Герман Малиничев - На суше и на море, 1989 [антология]

Они никогда не ставятся просто так, а в месте необходимом, приметном. Ближе десяти километров от деревни избушки редко ставятся, разве что пастушьи. В верховье, от шлюза до села Кулой, тридцать километров нет избушек и ниже столько же.

Избушки ставятся не только в месте необходимом и приметном, но всегда имеющем название. Это для приезжих людей река течет в безымянных берегах, для местных жителей все названо-переназвано с незапамятных времен: пожни, речные мысы — наволоки, обрывистые берега — щельи, заводи — курьи.

Так и первая избушка, начинающая их вереницу, стоит в месте, называемом Бабье. Как у большинства таких названий, происхождение утрачено, лишь предположить можно, что дальше села женщины не выезжали. Здесь кончались обширные луговые покосы, река становилась глуше, начинались промысловые угодья, где дело было одним мужчинам.

Избушки ставятся разно, но обычно на месте видном и обзорном — на возвышенном речном мысу, как здесь, хотя чаще у речных излучин. Она издали заметна, открывается то справа, то слева, следуя прихотливым извивам реки. Так встарь ставили часовенки в окружении высоких лиственниц.

Это даже не избушка, а почти изба, в расчете на целую артель косарей. Ее назначение больше летнее, а потому хорошей печи не складено — печь из листового железа, обложенная кирпичом. Обогреться можно, а готовят на костре и едят возле на лавах — срубленных из бревен скамьях и столе. Для отдыха стоят в избушке железные кровати, а кому места не хватит — валится на охапку сена на полу — в избушках живут неприхотливые люди.

Ниже, километрах в трех, новая избушка, только что поставленная. С ней мы уже встречались в селе, когда ее готовили к перевозке. Так нередко бывает: собирают приплавленный сруб в местах, где нет строительного леса, а теперь к тому же и порубка по берегам воспрещена. Избушку срубили в деревне, разобрали, помеченные бревна связали в плот, на плот положили кирпичей и глины для печи, подцепили к моторке — и все дела!

Неширокая, но быстрая и глубокая река Кулой, нет на ней порогов и перекатов, течет в песчаном ложе, виляет беспрестанно, ломаясь под прямым углом, огибая узкие носы. Послышится — сверху мотор идет, потом покажется — снизу, не угадаешь, пока не приблизится и внезапно не вылетит из-за поворота. Как на всякой лесной реке, напоминают друг друга речные завороты — в такой же бор над песчаным откосом упирается плес, такую же некошеную луговину на носу приходится огибать…

Отправляясь в путь, всегда полезно расспросить сведущих людей о местоположении избушек. Новую избушку не проедешь, но старую не всегда заметишь, особенно припозднившись. Десятка за два лет разросшийся кустарник скрывает ее, и, лишь внимательно приглядевшись, заметишь место причала и тропинку от реки.

Видно, давно обходят эту избушку — оплели ее заросли малины, внутри воздух сырой, земляной, жильем не пахнет, в очажке старые угли, стены черные, закоптелые. Потому и обходят, наверное, что топка по-черному. Прошло время памятных мне черных избушек, куда приходилось не входить, а заползать, где нельзя распрямиться в рост и глаза слезятся от дыма. Они и сейчас достаивают кое-где в глубине сузема…

Но речная избушка все же нечто иное, чем удаленное промысловое становище. Это — остановка на речной дороге, не удаление от людей, а включение в их жизнь, заинтересованность всем происходящим и какое-то короткое в нем участие. Немноголюдна и спокойна река, нетягостна и жизнь на ней. Подплывают лодки, встречаются люди — пастухи, косари, рыбаки, рыбинспекторы — ненавязчиво, сам собой складывается образ реки, и путевая жизнь идет плавно и споро, как речное течение…

И так от избушки к избушке.

И одна хороша, и другая, а все чего-то не хватает…

Красиво стоит избушка на Валяихе. Река здесь петляет в лугах и выходит под высокий песчаный обрыв, резко ломаясь, сваливая вбок, закручивая водоверть над омутом-крутиком. Над песчаным обрывом у створного знака стоит избушка наподобие избушки бакенщика, только совсем крохотная, с одним оконцем на реку. Добрые люди приладили вдоль лицевой стены лавочку, и часами можно сидеть здесь, любуясь: нешироки луговые дали, но так милы; река блестит, идя от дальнего леса, то показываясь, то скрываясь, чтобы внизу разлиться озерком, а дальше будто и нет ее, и крутится вода и пучится разводами… Хорошее место, и бор рядом, хороша избенка, но мала — троим еле поместиться, а железная печурка чадит, дым ест глаза, но и не топить нельзя — комар одолеет, а комар здесь особенно лютый, рыбинспектор смеется: «Кирзовый сапог прокусывает!»

А вот в удалении от берега мелькнула свежесрубленная избушка на просеке. Берег невысокий, но обрывистый, лодке причалить трудно. Избушку эту срубили вехоставы — они приезжают на катерах, и обрывистый приглубый берег им больше подходит. Домик поставлен по новому проекту, вроде тех, которые рекомендованы для охотничьих становищ. Перед входом просторная крытая терраса, где можно сложить инвентарь, скинуть намокшую одежду, переобуться. Внутри чисто, прибрано, достаточно просторно, достаточно света из двух окон, печь-плита выбелена. На койках лежат матрасы с одеялами. Вокруг сосны, белый мох, грибы под самым домом, только реки из окон не видно, и жить в таком домике со всем комфортом все же скучно.

Дальше — ладная избушка под шиферной кровлей, над крышей натянута антенна — живет здесь пастух.

Ниже, в сосняке, снова избушка вехоставов, маленькая, пригожая, а все не та…

Так с ощущением первооткрывателя плывешь от избушки к избушке: где только посмотришь, где заночуешь, копится на фотопленке их коллекция. Но вот появляется новая, и, еще не причалив, знаешь: это она!

В дни ненастные, глухие, позднеосенние, в дни зимние, короткие, морозные и просто в минуты невзгоды, тягости житейской с какой тоской и надеждой мечталось о такой избушке — прибежище от суеты и однообразия дней, о приволье, о вольном житье, уединении среди природы! И когда совсем плохо приходилось, казалась эта избушка на дальней реке спасением — там душа отдохнет, там сам преобразишься и среди простой жизни почувствуешь себя человеком на своей земле.

И вот она, та долгожданная…

Подплываешь с затаенным трепетом: вдруг там есть кто? Несправедливая ревность, у всех на избушку равные права, а все ж хочется пусть ненадолго почувствовать себя хозяином временного жилища. Но лодок под берегом нет, и следов недавнего пребывания людей не заметно, уголье на кострище размыто дождями. Как обычно, возле избушки малинник, поднимаешься по тропке, находу срывая ягоды — сладостный вкус благодатных мест. Избушка срублена из хорошего леса, недавно перекрыта шифером. Стоит на сосновой полянке, а подстил усыпан алой брусникой.