Бернар Вербер - Древо возможностей [сборник, litres]

Руководства для родителей не советовали растить маленьких детей рядом со львами, и ассоциация владельцев возмутилась: «Это дискриминация!» Суды поспешили погасить скандал. Надо, правда, признать, что было крайне мало инцидентов с детьми, которые росли с домашними львами. Разве что если хозяин забыл покормить животное или ребенку вздумалось потаскать его за нос. Кому это понравится? Все естественно, львы – те же кошки, независимые и капризные. В этом-то и состоит их прелесть.

В дома с табличками «ОСТОРОЖНО, ЗЛОЙ ЛЕВ» куда реже наведывались грабители, чем в те, что предупреждали о злой собаке. Никто не знает, сколько неосторожных или начинающих воров закончили свои дни в пасти хищников, но приходится признать, что безопасность частных лиц ощутимо возросла.

На улицах стали привычными львиные бои, настоящий цирк, любимый зеваками. Львы на поводках сцеплялись под пронзительные крики хозяев: «Лежать, мой красавец! Лежать!», которые, похоже, только сильнее возбуждали их.

Выйти на утреннюю пробежку со львом, как считали многие, было куда приятнее, чем бегать трусцой с собакой. Для львов, признававших поводок, это была игра. Зверь тянул с большой силой, позволяя бежать быстрее и дольше. Он также защищал от других бегунов со львами. Ассоциация признавала лишь одно неудобство: невозможно было затормозить по мере усталости или на светофоре.

Лобби любителей львов утверждало, что такой зверь делает хозяев ответственнее. В этом было зерно истины. Если владелец собаки может спокойно уехать в отпуск, привязав своего питомца к платану у национальной автострады, то владельцу льва не так легко отделаться от своего хищника. Останки таких горе-хозяев находили у стволов, обмотанных пустой цепью.

Так, не имея возможности избавиться от питомца, ставшего слишком обременительным, некоторые предпочитали переехать, попросту оставив в его распоряжении свою бывшую квартиру.

Одинокие хищники мало-помалу разбежались по темным кварталам города. Сбившись в стаи, они охотились на запоздалых прохожих. Был объявлен комендантский час, а туристам советовали не соваться на «горячие» улицы, плохо освещенные или богатые мясными лавками.

Проблема с модой в том, что она преходяща.

После львов общественный интерес переключился на не столь выдающихся животных. «Анимал Фарм», по-прежнему желая угодить непостоянной клиентуре, резко сменила курс. Ее служба по связям с общественностью уговорила знаменитую актрису Наташу Андерсен постоянно показываться на публике, повесив на шею десяток скорпионов на манер колье. Простые пластмассовые колпачки защищали ее от их смертоносных жал.

Эта инициатива имела заслуженный успех. Скорпионы и вправду оказались идеальными домашними питомцами. Маленькие, привязчивые, непритязательные, недорогие и, главное, тихие, они имели массу преимуществ перед львами. Прокормить их можно было почти даром. Пара мух, паучок – и они неделю сыты. Дети наблюдали, как они живут семьей, с маленькими скорпиончиками на спине. И главное, главное, благодаря их новому мгновенно действующему яду, запатентованному «Анимал Фарм», они были единственными, кто способен в одночасье избавить от… льва.

– Дзззинь , пора вставать.

Люк что-то пробормотал, перевернулся на живот и накрыл голову подушкой. Лучи солнца пробивались сквозь жалюзи, ложась светлыми полосами на стены спальни.

– Эй, ты что, не слышал? Пора вставать! – настаивал будильник уже менее дружелюбным тоном.

– Ох! Ладно, – буркнул Люк.

Недовольно ворча, он сел на край кровати. Свет становился ярче. Он потер припухшие от сна глаза и одну за другой надел тапочки.

– Вперед, вперед! – пропели шлепанцы в унисон.

Взъерошив волосы, Люк дал доставить себя в кухню.

– Доброе утро! – радостно приветствовала его дверь, открываясь настежь.

– Доброе утро, какое счастье тебя видеть! – хором подхватила посуда на полках.

Подумать только, что когда-то ему это нравилось…

– Отлично взбитый крем с тостами и мармелад, подкрепись, – сказал стул, вежливо отодвигаясь.

Люку все труднее было выносить эти услужливые вещи. Эта мода начала его тяготить. Конечно, его квартира была оборудована по последнему слову, целая батарея пылесосов, электрических швабр и автоматических метелок старательно вычищала до блеска все, от пола до потолка. Конечно, стиральная машина в согласии с бельевой корзиной выплевывала в урочный час килограммы чистого и благоухающего белья, которое паровой утюг проглаживал десять раз, насвистывая Девятую симфонию Бетховена.

Благодаря миниатюрной электронике микрофоны и синтезаторы звука были установлены абсолютно везде. Почти живое присутствие гаджетов имело единственной целью сделать жизнь приятнее, так как было замечено, что люди все чаще жили одни. Но это было уж слишком, слишком! Любой предмет домашнего обихода мог проявить инициативу. Рубашки застегивались сами. Галстуки обвивались вокруг шеи, точно змеи. Телевизор и музыкальный центр спорили за право развлекать хозяина дома.

Люку случалось порой жалеть о старых добрых безмолвных вещах. У которых имелась кнопка ON/OFF. Такие теперь можно было найти только у антикваров: будильники на пружинах, звонившие маленьким металлическим колокольчиком, скрипучие двери, неподвижные и безопасные тапочки. Короче говоря, вещи, которые не притворялись живыми.

Люка вывел из раздумий скрип колесиков плиты. Длинной рукой на шарнирах она схватила яйцо, которое было разбито и вылито в масло. За ней горячий кофе уже тек в чашку.

– Отличный колумбийский кофе! – сообщила дымящаяся чашка и запела голосом андской флейты.

– Кому глазунью? – спросила тарелка.

– Люку! – ответили вилка и нож, укладываясь по обе стороны от нее.

Салфетка прыгнула ему на шею, и Люк поморщился. Однажды, если так будет продолжаться, эта окаянная салфетка его задушит. Из духа противоречия он посадил на нее пятно. Салфетка особо не обиделась. А стиральная машина из своего угла с вожделением взирала на квадратик ткани, закапанный яичным желтком.

– Вкусно? – спросила кофемашина, гордая собой.

Ответа не последовало. Не видя интереса к новой чашке, она со свистом выпустила пар.

– Вам не понравился завтрак? – спросила соковыжималка тоном встревоженного мажордома.

Люк вскочил, щеки его вспыхнули. Было смешно и бессмысленно злиться на кухонную утварь, но он больше не мог. В это утро вещи довели его до истерики.

– От-стань-те-от-ме-ня!

Стало невыносимо тихо.

– Ладно, ребята, оставим его в покое. Люк любит поесть в тишине, – заговорил тостер, намазывая толстым слоем соленого маргарина и мармелада золотистый ломтик поджаренного хлеба.