Кэт Фоллз - Нелюдь [litres]

– Какую разницу?

Мы вышли на городскую площадь, одной стороной примыкавшую к Миссисипи. От зданий к заросшему камышами берегу и рыжей воде была проложена дорожка из досок. Драные навесы над витринами магазинов хлопали на ветру, придавая всему месту заброшенный вид. А может, площадь казалась пустынной потому, что, кроме нескольких торговцев с тележками, здесь больше никого не было.

– Должно быть, все на службе. – Рейф кивнул в сторону церкви. – Подождем пока на станции.

Он указал на самое большое здание на площади, похожее на куб, сложенный из красного кирпича; на здании было установлено несколько ветряков с лениво крутившимися лопастями. Как ни странно, на крыше еще было укреплено несколько ванн: дренажные трубы от них шли вниз по стенам к четырем огромным цистернам возле здания.

Я хотела еще спросить его о Сиде, но тут мое внимание привлекла женщина, толкавшая перед собой крытую брезентом тележку. Она двигалась, пригнувшись и настороженно крутя головой из стороны в сторону. Что-то в ее манере держаться заставило мою кожу покрыться мурашками. Что-то было не так – но я не могла сказать, что именно. Тут она остановилась поговорить с торговцем овощами, и стало понятно, что не так. Он был весь покрыт светло-серым мехом.

– Ты говорил про разницу, – напомнила я, – как ты определяешь, кто «дикий», а кто нет?

Рейф проследил за моим взглядом, направленным на торговца:

– У него капает слюна?

– Нет. – Торговец как раз заворачивал купленную женщиной морковку и был сама любезность.

– Он рычит? Пытается поймать свой хвост?

– А что, «дикие» так делают?

– «Дикие» потому и называются «дикими», что у них мозг животного.

Я вспомнила слова доктора Круза, что вирусу требуется какое-то время, чтобы поразить мозг зараженного:

– А когда вирус проникнет в мозг? – Я чуть кивнула в сторону покрытого шерстью торговца.

Рейф пожал плечами:

– Это неизвестно. Некоторые превращаются в животных очень быстро, обычно, если их укусила какая-нибудь рептилия. Но большинство людей остаются здоровыми многие годы, как Сид. Мы их называем…

– Зверолюди.

– Если знаешь, зачем спрашиваешь?

– Я не знала, что знаю. – Стало быть, сказки, которые рассказывал мне отец, были правдой – вплоть до мельчайших деталей. Мне очень нравились зверолюди, о которых он говорил: у них были самые разные характеры, иногда они ссорились, иногда вели себя странно, но почти всегда дружелюбно. Они ходили на двух ногах и всегда были готовы дать совет или помочь маленькой девочке, когда она терялась в Дикой Зоне.

Значит, Хорда был зверочеловеком, а не «диким»! Он мог говорить и явно был разумен. Пусть Рейф и не хотел признавать это, но я была права, что не позволила ему убить Хорду.

– Сид заражен вирусом, – продолжал Рейф, – он мутирует, но он не «дикий». Пока еще…

– А это обязательно случится?

– Они все думают, что им удастся одолеть вирус, что человеческая природа победит, но побеждает всегда зверь. Рано или поздно каждый из них превращается в рычащее животное.

У меня словно земля ушла из-под ног:

– Это… это ужасно.

– Для них – да, – холодно сказал он. – Но что тебе нужно знать, так это то, что превращение происходит внезапно. Только что вы собирали ягоды вместе, как вдруг она пытается вцепиться тебе в горло.

– Она?

– Или он. – Охотник отвел взгляд. – Иммунитета нет ни у кого. Именно поэтому в большинстве поселений установлен комендантский час. Закон разрешает зверолюдям торговать, приходить к друзьям и родственникам в течение дня, но на ночь они должны покидать территорию поселения. Насколько мне известно, Молин – единственное место, где им позволяют жить постоянно рядом с людьми. Это глупый риск, поскольку каждый из них – это ходячая тикающая бомба.

– А твое мнение никто не спрашивал, – прорычал голос позади нас. Обернувшись, я увидела зверочеловека с вытянутым лицом, изо рта которого торчали длинные зубы. Волосы у него на голове, похоже, сами собой выросли в высокую торчащую гриву. Я постаралась не вздрогнуть, но мне трудно было удержаться от страха при виде искаженных черт человека-коня. Слушая отца, который рассказывал то про мальчика-лемура, то про девочку-верблюда, я представляла себе зверолюдей чудесными существами. Но далеко не все они были так привлекательны, как Хорда.

– Я вроде не с тобой разговаривал, рысак, – резко ответил Рейф. – Иди-ка лучше сена пожуй.

Я потащила его к станции:

– Совершенно не обязательно грубить всем подряд.

Я очень надеялась, что меня тоже не сочли грубой. Зверолюди ничего не могли поделать со своей внешностью.

Когда мы проходили мимо церкви, из дверей появилась женщина в замысловатой синей шляпе на высоко начесанных волосах. Она вытерла слезы с глаз и широко распахнула двойные двери церкви. Изнутри послышался звук органа. Я заглянула в двери и увидела множество людей в траурной одежде. Я не слышала органа с тех пор, как умерла моя мать. Но на поминальной службе звучала просто запись, и мы с отцом сидели рядом с гробом и слушали какую-то вещь Баха – мама любила Баха. В тот день каждый аккорд обрушивался на меня, словно молот, пытающийся раздробить меня в пыль.

У мамы было много друзей, и, хотя я так и не простила их полностью за то, что никто не навестил ее, когда она болела, я думала, что они должны были прийти на поминальную службу. Это была для них последняя возможность попрощаться с ней.

– Но где же все? – спросила я тогда отца.

– Это не имеет значения, – ответил он тихо, обнял меня и усадил к себе на колени. – Мы ее семья, и мы здесь.

Из церкви группками по двое-трое, щурясь на ярком свету, стали выходить люди и зверолюди. Как и Рейф, все они были вооружены, обычно ружьями и ножами, и одеты порой довольно странно. К их услугам было полно брошенных магазинов, цена товаров больше не имела никакого значения – цивилизация в том виде, в каком мы ее знали, закончилась. Многие были увешаны драгоценностями, как Альва. На других были разнообразные шляпы. Мне было неуютно смотреть, как люди и полузвери стоят рядом и общаются. Разумеется, я не собиралась говорить этого Рейфу, но на каком-то инстинктивном уровне я понимала его реакцию на зверолюдей. Мне не хотелось слишком приближаться к зараженным – даже если формально они еще не превратились в «диких». Единственное, что различало нас с Рейфом, – я сожалела, что испытываю подобные чувства.

Здесь же зверолюди не просто находились рядом с людьми – некоторые шли, держась за руки или в обнимку, от чего мне стало еще более неприятно. С другой стороны, это же были похороны, и все они, очевидно, горевали по погибшему другу и соседу. Мимо нас прошла всхлипывающая женщина, которую поддерживал огромный мужчина, покрытый настолько густой шерстью, что он явно был заражен ДНК медведя. Двое маленьких детей держались за руки зверочеловека с полосками темного меха над глазами и по краям ушей. Барсук?