Юрий Леляков - Журавлиная ночь

— Да, а вдруг? — согласился Вин Барг. — Вполне могло быть!

— Нет, подождите, — сказал Тубанов. — Проверим ещё на «Бриллиантовой руке»:

…Как назло, у каждого

В плесневой избе —

Голова посажена

На тугой резьбе…

— …А учиться- мучиться

Так на дикаря —

Годы наши лучшие

Пропадают зря…–

подхватив, закончил Ареев. — Точно, могло быть! Нелегальные опыты — с отчаяния от невозможности вести легально! Или… просто «не совсем наша» версия — уже там?

— Думаете… проскочили узел? — теперь в озноб бросило Кламонтова.

— Не знаю, — Вин Барг прислушался. — Нет. Пока нет… Перерыв до утра. Будем наконец просто спать, пока и он не проснётся….

— Правда, что это я! — спохватился Мерционов. — Чуть сами не попались на этих перепадах! Давайте просто спать, а то и сами устали…

— Верно, — согласился Кламонтов. — Измотали нас эти дни. Столько связей, столько информации. Давайте спать…

В ещё туманное сознание врывались приглушённые голоса. Сперва уловить суть не удавалось, было понятно лишь: разговор шёл то по-русски, то по-украински. Потом стало проясняться: говорили о нескольких психически больных, которые вчера затеяли ссору здесь, в поезде — но потом двое сошли по дороге, остался один…

— …Вот этот самый, — голос, вроде бы незнакомый, прозвучал рядом (Кременецкий понял: тот указал на него). — И потом ещё несколько раз просыпался ночью. Кричал, угрожал кому-то, спрашивал, когда будет Тернополь, когда — Хмельницкий…

Сон как рукой сняло. Кременецкий едва не рванулся на полке, не зная, куда и зачем — но вовремя сообразил, что так выдаст себя, и огромным усилием воли погасил это движение…

…Но разве он вправду кричал, метался, угрожал? Потом, когда всё закончилось, он просто лежал на верхней полке — и не заметил, когда всё утихло, так как заснул сам!.. (А в разговоре — больше не участвовал. Да кажется, и герпетолог сразу пошёл в соседнее купе выяснять, как правильно: «крадило» или «кропило»? Ведь что сказал о религии — оказывается, относилось к исламу, с христианством был едва знаком… А Кременецкий сразу и не понял, что он из Средней Азии: по-русски говорил без акцента!.. И лишь потом, в разговоре с кем-то, назвал себя: Курбан Алланиязов — как раз из Туркмении!)…А вот где сошёл Моисей, и там ли собирался сходить — Кременецкий не запомнил. Просто лежал, пытаясь думать о случившемся — но чувствуя лишь странную пульсирующую пустоту в мыслях и тупую усталость. Пока сталость не взяла верх…

А потом снилось страшное: опрокинутые в реку вагоны, горящие вокзалы, бегущие по вагонным коридорам фашисты… И он, просыпаясь — мог спросить что-то не то, неестественным, судорожным голосом! А другие пассажиры могли принять это за расстройство психики! Правда, пока не выдали — но что будет, когда встанет?..

Новая волна озноба прокатилась через всё тело… Да, самое время вспомнить: где он, в каком положении! Поверил действительно психически ненормальному человеку, выдавшему себя за учёного — и вот… Сам, инсценировав свою смерть (или как минимум исчезновение) — ехал куда-то, с каждой секундой отдаляясь и от курорта, где осталась семья, и от родного города, где мог просто укрыться у бабушки! И даже без единого документа, удостоверяющего личность — зато с тетрадями какого содержания!..

(«Но чем они опасны?»— снова усомнился Мерционов.

«А вспомни вчерашний разговор! — ответил Вин Бapг. — Что мы предположили!»

«Да, опыты над психикой… И думаешь, могло быть у вас?»

«Пришло на ум, а теперь не даёт покоя… Но узел не проскочили. Просто в какой-то мере — было и в нашей версии…»

«И сколького не знали, — добавил Тубанов. — Верили в лучшее, в светлое будущее — а было «двойное дно»! Учёных преследовали, вербовали, как информаторов в банде…»

«Чтобы доносил о «непорядке» — там, где надо быть учёным, чтобы понять! — уточнил Ареев. — И всё же люди были уверены в себе, мыслили свободнее! Это сейчас кажется: всё было не так…»

«Не надо было мучиться поисками веры, традиций, истоков, — согласился Мерционов. — Строили лучшее будущее для всех — по крайней мере, в идеале! Хотя и отказывались порой от чего… Но не говорили человеку, что он — скот и быдло, если не молится пять или восемь раз в сутки, не угрожал адскими муками…»

«И человек не знал, что ждёт за гранью этой жизни! — напомнил Тубанов. — Тоже всё непросто!»

«И где, у кого искали ответ? — подтвердил Ареев. — Кто сидел монополистом на иллюзии ответа — чтобы не помочь, а изнасиловать, привести к покорности, подчинению? Да такому — что человек готов был сдать на посмертном суде кого и что угодно, спасая себя! И «запретные вопросы» — от ужаса, какой не приемлет разум!»

«И ради чего всё это? — добавил Мерционов. — Освятить многожёнство, какое-то древнее долговое право, и тому подобное? Издревле так написано, значит, свято и вечно? Но… неужели и у нас в астрале — кто-то, приняв это за высшие космические законы, вершит такое «правосудие»? А предавшие своё партийное прошлое «атаманы» — целуют сабли, рассуждают о сталинских репрессиях! Хотя какой гулаговский приговор имел сроком — вечность? Какой съезд какой партии — принимал решение о конце света? И хоть бы для себя подумали: что реально ждёт «там»?..»

«Они не видели того, что мы, — напомнил Ареев. — Хотя верно: так ли хорошо мы знаем земной астрал? Это на Фархелеме всё оказалось проще…»

«Не так много разных народов, культур, племён, — согласился Мерционов. — А главное: человечество началось с расы, культуры — которая не блуждает в больных вопросах собственности и власти!..»

«Хорошо сказано! Но не упустите связь с Захаром, — напомнил Кламонтов. — О чём он думает?..»

«Пока не пойму, — ответил Ареев. — Будто «стоп-кадр» — специально для нашего разговора…»

«И как точно подмечено! — задумался Вин Барг. — И на Земле, и у нас… Законы, собственность — всё какое-то зверское! Подавить, захватить, содрать последнее — верно Итагаро сказал тогда! А полиция, суд, ещё много других организаций — будто арбитры в споре зверей за добычу! Хотя это организации людей, решать им — человеческие дела… Нет, знаете — не могло с этим быть иначе! Не могло…»

«Не могут целые миры быть перегружены несовершенными душами, — согласился Тубанов. — Иначе катастрофа… Правда, я не знаю: куда денутся эти души теперь…»

«И меня тревожит, — признался Вин Барг. — А тут и на Земле эти «предупреждения из иных миров»: живите иначе, наведите порядок — а то беда постигнет не только вас…»

«Так думаешь… — начал Мерционов. — Вправду… потому?»

«И я уже думал, — признался Кламонтов. — Будто есть ещё нечто, для кого земляне — единая враждебная масса, без разбора. Но и само это «нечто» с каждым отдельно разбираться не намерено: где видит угрозу себе — вмешивается напролом, не считаясь с отдельными личностями! Но и не минус-разум — этому «нечто» есть что защищать, и мыслит оно не грубо-примитивно…»