Джеймс Баллард - Затонувший мир [авторский сборник]

— Увы, сэр. Думаю, что не смогу. Правда, я имел беседу с больным, который, по моему убеждению, являлся Хинтоном.

— А был ли это действительно Хинтон? — голос главного врача посуровел, в нем зазвучали металлические нотки. — Напрягите-ка память, не обольщайтесь. Может быть, против вас сидел совсем другой пациент. Да разве вы рассматривали его? Самое вероятное, вам просто подвернулась такая фамилия в одном из списков, и вы подумали, что именно ее обладатель находится рядом с вами…

Раздался вежливый стук в дверь, и на пороге возник доктор Норманд.

— Здравствуйте, господин главный врач.

— Прошу вас, входите Норманд. Наша беседа с коллегой Бутом чрезвычайно интересна и поучительна. Теперь я твердо надеюсь, что мы на пороге разгадки феномена Хинтона.

Норманд нехотя покивал головой.

— Это не может не радовать, сэр. Просто гора с плеч. А то я уже считал, что это прискорбное событие следует придать огласке. Все-таки прошло почти двое суток.

— Милый мой, видимо, вы неправильно меня понимаете. Дело в том, что мы коренным образом пересмотрели свое отношение к феномену Хинтона. Помощь доктора Бута оказалась просто неизмеримой. Мы говорили о перспективе выдвижения его кандидатуры на один из основных административных постов. Вы захватили историю болезни Хинтона?

— Я… мне очень жаль, сэр, нет. — Норманд покаянно потупил взор. — Видимо, ее на время куда-то переложили. Я отдал команду, чтобы ее разыскали и принесли к вам.

— Да, потрудитесь, Норманд. — Поддерживая Бута под локоток, Меллинджер любезно подвел его к двери. — Мне нравится ваш образ мышления, доктор. Вы поразительно гибки и восприимчивы. Это очень привлекательно. Работайте с персоналом в том же направлении. Продолжайте пробиваться сквозь туман иллюзий и домыслов, которым одурманен их разум. Не уставайте разъяснять им, что одни иллюзии порождают другие и так продолжается до того момента, когда в определенной обстановке домысел становится псевдореальностью. Многократно повторяйте им, что наша клиника нуждается в работниках с трезвым мышлением. Думаю что в конце концов ни один из них не сможет с полной уверенностью утверждать, что в самом деле встречал Хинтона.

Проводив Бута, главный врач уселся на свое место. На некоторое время он как будто забыл о присутствии Нор-манда. Потом встрепенулся.

— Простите, доктор! Где же все-таки история болезни Хинтона? У вас ее нет?

— Увы, сэр. Я уже говорил вам…

— Пустое, Норманд, успокойтесь. — Доктор Меллинджер послал растерявшемуся Норманду самую лисью из всех своих улыбок. — Я придерживаюсь высокого мнения и о вас, и о ваших профессиональных качествах. Уверен, что в административном отделении не пропадает ни одна бумажка, не говоря уже о таком важном документе, как история болезни. Скажите лучше, доктор, а твердо ли вы верите в то, что эта пропавшая история действительно лежала когда-нибудь на вашем столе?

— Нет сомнений, сэр, — молниеносно отреагировал Норманд. — Признаюсь, что лично я ее не смотрел, но ведь история болезни заводится на каждого больного, доставленного в нашу лечебницу.

— И в то же время, Норманд, — слащаво произнес главный врач, — того больного, о котором идет речь, в лечебнице не обнаружено. Не знаю, существует ли предполагаемая история болезни, но самого Хинтона нет и не было.

Он смолк и пронзил Норманда пристальным взором.

Минула неделя. Главный врач клиники проводил в своем кабинете итоговое совещание. Атмосфера была дружеской: трое подчиненных блаженствовали в придвинутых к камину креслах, а хозяин кабинета, облокотившись на крышку стола, бдительно следил за тем, чтобы бокалы своевременно наполнялись лучшим его хересом.

— Таким образом, господа, — произнес Меллинджер, обобщая все сказанное, — бросив взгляд назад, мы вправе оценивать минувшие семь дней как этап трезвого и беспощадного саморазоблачения, которое делает нам всем честь. То был жестокий, но полезный урок, напомнивший о святая святых нашего дела — неукоснительном долге всех работников «Грин Хилл» различать, где находится реальность, а где — псевдореальность. Предаваться иллюзиям и химерам простительно нашим пациентам, мы же должны сохранять абсолютную трезвость мысли. Любое предположение можно считать действительностью только тогда, когда оно подтверждается нашими бесспорными ощущениями. Вернемся еще раз к «комплексу Хинтона».

В этом случае нагромождение условных допущений и вымыслов — достаточно правдоподобных, признаюсь, — привело к тому, что абсолютно иллюзорная фигура несуществующего пациента вызвала к жизни целое здание коллективной фантазии. Чья-то незначительная ошибка (есть основания считать, что в ней виновна одна из машинисток административного отдела) создала вымышленного человека, который сперва получил имя Хинтона, затем обрел индивидуальность и вместе с нею охранника, медперсонал, лечащего врача. Сила этого вымысла и связанной с ним цепи ошибок была столь велика, что когда мираж рассеялся и за тенью не обнаружилось забора, который должен был ее отбрасывать, возникшая пустота трансформировалась в лжеидею о побеге этого фантома.

Доктор Меллинджер закрепил свою тираду выразительным жестом, и его подчиненные закивали, как китайские болванчики.

Меллинджер обогнул стол и устроился в кресле.

— Думаю, господа, что мое временное отстранение от служебной рутины оказалось большой удачей для нашей клиники. То, что вы возложили на свои плечи наши будничные заботы, позволило мне использовать относительную свободу от них, дабы проанализировать и суммировать все аспекты «комплекса Хинтона» и прийти к единственному бесспорному выводу: больной по имени Хинтон существовать не может.

— Великолепный образец логического мышления, — громко, чтобы все слышали, прошептал Редлат.

— Несомненно, — поддержал коллегу Бут.

— Поразительный дар предвидения! — присоединился к ним Норманд.

Внезапно в дверь постучали. Раздраженно отмахнувшись, главный врач продолжил свою речь:

— Спасибо, господа. Понимаю, что без вашего активного соучастия мое предположение о том, что Хинтон есть не что иное, как нагромождение административных промахов, навсегда осталось бы недоказанной гипотезой…

Стук повторился. В дверном проеме возникла дежурная медсестра.

— Извините, сэр. Я прошу прощения, что должна…

Доктор Меллинджер прервал поток излияний.

— Пустое. Что вы хотите?

— Там визитерша, господин главный врач. — Она помолчала, выдерживая паузу, как хороший актер. — Это госпожа Хинтон, она хочет видеть мужа.

Все оцепенели. Забыв о хересе, трое медиков, дотоле блаженствовавших в своих креслах, застыли в самых неожиданных позах, а глава лечебницы словно превратился в изваяние. В кабинете стояла гробовая тишина, прерываемая лишь легким стуком каблучков за дверью.