Вацлав Серошевский - Предѣлъ Скорби. Китайскіе Разсказы. Хайлакъ

– Врешь! Врешь! Убей ты меня, но все-таки врешь! – крикнула, обливаясь слезами, Керемесъ. – Ты меня силой взялъ.

– Те… те… те… – флегматично отвѣтилъ Костя. – А кто выгонялъ мужа по вечерамъ въ лѣсъ за коровами, чтобы оставаться наединѣ со мной!

Керемесъ умолкла, пораженная въ самое сердце.

– И ты ему вѣришь? Вѣришь? – настойчиво спрашивала она мужа, подавая ему налитую чашку чаю. Тотъ молчалъ, но чашку взялъ только тогда, когда Керемесъ поставила ее на столъ.

Якутка рыдала, спрятавъ голову въ подушку. Хайлакъ смѣялся.

– Вѣрь ты ей, бабьи слезы – роса утренняя…

Но Хабджію вдругъ стало невыразимо жалко жены, и, не допивъ чаю, онъ схватилъ шапку и выбѣжалъ изъ юрты.

– Иди! иди! къ князю… жаловаться… – подтрунивалъ Костя, – да свидѣтелей! свидѣтелей не забудь прихватить… свидѣтелей!..

Хабджій, дѣйствительно, пошелъ къ князю. Голодный, оборванный, избитый, онъ Богъ знаетъ какъ долго тащился къ нему, несмотря на то, что разстояніе было всего въ нѣсколько верстъ.

Мать, жена и сестра князя просто ахнули, когда онъ пришелъ въ избу. Онѣ не узнали его: до такой степени былъ онъ измѣненъ страданіемъ. Самого князя не было дома. Онъ еще наканунѣ поѣхалъ съ работникомъ за найденной имъ вблизи мамонтовой костью.

– Должно быть, сегодня вернется. Пусть подождетъ. Но что у него за дѣло, и что это у него на лицѣ? – спрашивали, окруживъ его, женщины.

Якутъ говорилъ что-то непонятное, но обласканный и накормленный, онъ излилъ передъ ними свою душу.

Онъ разсказалъ имъ все, что случилось ночью, промолчалъ только о причинѣ и окончаніи этой сцены. Глотая слезы, онъ показывалъ имъ синяки и ссадины на своемъ тѣлѣ.

Женщины посмотрѣли другъ на друга и поняли все. Онѣ проклинали хайлака и выражали сочувствіе, кивая головами и восклицая:

– Всѣ такіе, эти пришельцы съ юга! и на кой чортъ ихъ сюда присылаютъ. За что насъ наказываютъ? За что? За какіе грѣхи? Пусть бы ужъ сидѣли тамъ, гдѣ разбойничали.

– Законъ! Такой ужъ законъ! – грустно промолвила старая, чуть не столѣтняя, ихъ мать, – законъ!

И онѣ замолкли, объятыя мистическимъ ужасомъ передъ этимъ таинственнымъ существомъ, имѣющимъ видъ печатной бумаги, а такимъ живымъ и могущественнымъ, что можетъ доставить людямъ безчисленныя страданія. Онѣ знали, что достаточно было одного этого слова, чтобы ихъ мужья опускали съ трепетомъ головы… Кто знаетъ, что тамъ напечатано въ этихъ книгахъ? Можетъ быть, такъ и должно быть?..

– Ну, и Керемесъ тоже! Кто бы могъ этого ожидать? Такъ онъ ее поймалъ?.. – настойчиво спрашивали онѣ Хабджія. – Какимъ образомъ это произошло? Какъ это было? Пусть разскажетъ! Давно уже?

Но якутъ, подъ вліяніемъ какой-то упрямой мысли, безпокойно вертѣлъ въ рукахъ шапку, которую ему еще недавно сшила жена. Недавно! Охъ, какъ это было давно! Давно уже. И уже никогда не вернется Я Хабджій вскочилъ и сталъ прощаться…

– Такъ идешь? Князя ждать не будешь – спрашивали женщины.

– Нѣтъ.

Онѣ проводили его до воротъ и стояли, смотря, какъ онъ шелъ съ опущенной головой…

Наступалъ вечеръ. Солнце еще не закатилось, но, скрывшись за лѣсомъ, кидало немного свѣта. На тропинкѣ господствовалъ густой сумракъ, только кое-гдѣ сквозь вѣтки проникалъ золотой лучъ солнца.

Хабджій шелъ, ежеминутно спотыкаясь; иногда онъ останавливался и отдыхалъ, грустно поглядывая вдаль.

– Ахъ, если бы Богъ далъ встрѣтить князя!

Но князя нигдѣ не было видно.

Онъ уже совершенно потерялъ надежду на свиданіе съ княземъ, когда вдругъ на поворотѣ тропинки, ведущей къ его дому, показалось двое мужчинъ верхомъ, которыхъ онъ тотчасъ же призналъ за князя и его работника. Они вели за собой лошадей, нагруженныхъ костями.

Хабджій остановился. Князь поровнявшись съ нимъ, тоже остановился и спросилъ:

– Что новаго? Откуда и зачѣмъ идешь? Что тебѣ нужно?

Хабджій молча кланялся.

Догадываясь, что дѣло его, должно быть, особенно важно, онъ слѣзъ съ коня и, пустивъ его на траву, сѣлъ на землю.

– Разскажи съ самаго начала, какъ было дѣло – обратился онъ къ якуту, закуривая трубку.

Князь былъ крѣпкій, коренастый человѣкъ, съ просѣдью, со строгимъ, немного гордымъ лицомъ.

– Каждый человѣкъ… – началъ Хабджій голосомъ бывшаго десятскаго, но вдругъ, совершенно забывъ о своемъ краснорѣчіи, нагнулся къ ногамъ князя и, обнявъ ихъ, закричалъ:

– Я ревную!.. ревную!.. ревн… о, возьми его, возьми!..

Князь, который былъ больше удивленъ, чѣмъ растроганъ, оттолкнулъ его.

– Говори толкомъ! Чего тебѣ нужно – просилъ онъ.

– Возьми его!

– Кого?

Хабджій показалъ на домъ.

– Его!..

Князь отрицательно покачалъ головой.

– Хайлакъ любитъ его жену, – объяснилъ князю работникъ.

Князь задумался.

– Что жъ подѣлаешь? Со всякимъ несчастье случается. Потерпи! Вѣдь ужъ немного дней осталось до конца. Черезъ нѣсколько дней отъ тебя возьмутъ хайлака.

Но когда Хабджій, успокоившись наконецъ, разсказалъ ему все, какъ было, князь рѣшилъ поѣхать къ нему. Онъ велѣлъ снять съ лошадей поклажу и, положивъ на ней крестъ-на-крестъ три зеленыя вѣтки, въ знакъ того, что не потеря, повернулъ къ юртѣ якута. Работника и порожнюю лошадь взялъ онъ тоже съ собой на всякій случай.

Вскорѣ они увидѣли снопъ искръ, вылетающій изъ трубы юрты.

Первое, что замѣтили, входя въ юрту, это была красная шея и широкія плеча грѣвшагося передъ огнемъ хайлака. Угрюмо и внимательно наблюдалъ онъ за ними, когда, стоя на серединѣ юрты, отбивали поклоны и крестились передъ иконами.

– Какъ поживаешь, нуча? – привѣтливо спросилъ князь, подавая ему руку.

Хайлакъ небрежно протянулъ два пальца…

– Что подѣлываешь? Что знаешь? Хорошо тебѣ здѣсь? – вздыхая, спросилъ князь и сѣлъ на скамейкѣ.

– Ничего! – отвѣтилъ Костя, – а ты зачѣмъ пріѣхалъ? Что знаешь?

Князь откашлялся.

– Вы тутъ, кажется, подрались съ хозяиномъ?.. Послушай… зачѣмъ ты его бьешь? Ты не имѣешь права… ты долженъ пожаловаться!..

– Кому?

– Мнѣ…

– А ты кто такой? такой же якутъ, какъ и онъ! Воронъ ворону глаза не клюетъ!.. Да и неправда, я его вовсе и не билъ!..

– А это что – просилъ князь, показывая на покрытое синяками лицо Хабджія.

– А я почемъ знаю? – хладнокровно отвѣтилъ Костя, даже не посмотрѣвъ на якута: – должно быть самъ, себѣ сдѣлалъ.

Князь замолчалъ и, вынувъ ножъ, соскоблилъ имъ потъ со лба и съ лица.

– А зачѣмъ же ты его жену трогаешь? – спросилъ князь необыкновенно строгимъ тономъ.

– Трогаешь… – повторилъ, передразнивая его, Костя и приблизился къ нему. – Я – мужчина, – крикнулъ онъ – вотъ и трогаю… – и такъ ударилъ кулакомъ по столу, что тотъ затрещалъ, и что-то въ немъ сломалось.

Князь поблѣднѣлъ и отодвинулся немного.

– Ты не сердись – казалъ онъ ласковѣе – скажи, какъ и что… попроси волость… волость тебѣ не откажетъ и дастъ другую женщину. У этой уже есть свой мужъ.