Вацлав Серошевский - Предѣлъ Скорби. Китайскіе Разсказы. Хайлакъ

– А если я не хочу другой?

Князь замолчалъ и отеръ потъ со лба.

– Ты вотъ лучше спроси, какъ меня кормятъ-то, что мнѣ даютъ? – громко крикнулъ Костя. – Соратъ да соратъ! Что я, теленокъ что ли? Тьфу, чортъ бы васъ побралъ! Да вѣдь тутъ хуже, чѣмъ въ рудникахъ, хуже, чѣмъ въ каторгѣ… Свиньи вы всѣ, вотъ что… Съ ними хочешь по-человѣчески жить, а они… Я васъ – онъ энергически махнулъ кулакомъ, да такъ близко около носа князя, что тотъ отодвинулся, поглядывая искоса на висящій на боку у хайлака ножъ.

– Чего жъ ты на меня-то сердишься? Что я тебѣ дурного сдѣлалъ – сказалъ мягко князь. – Вотъ лучше собирайся, да и поѣдемъ туда, гдѣ тебѣ дадутъ говядины и всего…

Костя повернулся къ нему задомъ.

– Всѣ вы одинаковы… Разсказывай!.. А говядину, пожалуй, сюда привези… Мнѣ и тутъ хорошо! Не поѣду! – отвѣтилъ онъ.

– Какъ же ты не поѣдешь? Срокъ кончился… Мы уже совершили раскладку повинностей. Ты намъ всѣ счеты испортишь… Мы помѣстимъ тебя у хорошаго человѣка.

Костя молчалъ, даже не поворачиваясь. Поэтому и князь примолкъ и, посидѣвъ въ раздумьи нѣсколько минутъ, началъ собираться въ путь.

– До свиданья, нуча, – сказалъ онъ, останавливаясь передъ Костей. – Ну, перестань же! А ты, Хабджій, старайся: пищу давай хорошую и ни въ чемъ не противиться! – строго приказывалъ онъ якуту, а глазами мигалъ ему, чтобы тотъ послѣдовалъ за нимъ.

– А ты не уѣзжаешь? – спросилъ Костя работника князя, видя, что онъ возвращается вмѣстѣ съ Хабджіемъ въ юрту.

– Я не оттуда, не оттуда – вильнулъ якутъ.

– Врешь!.. вѣдь я видалъ тебя у князя.

Якутъ запнулся и притворился, что ничего не понимаетъ.

– Спиридонъ Винокуровъ!.. – бормоталъ онъ.

– Дуракъ!.. – съ презрѣніемъ вымолвилъ Костя, плюнулъ и ушелъ.

Выло уже очень поздно, но якуты и не думали ложиться спать.

Керемесъ, поставивъ у огня чайники и котлы, вмѣстѣ съ мужемъ отправилась въ главную клѣть, небольшую, четырехугольную постройку, стоящую немного въ сторонкѣ.

– Завтра у насъ будетъ много гостей!.. Завтра возьмутъ хайлака… – говорилъ Хабджій, вынося изъ всѣхъ угловъ остатки уцѣлѣвшихъ съѣстныхъ припасовъ. – Когда-то я былъ богатъ, а теперь какъ тутъ мало всего… просто стыдно! Гости будутъ голодны!

Керемесъ обняла мужа.

– Богъ дастъ, мы снова будемъ богаты. Онъ уйдетъ, а ты забудешь обо всемъ? обо всемъ?.. – сквозь слезы шептала якутка, прижимаясь къ нему.

Такъ: они забудутъ о прошломъ и будутъ жить попрежнему.

Они мечтали, какъ малыя дѣти, не зная, что прошлое не исчезаетъ. Нѣтъ! Они убѣгутъ отсюда въ горы къ тунгузамъ, будутъ бродить съ ними по лѣсамъ.

Хайлакъ стоялъ на порогѣ и видѣлъ сквозь открытыя двери, какъ горящая лучина блуждала изъ угла въ уголъ по клѣти. Огонекъ мелькалъ во мракѣ, точно звѣздочка, продираясь наружу сквозь неровно сколоченныя стѣны строенія.

– Что-то убираютъ!.. Что-то задумываютъ, непремѣнно что-то задумываютъ!..

И его лицо покраснѣло, а глаза безпокойно забѣгали. При видѣ возвращавшихся Хабджія и Керемесъ, онъ скрылся въ юрту. Его безпокойство возрастало по мѣрѣ приближенія разсвѣта. Онъ не находилъ себѣ мѣста. Онъ то ложился, то садился, то снова вскакивалъ и ходилъ.

Якуты внимательно слѣдили за нимъ, попивая въ углу чай. Никто не говорилъ ему ни словечка.

– Чаю даже не дали! – думалъ разбойникъ съ горечью. – Забытый ножъ украли.

Вдругъ, прохаживаясь по юртѣ, онъ запнулся за куль лежащихъ въ углу веревокъ.

– Это что?

– Это мое… ло… лошадей путать, – пролепеталъ работникъ князя, вырывая у него изъ рукъ веревки.

– А!! – Костя поблѣднѣлъ, какъ смерть… его губы задрожали, лицо искривилось, жилы на лбу напружились… Онъ медленно прошелся вдоль юрты, влача за собою правую ногу, которая за минуту забыла, что уже давно на ней не было цѣпи, и блестящими глазами уставился на остріе лежащаго въ углу подъ лавкой топора.

– Нѣтъ! Постой-ка!.. Не я, такъ и не ты! – заревѣлъ онъ и, схвативъ топоръ, съ быстротою молніи поднялъ его и подскочилъ къ ужинающимъ.

Якуты остолбенѣли. Они смотрѣли на него, не двигаясь съ мѣста, но когда свистнулъ топоръ и ближе всѣхъ къ хайлаку сидящая Упача безсильно покатилась на землю, они бросились къ выходу. Однимъ прыжкомъ, какъ тигръ, догналъ ихъ Костя. Керемесъ бѣжала послѣдней.

Онъ схватилъ ее и оттолкнулъ вглубь юрты.

Свѣтало. Тяжелыя, черныя, гонимыя утренней зарей тучи собирались на сѣверѣ, образуя подвижной толстый валъ, который, выплывая на середину неба, поочереди тушилъ еще кое-гдѣ мелькающія звѣзды, а за собой оставлялъ блѣдно-розовый разсвѣтъ.

Убѣгающіе остановились.

– Керемесъ! – прошепталъ Хабджій, ища глазами жену, – Керемесъ!! Гдѣ же ты?! – повторялъ онъ въ безпамятствѣ, возвращаясь къ юртѣ. – Гдѣ же ты?!

Серебро мое! Солнышко!

Двери юрты были заперты.

Онъ слышалъ какъ хайлакъ, ломая скамьи и столы, заваливалъ ихъ изнутри. Онъ слышалъ его сопѣніе и проклятія. Вдругъ онъ вздрогнулъ: въ юртѣ раздался страшный крикъ ужаса, отчаянія, мольбы.

Хабджій кинулся къ дверямъ и ударилъ въ нихъ кулакомъ. Но здѣсь крикъ уже затихъ и раздавался подъ однимъ изъ оконъ. Якутъ побѣжалъ туда. Но голосъ все убѣгалъ и звучалъ все въ разныхъ углахъ. Хабджій, бѣгая за нимъ, кружилъ вокругъ своей юрты, наконецъ, у одного изъ угловъ дома крикъ замеръ, подавленный.

Якутъ припалъ къ заваленкѣ, колотилъ въ стѣну руками и ногами, отрывая покрывающіе ее навозъ и глину. Наконецъ, онъ замеръ, весь сосредоточившись въ слухѣ.

Тутъ близко, сейчасъ за тонкими лиственными балками, онъ чувствовалъ, почти видѣлъ, какъ двое людей, тяжело дыша, боролись, онъ слышалъ стукъ ударовъ, трескъ костей, еще разъ услышалъ чей-то слабый, жалобный стонъ, который наконецъ замеръ навѣки ужасной, медленной гаммой агоніи. Хабджій продолжалъ прислушиваться, и долго въ ушахъ гудѣлъ этотъ стонъ, хотя въ юртѣ уже господствовала тишина.

Онъ очнулся лишь тогда, когда какіе-то вооруженные всадники окружили его юрту.

Его стали разспрашивать, но онъ, ошеломленный, только бормоталъ что-то непонятное. Пріѣхавшіе, осторожно заглянувъ въ юрту сквозь щели и окна, выломали дверь топоромъ и ворвались во внутрь.

На полу лежалъ трупъ убитой Керемесъ.

Изъ зіяющей на груди раны еще струился ручеекъ коралловой крови; цѣлая лужа ея собралась въ углубленіи.

Надъ этой ужасной лужой, скорчившись, сидѣлъ хайлакъ и плескался въ ней рукой.

– Масло пахтаю – казалъ онъ съ кривой, противной усмѣшкой.

Якуты бросились на убійцу.

– Позволь! позволь мнѣ его убить! – молилъ Хабджій, обнимая колѣни князя.

Но тотъ оттолкнулъ его…

Проказа, по образному выраженію якутовъ.

Хун-ху-зы – разбойники.