Джек Вэнс - Парусник № 25 и другие рассказы

«Луис Мэйсан рассчитывает угловые скорости преобразования мезонов в нескольких неэвклидовых пространствах… Можно сказать, что он определяет, с какой частотой мезоны выворачиваются наизнанку».

Золтан Веч медленно положил бумаги на стол и сделал заметку в небольшой записной книжке. Засунув книжку в карман, генерал обвел помещение медленным внимательным взглядом – исписанные мелом доски на стенах, столы, безразличный профиль Луиса Мэйсана, сдержанно-наблюдательную физиономию директора Шмидта: «Продолжим нашу экскурсию. Я хотел бы побеседовать с каждым из работающих у вас людей поочередно – для меня подготовили их список».

Они прошли в продолговатую прохладную лабораторию, где попахивало формальдегидом. На длинной скамье вдоль стены, под вереницей затемненных зеленым стеклом окон, хранились тысячи закупоренных ватой колб. За микроскопами неподвижно, как муравьи, завороженные каплей сиропа, сидели три человека, лишь иногда обмениваясь несколькими тихими словами. Они не обратили на генерала Веча и директора почти никакого внимания.

Голос Золтана Веча прозвучал с неуместной бесцеремонностью: «А здесь чем занимаются?»

«Мы изучаем фотосинтез, пользуясь радиоактивными маркерами, заменяя одни атомы другими, применяя другие методы. В колбах – растворы; в некоторых из них мы надеемся имитировать фотосинтез».

«Что позволит делать пищу из воздуха и воды?»

«О, в конечном счете – возможно… В данный момент нас удовлетворяет возможность прослеживать углеводороды».

Золтан Веч отвернулся: «На молтройской фабрике в горах Мориспилл выращивают две тысячи тонн белковых дрожжей в сутки. Подумать только! Рационы для целой армии! Позволит ли ваш процесс когда-нибудь побить этот рекорд?»

«Не думаю», – заявил директор.

«На вашем месте я прекратил бы бесполезные исследования, – посоветовал Золтан Веч. – Очевидно, что в практическом отношении искусственный фотосинтез несравним с выращиванием дрожжей».

Директор задержался у двери – на ней синим фломастером была нарисована забавная рожица, каждый глаз которой представлял собой корень квадратный из минус единицы: «Здесь работает группа математиков». Взявшись за ручку двери, он вопросительно повернулся к генералу: «Вас интересуют их исследования?»

Из-за двери внезапно послышались торжествующие восклицания, возбужденная перепалка. Директор Шмидт нахмурился. Глаза Золтана Веча проницательно сверкнули: «Чему они так обрадовались?»

Шмидт пожал плечами и открыл дверь. Высокий молодой человек с розовой физиономией и растрепанными черными волосами расхаживал с бокалом вина в руке, оживленно жестикулируя: «Так красиво и так просто – именно так, как предсказывал Ферма…» Юноша повернулся к директору: «Эдвард! Эдвард! Сегодня мы сотворили историю! Открытие века!»

Золтан Веч шагнул вперед: «Что происходит? Что такое?»

«Потерянное решение теоремы Ферма! „Невозможно разделить куб на два куба, – написал в свое время Ферма. – Я нашел тому поистине чудесное доказательство, но здесь оно не поместится, поля слишком узкие“. А сегодня я сформулировал это доказательство – за несколько секунд! Теперь, – молодой человек осушил бокал вина, – теперь, когда будут перечислять имена Ферма, Эйлера, Гаусса и Римана, в одном ряду с ними будут произносить, – юноша ударил себя в грудь, – имя Джевинского!»

Директор погладил подбородок: «Вы проверяли значения n больше 14 тысяч?»

Джевинский презрительно махнул рукой: «В этом нет необходимости! Я нашел общее решение!»

«Примите мои поздравления!» – язвительно похвалил его генерал Золтан Веч и повернулся к директору: «Пойдемте дальше».

Директор Шмидт колебался. «Вечером мы еще раз проверим ваше решение вместе, – сказал он Джевинскому. – А пока что не сообщайте об этом репортерам. По сути дела, больше никому об этом не говорите. Лучше не поднимать в Институте суматоху – на тот случай, если вы допустили ошибку».

Джевинский кивнул, уселся на скамью, вытянув длинную шею, как настороженный аист, и принялся жевать кусок сыра.

Шмидт присоединился к Вечу за дверью: «Гений, этот Джевинский! Молодой еще, необтесанный, но один из наших лучших умов».

Генерал ничего не сказал и решительно последовал за Шмидтом, погруженный в свои мысли. Они пересекли промежуточный двор и оказались между флигелями длинного приземистого строения, изогнутого в плане наподобие буквы «U».

«Наш новейший корпус, археологический, – сказал Шмидт. – Здесь еще остались свободные вакансии… Тут вам предстоит встретиться с человеком, дорогим вашему сердцу – со специалистом! Он занимается и будет заниматься только одним делом до конца своих дней».

Заглянув в полуоткрытую дверь, Золтан Веч увидел хрупкого седого старика; в данный момент тот попыхивал трубкой, откинувшись на спинку кресла.

«Похоже на то, что он доволен жизнью, – мрачновато заметил генерал. – В самом деле, никто из работников Института не относится к своим обязанностям достаточно серьезно. В Молтрое тот, кто не работает, не ест, – Веч указал кивком на сидящего внутри старика. – В чем состоят его обязанности?»

Шмидт холодно ответил: «Он восстанавливает язык неолитических европейцев».

Золтан Веч фыркнул: «Бездельник, погруженный в мечты – за государственный счет! В Молтрое его заставили бы вкалывать на обувной фабрике».

Подняв глаза, директор Шмидт взглянул на сине-зелено-белый флаг, плещущий под западным ветром: «Здесь, в Суаре, нет армии – и ваши способности, генерал, точно таким же образом могут не найти у нас полезного применения. Может быть, вы могли бы устроиться вышибалой в дешевом кабаре – или дрессировать лошадей…»

Генерал Золтан Веч резко остановился, прищурился и впился пытливым взглядом в тощее морщинистое лицо Шмидта.

«Да, генерал? – спросил директор. – В чем дело?»

«Продолжим!» – однословно отозвался Золтан Веч.

Они обогнули угол и направились по газону к большому белому корпусу.

«Здесь занимаются медико-биологическими исследованиями, в том числе генетикой, психологией и тому подобными вещами».

Шмидт и Веч зашли в большую, ярко освещенную лабораторию – в данный момент она пустовала. «Тут профессор Лука и его сын, доктор Джон Лука из Мидлендского университета, изучают восприятие одноклеточных животных. Они обнаружили, что амебы могут видеть различные цвета, слышать, ощущать тепло и холод. Они хотели бы определить, насколько амебы способны осознавать окружающий мир».

Золтан Веч, продолжавший делать заметки в записной книжке, поднял глаза: «Каких именно результатов надеются добиться эти исследователи? Мы нуждаемся в тысячах вещей, гораздо более насущных и полезных, нежели эти… эти…»