Джеймс Баллард - Затонувший мир [авторский сборник]

Калдрен с гордостью показал на него:

— Думаю, невозможно найти что-нибудь, что лучше определяло бы человеческую суть, — сказал он и залпом допил свой коктейль. — А ведь моя лаборатория, доктор, — добавил он тщеславно, — куда поважнее, чем ваша.

Пауэрс рассмеялся про себя и взглянул на первый экспонат. Это была древняя энцефалограмма, часто прерываемая выцветшими чернильными каракулями. Надпись под лентой гласила: Эйнштейн А., альфа-волны, 1922 год.

Двигаясь с Калдреном по залу, Пауэрс изредка подносил ко рту стакан с раствором амфетамина, вызывающим восхитительное ощущение подъема. Он знал, что через пару часов это ощущение испарится и мозг снова станет аморфным, как туалетная бумага. Калдрен высокопарно излагал ему свою оценку того, что он называл «итоговыми документами».

— Все это, доктор, предсмертные записки, итоговые откровения, продукты окончательной фрагментации. Когда у меня их накопится достаточно много, то я создам из этого материала прекрасный новый мир для себя одного. — Он поднял со стола объемистый том в картонной обложке и принялся нервно листать страницы. — Ассоциативные тесты двенадцати осужденных на Нюрнбергском процессе. Займут почетное место в моей экспозиции…

Пауэрс шел по залу, не обращая внимания на разглагольствования Калдрена. Его заинтересовал необычный аппарат, стоявший в углу, похожий на телетайп. Из узких отверстий тянулись вьющиеся темные ленты. Для забавы он представил себе Калдрена играющим на бирже, которая, впрочем, вот уже лет двадцать отмечала неуклонный спад курса всех акций.

— Доктор, — он не сразу понял, что Калдрен обращается к нему, — я не рассказывал вам о «Меркурии-7»? — Калдрен показал на сделанные убористым почерком записи. — Это последние из зафиксированных радиосигналов от них, которые приняли на Земле.

Пауэрс с интересом рассматривал страницы. Он сумел разобрать некоторые слова: «Голубые… люди… страшный цикл. Орион… телеметрия». Он согласно кивнул.

— Занятно, — и повернулся к Калдрену. — А что это за ленты торчат у тебя из телетайпа?

Калдрен просиял:

— Я уже месяц жду от вас этого вопроса. Посмотрите, прошу вас.

Калдрен подошел к аппарату и поднял одну из лент. Пояснительный текст над записывающим устройством гласил: «Аурия-225-Ж, интервал 49 часов». Пауэрс увидел длинные ряды цифр:

96 688 365 498 965 96 688 365 498 964 96 688 365 498 963 96 688 365 498 962

— Это я как будто где-то уже видел, — сказал он, выпустив ленту из рук. — Что стоит за этим рядом чисел?

Калдрен пожал плечами:

— Этого не знает никто!

— Но как же? Ведь что-то они обозначают?

— Ну, это убывающая арифметическая прогрессия. Можно назвать ее обратным отсчетом, — ответил Калдрен.

Пауэрс поднял следующую ленту, свисающую из другого аппарата, над которым было выведено: «Ариес 44Р-951, интервал 49 дней». Там же были ряды цифр:

876 567 988 347 779 877 654 434 876 567 988 347 779 877 654 433 876 567 988 347 779 877 654 432

Пауэрс оглянулся.

— Какова продолжительность отдельного сигнала? — спросил он.

— Разумеется, несколько секунд. Они очень компактны. Расшифровку ведет компьютер обсерватории. Первый, раз эти сигналы уловили в Джодрелл-Бэнк примерно лет тридцать назад. Сейчас на них уже перестали реагировать, наскучило.

Пауэрс рассматривал последнюю ленту:

6554, 6553, 6552, 6552.

— Предвестник конца — резюмировал он и прочел табличку, прикрепленную к крышке машины. — «Неидентифицированный источник радиоизлучения. Интервал 17 недель».

Он протянул полоску Калдрену и произнес:

— Скоро наступит конец.

Калдрен отрицательно покачал головой. Он раскрыл лежавший здесь же толстенный фолиант объемом с телефонный справочник и стал искать нужную страницу. Шутовской налет слетел с его лица, оно неожиданно стало сосредоточенным, а взгляд серьезным и даже грустным.

— Думаю, что это далеко не конец, — ответил он и пояснил. — Это лишь четыре последние цифры. А целое число имеет более чем пятисотмиллионное выражение.

Он протянул том Пауэрсу, и тот прочел название: «Основные последовательности серийных сигналов, принятых радиообсерваторией Джодрелл-Бэнк, Манчестерский университет, Великобритания, время 0012-56, 21 мая 1972 года. Источник НГС 9743, созвездие Гончих Псов». Пауэрс безмолвно листал страницы, на каждой из которых густо толпились цифры, миллионы цифр на тысячах листов, потом встряхнул головой, пытаясь прийти в себя, вновь поднял ленту и долго смотрел на нее.

— Компьютер расшифровывает лишь четыре последние цифры, — пояснил Калдрен. — Все же число в целом является пятнадцатисекундным пучком. На расшифровывание первого из таких сигналов компьютер затратил целых два года.

— Любопытно, — размышлял Пауэрс. — Но что же все это означает?

— Я уже говорил, что это отсчет. НГС 9743 находится где-то в районе Гончих Псов. Их гигантские спирали рушатся и посылают нам свой предсмертный привет. Неизвестно, подозревают ли они о нашем существовании, но постоянно сообщают о себе, посылая сигналы на водородной волне с надеждой, что кто-нибудь в космосе поймет их. — Он помолчал. — Есть и другие объяснения, однако существует веский довод в пользу только одной гипотезы.

— Какой же это довод? — спросил Пауэрс.

Калдрен показал ленту сигналов с Гончих Псов.

— Предположение, что где-то рассчитано время гибели Вселенной. Она исчезнет в то мгновение, когда цифры сойдут к нулю.

Пауэрс машинально пропустил ленту между пальцами.

— Это очень мило с их стороны, что они сообщают нам о потоке времени.

— Да, — негромко подтвердил Калдрен. — Применив закон обратной пропорциональности квадрату расстояния от источника, можно подсчитать, что сигналы передаются с мощностью около трех миллионов мегаватт, увеличенной стократно. Это соответствует мощности излучений небольшого созвездия. Да, вы нашли очень хорошее слово — «мило» — они действительно заботятся о нас.

Неожиданно он взял Пауэрса за руку, крепко сжал ее и приблизил свое лицо к лицу врача. Горло у него трепетало.

— Ты не один, доктор. Это голоса времени, которое посылает тебе свой последний привет. Считай себя частицей огромного целого. Каждая молекула твоего тела, каждая песчинка Земли, как и каждая Галактика, помечены одинаковой метой. Ты понял, что с их помощью тебе стал понятен ток времени, а все остальное уже неважно. Теперь не нужны уже никакие часы.

Пауэрс ответил Калдрену таким же крепким рукопожатием.

— Благодарю тебя, Калдрен. Как это важно, чтобы тебя понимали, — сказал он. Он медленно приблизился к застекленной стене и посмотрел на белое дно озера. Напряженность, пропитывавшая до сих пор их с Калдреном взаимоотношения, наконец, испарилась, и он понял, что выполнил свой долг до конца. Ему хотелось теперь поскорее расстаться со своим пациентом, забыть о нем, забыть его лицо, как он уже позабыл лица многих других, чей обнаженный мозг подчинялся его пальцам. Он приблизился к телетайпу, оторвал несколько витков ленты и положил в карман.