Джеймс Баллард - Затонувший мир [авторский сборник]

— Доктор Бут, вы лечащий врач Хинтона. Скажите, вы в самом деле вчера вечером были последним, кто видел больного?

Доктор Бут без особого восторга кивнул. Он начинал понимать, что честь быть «первооткрывателем» бегства Хинтона может принести не только лавры, но и тернии.

— Я был у него в семь, сэр, во время вечернего обхода. Но через полчаса после меня к нему заходила ночная медсестра, она-то и видела его последней. Так как лечение ему еще не назначалось — больной был оставлен для простого наблюдения, — палата не запиралась. Вскоре после девяти я собрался посетить пациента…

— А почему? — Главный врач сомкнул кончики пальцев обеих рук в фигуру, напоминающую неф кафедрального собора. — В этом загадочном деле ваш поступок выглядит самым загадочным. Что толкнуло вас всего через полтора часа после обхода оставить свой комфортабельный кабинет на нижнем этаже и направиться вверх по лестнице, дабы еще раз осмотреть больного? Разве дежурный врач не мог сделать это? Мотивы вашего поступка, доктор Бут, сложно понять.

— Но, господин главный врач! — Доктор Бут даже подпрыгнул в кресле. — Вы что же, считаете меня сообщником Хинтона? Клянусь вам…

— Не нервничайте, доктор, — Меллинджер успокоительно поднял гладкую бледную руку. — Я совсем не подозреваю вас. Давайте считать, что я просто выясняю «подсознательные мотивы».

Но вконец расстроенный Бут снова возразил:

— Господин главный врач! В моем поступке не было никаких «подсознательных мотивов», как вы изволите выражаться. Сейчас я даже не могу припомнить, почему решил взглянуть на Хинтона, но какие-то незначительные основания для этого, конечно же, были. Я ведь практически не знал этого больного.

Доктор Меллинджер наклонился через стол.

— Вот об этом-то я и говорю, доктор. Думаю, что вы его вообще не знали. — Меллинджер изучал свое собственное перекошенное отражение в серебряном чернильном приборе. — Прошу вас, доктор Бут, опишите нам внешность больного.

Бут растерялся.

— Он был… ну, невысокий, как мне кажется, с… да с темными волосами и очень бледный. Глаза были… мне хотелось бы посмотреть историю болезни, это помогло бы мне вспомнить, господин главный врач.

Меллинджер оставил несчастного Бута и взялся за Редлата:

— Ну, а вы-то, конечно, помните, какова была внешность Хинтона, доктор?

— Боюсь огорчить вас, сэр. Я его вообще никогда не видел. — Редлат повернулся в сторону заместителя директора. — Я думаю, что доктор Норманд разговаривал с больным, когда его привезли?

Было видно, как напрягся Норманд.

— Его как будто оформлял мой ассистент. Кажется, Хинтон был среднего роста, без каких-либо запоминающихся примет. Не высокий, и не низкий, среднего роста, в общем. Такой приземистый. — Он крепко сжал губы. — Видимо, так. Точнее, не так. Да, конечно, его оформлял не я.

— Великолепно, — доктор Меллинджер как-то сразу ожил, в глазах его засверкала ироничность, настроение заметно улучшилось. Злость и напряжение, столько времени угнетавшие его, начинали улетучиваться. — А не доказывает ли это, дорогой Норманд, что мы подняли на ноги всех, чтобы найти человека, которого никто не сумеет опознать? Я боюсь разочароваться в вас, доктор Норманд. Я всегда полагал, что вы рассудительный человек и глубокий аналитик, а вы, оказывается, в своих поисках больше надеетесь не на эти качества, а на помощь провидения.

— Но, господин главный врач, я же не в силах запомнить внешность каждого больного.

— Достаточно, господа! — Доктор Меллинджер, крайне довольный, покинул кресло и зашагал взад-вперед. — Все эти факты не могут не тревожить меня. Видимо, необходимо пересмотреть всю систему взаимоотношений нашего персонала с больными. Пациенты «Грин Хилл» отнюдь не безликие манекены, не нули, господа, — это личности со свойственными каждому индивидуальными особенностями. Мы не имеем права относиться к ним как к пустышкам, к фикции, к безмолвной истории болезни. Это отношение и приводит к тому, что мы можем незаметно для себя потерять своего пациента. В ближайшем будущем нам необходимо самым тщательным образом осмотреть всех больных. Мы должны заново ознакомиться с каждым из них и проверить, насколько наши поверхностные и легкомысленные суждения о пациентах соответствуют истинному положению вещей. — Возбужденный собственным красноречием, доктор Меллинджер шагнул в лавину солнечного света, бившего в окно, точно хотел, чтобы сияние его мудрости стало ярче и виднее подчиненным. — Вот какая важная проблема возникла перед нами, но мы решим ее и создадим подлинно новый «Грин Хилл» — клинику без привидений и мистических чудес, где отношения больных с персоналом будут строиться на полном взаимопонимании и ответственности каждой из сторон.

Эта тирада завершилась напряженным молчанием. Наконец, доктор Редлат, откашлявшись, дерзнул вернуть шефа на грешную землю, задав неприятный вопрос:

— А как же Хинтон, сэр?

— Что Хинтон? Ах, да, конечно, Хинтон. — Меллинджер остановился, приняв позу епископа, готового благословить толпу верующих. — «Дело Хинтона» следует рассматривать как иллюстративный материал к процессу переоценки нашей деятельности, как элемент самоконтроля.

— Мы продолжим поиски? — не отставал Редлат.

— Естественно. — На миг плавное течение мыслей Меллинджера исказилось. — Конечно, необходимо разыскать Хинтона. Он не исчез, его дух витает по «Грин Хилл», это огромная метафизическая шарада. Отгадайте ее, господа, и вы познаете тайну пропажи Хинтона.

Уже не один час доктор Меллинджер в полном одиночестве бороздил свой кабинет, изредка протягивая руки к едва тлевшему камину. Пламя иногда оживало, и языки его плясали вокруг вытяжки в том же ритме, в каком на задворках мозга танцевали разбросанные мысли самого доктора Меллинджера. И все-таки он обнаружил свет в конце тоннеля. С самого момента исчезновения Хинтона доктор был убежден, что это загадочное событие выходит за рамки просто ослабленного контроля персонала, а отражает фатальные недостатки в принципах организации работы вверенного ему лечебного заведения.

Влекомый этими мыслями, доктор покинул апартаменты и спустился этажом ниже, где размещалась администрация лечебницы. Кабинеты пустовали, все служащие были брошены на розыски беглеца. Изредка тишину разрывали вопли пациентов, не получивших в срок своего завтрака из-за общей суматохи, царившей в клинике. Однако стены ее были массивными, а высокая плата, которую запрашивали за содержание больных, позволяла не гнаться за их количеством и не переполнять больничные отделения, если к тому не было веских оснований.

Психиатрическая клиника «Грин Хилл» (чей девиз и главное достоинство: «Далеко-далеко зеленый тот холм» [24] Фраза из английской народной песни "Грин Хилл" ("Зеленый холм"). ) выгодно отличалась от других подобных лечебниц. Ее попечители — в основном сливки общества — финансировали, и притом щедро, не столько психолечебницу, сколько скрывающуюся за ее вывеской частную тюрьму. В нее направляли пораженных различными пороками злополучных родственников, которых общество по разным причинам отринуло от себя: упирающихся в нежелании покинуть сей мир родителей сыновей-монстров, дряхлых тетушек, упорно цепляющихся за никому не нужную девственность, стариков-кузенов — принципиальных холостяков, плативших теперь за свои юношеские шалости; словом, разжалованных и сосланных за ненужностью офицеров армии состоятельных людей. Таковы были пациенты, и их опекунов заботила в первую очередь надежность охраны клиники, а уж никак не лечение и уход за больными. Обитатели «Грин Хилла» должны были исчезнуть из большого мира и не возвращаться в него до тех пор, пока оставались деньги на оплату больничных счетов. Это устраивало и попечителей, и клинику. Потому-то бегство Хинтона было чревато крупным скандалом.