Артём Яковлев - Три недели в настоящем

— Скажите, Валерий, — приступила к опросу Надежда, — а как вы оказались вчера на трассе, где произошла авария?

Это было не совсем то, на что я рассчитывал. Даже совсем не то!

— Кто же вам сказал такое про меня? — я не стал уточнять даже про какую аварию идёт речь.

— У меня есть знакомая в одной государственной организации! — не смутилась Надежда.

— Оу!.. Ну и что же вы про всё это знаете?

— Мне сказали, что на энской трассе недалеко от города столкнулись автобус с тяжёлой фурой. И были жертвы… Ведь это так?

Выходит, информатор был вообще не в курсе дела.

— А я тут причём?

— Ну, как же? Ваше имя и адрес…

— Нет. Это вражеская дезинформация. Гнусная клевета. Я ни о чём подобном даже не слыхал никогда. — лица у обоих заметно вытянулись. Константин даже опустил камеру с плеча.

— А как же ваш адрес?

— Спросите у вашей знакомой! Может она вам расскажет, как мой адрес попал к ней в руки.

— Но вы же сами согласились дать интервью. — взволнованно сказала Надежда. А Константин снова вскинул камеру на плечо.

— Но я-то думал что-то банальное, типа опроса. Думал, вас интересует работа наших автоинспекторов…

— А у вас есть что сказать по этому поводу? — оживилась интервьюер.

— Нет. Я только месяц, как сдал на права. И ни разу ещё этими правами не воспользовался. — соврал я, чтобы не было желания продолжать. — Мне даже отец ещё не доверяет крутить руль.

Это был явный конец интервью. Константин снова опустил камеру и покачал головой. Но Надежда на что-то ещё надеялась.

— Ну, как же. Это не могла быть ошибка. Никто про это ещё не знает. И я была бы первая…

Мне жалеть её совсем не хотелось:

— Я в этом совсем не виноват. Выпишите, в конце концов, счёт своей подруге. Мало того, что ошиблась, ещё и вас в неловкое положение поставила.

А Константин её пожалел:

— Надя! Будет тебе страдать. Пойдём, может ещё какую тему найдём!

Я взглянул на огорчённое лицо девушки, и мне тоже стало её немного жалко.

— Хотите, я вам тему подкину? У меня есть достоверные сведения, что до вчерашнего вечера в нашем городе были две функционирующие машины времени…

Оживление, промелькнувшее на их лицах, к концу сменилось явным и полным разочарованием. После облома с аварией, верить в машины времени они уже не хотели. И быстро стали сворачиваться.

— Я вас первым предупредил! — уже в спину убегающим репортёрам крикнул я.

Но они даже не оглянулись. Правда, у меня в результате неудачного интервью всё равно осталась красивая визитка Самохиной Надежды Сергеевны, штатного корреспондента ежедневного периодического издания газеты «Вечерние Огни». Я о такой газете раньше даже не слыхал. Вероятно, потому что газет никогда не читал и не брал в руки.

Потом я попытался созвониться с Олегом. И, как всегда, не вовремя. Пришлось нашу беседу снова отложить.

А вечером мне всё-таки позвонила Лика. Я начал по ней уже скучать. Она мило извинилась, что не смогла позвонить утром и мы зависли на телефоне почти на час. Говорили про то, что Лика считает уже себя взрослой, а все окружающие говорят с ней, как с ребёнком. Что ей девочки, что видели уже меня, завидуют. А мальчишки, которые сами не доросли ещё, над ними смеются. В какой-то момент Лика спросила: «А как твои дела?». Я ответил, что всё в порядке, ничего плохого не происходит. Навестил с отцом почти забытое кладбище предков. И голова у меня теперь практически зажила… Не знаю почему, я не стал говорить ей о вчерашнем. Что я почти в одиночку принял решение уничтожить часы, и уже успел осуществить это коварное дело. И, наверное, что не сказал, было хорошо. Говорить такое, не видя лица собеседника, просто-таки преступно. Ведь для Лики часы, как, впрочем, и для меня — это память о её отце. И у меня навряд ли хватит мужества так её память оскорбить, как бы мимоходом сказав про ликвидацию. Но рассказать-то придётся всё равно. Потом когда-нибудь при встрече…

В общем, если не думать о том, что случилось, то всё хорошо. По крайней мере, у меня и сейчас. Что случится дальше, поживём — увидим!

Утром следующего дня, после принятия душа и завтрака, я вернулся в свою комнату и огляделся. В последнее время меня часто стали одолевать сомнения. И сейчас у меня появилось не очень твёрдое ощущение, что всё у меня совершенно не так, как надо. И сделал я всё неправильно. Надо было как-то по-иному. Чего-то недодумал, и всё у меня теперь покатится в тартарары…

Но, внезапно обрушившаяся на меня свобода, сегодня стала смущать. Мой письменный стол, в каком-то роде, пустовал. Потому что, привычно лежащих на нём, безопасных чёрных «котлов» уже не было. Они для меня были, словно талисман, я без них чувствовал себя совершенно беззащитным! И эта утрата стала ощущаться сегодня моей большой личной потерей. Как я мог решиться на их утрату?

И с друзьями у меня, с последнего нашего гаражного рандеву, всё не заладилось. Из всех моих друзей, со мной остался только Олег Майоров, человек, привыкший жить своим умом и не полагающийся на блага от власть имущих. Мои старые друзья Димка Калашников и Петя Фокин, из каких-то своих причуд, приняли противную мне сторону и пытались передать меня с часами федеральной службе… До сих пор не могу в это поверить! Про Сергея Сергиенко мало что знаю. Но они, эти старые друзья!..

Незамеченное никем тихое предательство полковника Богданова, который, говоря о попытках договориться с помощью мирных средств, санкционировал тем не менее в тот же день полноформатную операцию по захвату Машеньки, я не считал чем-то удивительным. По крайней мере, я мог это предвидеть. А вот другие…

За свою жизнь с низостью предательства мне уже приходилось не раз сталкиваться. Меня предавали и малознакомые, и знакомые люди, даже некоторые из близких. Но то, что произошло позавчера, все эти мелкие, с сиюминутной выгодой предательства, затмило, как затмевает ночную свечу восходящее утром солнце. Я не ожидал, что это будет сделано вот так. Тотально, жёстко и категорично… И подло. Потому что меня предали два моих старинных друга. Впрочем, возможно они посчитали, что это я их раньше предал. И они мне просто достойно заплатили своей монетой. Или, быть может, проявили ненужный в данной ситуации патриотизм, поддержали, имеющую собственные, далеко идущие интересы, государственную службу… Не знаю. Но я ведь, не для себя самого так старался. Лично я со всего этого огорода ничего, кроме потерь и огорчений, не имел.

О какой это свободе я рассуждал вчера утром, накручивая баранку? Свободе убежать от своих проблем? От самого себя никуда не уйдёшь! Просто так и безболезненно это не дано никому. Можно спрятать проблему и долго её стараться не замечать, можно даже на время убежать от необходимых решений… Но это всё полумеры. Окончательного решения они дать не могут. Всё равно вернёшься к себе. Даже ликвидация не смогла помочь, оставила всё как есть. До сих пор я чувствовал тепло и вес железа на левом запястьи…