Джек Вэнс - Парусник № 25 и другие рассказы

«И куда идет сджамбак? Что он делает?»

«Он грабит».

«Кого? И что он делает с награбленным?»

Соэк наклонилась поближе: «Говорить о них не полагается».

«Почему?»

«Султан не хочет, чтобы говорили о сджамбаках. У нас все друг друга подслушивают, все друг на друга доносят. Как только кто-нибудь упоминает сджамбаков, у султана уши поднимаются торчком, как у кошки, услышавшей мышку».

«Ну хорошо, пусть султану это не нравится – какая разница? Меня это интересует, и у меня есть полное право интересоваться. Я видел сджамбака в клетке на площади. Держать человека в клетке – пытка. Я хотел бы знать, почему с ним так поступили».

«Он очень плохой. Он взломал вагон монорельсовой дороги и выпустил воздух. Сорок два человека – сингалюты и хадраси – раздулись и взорвались».

«А что случилось с самим сджамбаком?»

«Он забрал все золото, все деньги и драгоценности – и сбежал».

«Сбежал – куда?»

«Наружу, на Большую Фарасангскую равнину. Но он – глупец. Он вернулся в Сингалют, чтобы забрать жену. Его поймали и посадили в клетку, чтобы все на него любовались и говорили: „Вот что делают с убийцами и грабителями!“»

«А где прячутся сджамбаки?»

«О! – девушка опасливо посмотрела вокруг. – Снаружи, на равнине. В горах».

«Значит, у них есть укрытие – купол, наполненный воздухом?»

«Нет. Султан послал бы патрульный катер и приказал бы разрушить такой купол. Нет, сджамбаки бродят тихо и незаметно. Прячутся среди скал, носят с собой кислородные аппараты. Иногда забредают в древние города».

«Хотел бы я знать, – спросил Мерфи, глядя в кружку с пивом, – может ли сджамбак скакать на коне в космосе и встречать прибывающие звездолеты?»

Соэк Панджоубанг нахмурилась, словно сосредоточившись на какой-то мысли.

«Именно поэтому я к вам и приехал, – продолжал Мерфи. – Мне рассказали историю про человека, который скачет на коне в космосе».

«Смехотворно! На Циргамесче нет лошадей».

«Ну ладно, стюард не утверждал наверняка, что видел коня. Предположим, однако, что он видел человека, встречавшего звездолет пешком – или на велосипеде. Стюард узнал этого человека».

«И кто был этот человек?»

«Стюард побоялся сказать… В любом случае, незнакомое имя ничего для меня не значило бы».

«Оно могло бы что-то значить для меня».

«Тогда спроси стюарда сама. Корабль все еще на посадочном поле».

Девушка медленно покачала головой, не сводя золотистых глаз с лица Вилбура: «Не хочу привлекать к себе внимание стюарда, какого-нибудь сджамбака – или султана».

«Как бы то ни было, – нетерпеливо продолжал Мерфи, – важно не то, кто этот человек. Важно то, каким образом он это делает! Как он дышит? В космической пустоте легкие человека выворачиваются наизнанку, желудок взрывается, ушные перепонки лопаются…»

«У нас есть превосходные врачи, – содрогнувшись, сказала Соэк Панджоубанг. – Но – увы! Я не отношусь к их числу».

Мерфи бросил на нее проницательный взгляд. В голосе девушки-музыкантши прозвучала протяжно-заунывная сладость ее инструмента, с легкими обертонами насмешки.

«Надо полагать, вокруг этого человека – какая-то невидимая оболочка, наполненная воздухом», – предположил Мерфи.

«Что, если так?»

«Значит, это что-то новое, а если это что-то новое, я хотел бы узнать об этом как можно больше».

Соэк лениво улыбнулась: «Типичный землянин: ты беспокоишься, хмуришься, все время чего-то хочешь. Тебе следовало бы расслабиться, воспитывать в себе напау и радоваться жизни – так, как это делается в Сингалюте».

«Что такое напау?»

«Наша философия, помогающая находить смысл жизни и красоту в каждом из аспектов этого мира».

«В данный момент сджамбак, сидящий в клетке на площади, вряд ли вполне наслаждается преимуществами напау».

«Не сомневаюсь, что он несчастен», – согласилась девушка.

«Несчастен? Его пытают!»

«Он нарушил закон султана. Его жизнь больше ему не принадлежит. Она принадлежит Сингалюту. Если султан желает, чтобы судьба сджамбака послужила уроком другим нарушителям, страдания одного человека не имеют большого значения».

«Если каждый сджамбак носит на груди металлический символ своей касты, как он может надеяться, что его не опознают?» – спросил Мерфи, бросив взгляд на обнаженную грудь собеседницы.

«Сжамбаки ходят по ночам – бесшумно пробираются по улицам, как призраки… – Соэк взглянула на свободную рубаху Мерфи. – Ты заметишь, что проходящие мимо задевают тебя, ощупывают тебя вот так, – она провела рукой по его груди. – Когда это произойдет – знай, что это агенты султана, потому что только чужеземцы и родственники султана могут носить рубахи. А теперь я спою тебе песню нашей древней родины, древней Явы. Ты не поймешь слова, но никакие другие слова нельзя петь, когда играет гамелан».

«Меня тут роскошно устроили, – сказал Мерфи. – Апартаменты в саду с бассейном! Как правило, мне приходилось ночевать в надувной палатке и утолять голод походным рационом из сублиматов».

Соэк Панджоубанг выжимала воду из гладких черных волос: «Может быть, Уилбрр, тебе не захочется покинуть Циргамесч?»

«Как тебе сказать… – Мерфи поднял глаза в прозрачной крыше долины, едва заметной там, где сосредоточивался и рассеивался солнечный свет. – Мне не очень нравится жить взаперти, как птица в вольере… Надо полагать, у меня есть склонность к клаустрофобии».

После завтрака они пили густой черный кофе из маленьких серебряных чашечек. Мерфи остановил на своей новой подруге долгий задумчивый взгляд.

«О чем ты думаешь, Уилбрр?»

Мерфи допил кофе: «Думаю, что мне пора взяться за дело».

«И что ты будешь делать?»

«Прежде всего сниму дворец султана, сниму тебя, играющую на гамелане в этом саду».

«Нет, Уилбрр – только не меня!»

«Ты – часть Вселенной, причем довольно интересная часть. А потом я пойду снимать на площадь…»

«Снимать сджамбака?»

За спиной послышался тихий голос: «К вам посетитель, туан Мерфи».

Мерфи обернулся: «Попросите его зайти».

Соэк Панджоубанг уже поднялась на ноги: «Мне пора идти».

«Когда мы увидимся снова?»

«Вечером – в „Барангипане“».

Тихий голос произнес: «Господин Руб Триммер, туан».

Триммер, коротышка средних лет с узкими плечами и брюшком, сохранил по старой привычке размашистую походку и повадки двадцатилетнего бонвивана. Его когда-то румяная кожа успела приобрести желтоватый восковой глянец, на голове торчали белым пучком поредевшие жесткие волосы, а глаза, полузакрытые чуть раскосыми веками, производили впечатление, которое любители-физиономисты связывают с коварством.

«Я – региональный директор „Импортно-экспортного банка“, – представился Триммер. – Слышал о вашем прибытии и решил засвидетельствовать почтение».