѣщалъ ему самъ показать дорогу, но Костя отложилъ свое путешествіе. Однако, обманутой привѣтливостью и благосклонностью хайлака, якутъ взялся рьяно за работу, полный самыхъ радужныхъ надеждъ. А работы было достаточно. Трава выростала, пора уже было поправить изгородь вокругъ сѣнокоса, очистить лугъ отъ воды, запрудить сосѣднюю рѣчку, которая уже опала. Все это, а особенно послѣднее, нужно было сдѣлать еще до конца мѣсяца, такъ какъ въ противномъ случаѣ нечего будетъ ѣсть во время сѣнокоса. Хабджій несмѣло попросилъ гостя помочь, объясняя, что, собственно говоря, и ему лучше будетъ, такъ какъ рыба въ рѣкѣ очень вкусна. Однако, онъ удивился и сильно обрадовался, когда Костя, безъ всякаго спора, тотчасъ же согласился…

– Какъ медвѣдь!!! какъ медвѣдь!! – въ восхищеніи разсказывалъ онъ вечеромъ про своего помощника. Но Керемесъ знала это лучше его. Она еще чувствовала на своихъ плечахъ слѣды желѣзныхъ объятій хайлака. Онъ, правда, работалъ теперь вмѣстѣ съ Хабджіемъ, но, несмотря на это, не переставалъ ее преслѣдовать. Онъ даже сталъ настойчивѣе, только теперь легче было его избѣгать.

Черезъ нѣкоторое время Костя заявилъ, что не пойдетъ на работу.

– Почему – просилъ Хабджій, который уже привыкъ къ его помощи.

– Потому что не хочу, и баста! Вамъ одолженіе сдѣлаешь, такъ вы ужъ и думаете… Все даромъ хотите.

Якутъ замолчалъ и поникъ головой. На работу непремѣнно нужно было итти, но какая-то мысль, точно молнія, мелькнула у него въ головѣ и ударила прямо въ сердце. Онъ вышелъ, но почти сейчасъ же вернулся и сѣлъ въ избѣ, подозрительно посматривая на пришельца и на жену.

Керемесъ поблѣднѣла, какъ смерть.

Костя сталъ жаловаться на головную боль и весь день пролежалъ на лавкѣ; Хабджій снова повеселѣлъ. Однако, онъ не пошелъ на работу, а, сидя передъ огнемъ, вырѣзалъ изъ дерева ложку, которая, правда, была полезна, но не необходима. На слѣдующій день онъ точно также не пошелъ на рѣчку, а возился около чего-то дома, внимательно слѣдя за пришельцемъ.

Костя приходилъ въ бѣшенство. Онъ совершенно выздоровѣлъ отъ вчерашней болѣзни и снова началъ преслѣдовать эту неуловимую женщину.

Онъ даже пересталъ скрывать это, преслѣдуя ее въ присутствіи мужа, въ присутствіи навѣщавшихъ ихъ сосѣдей, при всѣхъ, наглыми, палящими взглядами. Керемесъ трепетала и становилась еще ласковѣе, покорнѣе и трудолюбивѣе, чѣмъ обыкновенно.

Хабджій любилъ ее сильнѣе прежняго, хотя чувствовалъ, что происходило что-то, очень его безпокоившее.

Застать ее одну Костѣ удавалось все рѣже и рѣже.

– Дура!.. Отчего не любишь… хочешь денегъ? На! Куплю тебѣ перстней, платокъ куплю… табаку дамъ!.. Обними, поцѣлуй! – говорилъ онъ страстно, когда, наконецъ, послѣ многихъ уловокъ и нѣсколькихъ часовъ ожиданія ему удавалось поймать ее гдѣ-нибудь. – Отчего не любишь?.. Чего боишься?.. – шепталъ онъ, покрывая поцѣлуями ея уста, ея глаза, влажные отъ вечерней росы, а можетъ быть, и отъ слезъ.

Но она, хоть и не защищалась, однако, никогда не отвѣчала на его ласки, никогда не приходила въ назначенное мѣсто, никогда не отвѣчала на его вопросы. Напрасно онъ ее ласкалъ и спрашивалъ, и удерживалъ, и приходилъ въ бѣшенство, и бранился, и угрожалъ, – какъ только его объятія ослабѣвали, она вырывалась и быстро убѣгала.

Однажды онъ упрашивалъ такъ долго и такъ настойчиво, что она, со страхомъ смотря на небо, обѣщала прійти. Костя, счастливый и увѣренный въ томъ, что она придетъ, ждалъ. Въ отдаленіи послышались шаги, сердце его сильно забилось, но изъ кустарниковъ вдругъ вышелъ Хабджій и спросилъ многозначительно, не видалъ ли онъ, куда ушли коровы.

Онъ уже давно подозрѣвалъ, что хайлакъ, недовольный подаваемыми ему кушаньями, потихоньку подаивалъ коровъ. Молчаніе Керемесъ, когда онъ подѣлился съ ней этой мыслью, подтвердило ему это.

– Еще можешь какъ-нибудь встрѣтиться съ нимъ въ лѣсу, – говорилъ онъ женѣ, – это злой человѣкъ! – и сталъ самъ ходить каждый вечеръ за стадомъ.

Но едва якутъ уходилъ изъ дому, въ юртѣ появлялся Костя. Сначала Керемесъ удавалось скрыться нѣсколько разъ передъ нимъ и возвратиться домой вмѣстѣ съ Хабджіемъ. Но убѣжищъ было слишкомъ мало, а хайлакъ былъ слишкомъ хитеръ. Вслѣдствіе этого, она блѣднѣла и худѣла съ каждымъ днемъ, а ея глаза свѣтились горячечнымъ блескомъ. Громадное, волосатое тѣло Кости внушало ей отвращеніе, а воспоминаніе его ласкъ, дышавшихъ настоящимъ тюремнымъ развратомъ и испорченностью большихъ городовъ, обливало ея лицо горячимъ румянцемъ стыда.

– Ты, должно быть, больна! – говорилъ Хабджій, видя, какъ она была разсѣянна, какъ дрожали ея руки, когда она наливала чай въ стоящую передъ нимъ чашку.

– Да нѣтъ же!..