Джеймс Баллард - Затонувший мир [авторский сборник]

Аксель быстро шагнул с террасы, выбрал цветок времени и сорвал его. Когда тот выплеснул весь свой свет, граф вернулся на террасу. Цветок сжался в черную жемчужину, но орда опять отступила к горизонту.

Затем он осознал, что горизонт теперь гораздо ближе, чем раньше: то, что он поначалу принял за горизонт, на самом деле было вершиной первого холма.

Когда он присоединился к графине во время вечерней прогулки, он ничего ей об этом не сказал, но она видела правду под его напускной беспечностью и сделала все, что могла, чтобы развеять его волнения и тревогу. Спускаясь по ступеням, она повела рукой на сад времени:

— Смотри, как прекрасно! Здесь еще так много цветов!

Аксель кивнул, улыбнувшись этой попытке успокоить его. Слово «еще» выдавало, что и она предчувствует конец. Из многих сотен, росших когда-то в саду, сейчас осталась всего дюжина, а полностью распустились всего три или четыре. Пока они шли к озеру, он пытался решить, стоит ли сорвать большие цветы первыми или оставить их напоследок. Правильнее было бы дать нераспустившимся цветам время вырасти и созреть, но это преимущество будет потеряно, если он оставит большие цветы для последнего отпора. Впрочем, никакой разницы не было: сад скоро умрет, а бутонам нужно было куда больше времени, чтобы собрать время в своих сердцевинах. За всю свою жизнь он так и не заметил, чтобы цветы росли. Большие всегда были большими, а из бутонов ни один не обнаруживал никаких признаков развития.

Проходя по мостику через озеро, граф и графиня смотрели на свои отражения в спокойной черной воде. Теперь, когда они были защищены беседкой с одной стороны и высокой стеной сада с другой, Аксель чувствовал себя спокойно и в безопасности, а равнина с захватчиками казалась ему далеким кошмаром, от которого он вдруг очнулся. Он обвил рукой талию жены, любовно прижал ее к своему плечу и понял, что не обнимал ее так вот уже несколько лет; хотя их жизнь и казалась вечной, неподвластной времени, он явственно, как будто это случилось вчера, помнил тот день, когда он привел в дом свою молодую супругу.

— Аксель, — очень серьезно попросила графиня, — прежде чем сад умрет… можно мне сорвать последний цветок?

Осознав ее просьбу, он медленно кивнул.

Потом вечер за вечером он срывал оставшиеся цветки один за другим, приберегая маленький бутон, что рос прямо под террасой, для своей жены. Он срывал цветы, не считая, сколько остается, случалось, и по два-три бутона одновременно. Орда уже достигла второй и третьей вершины, копошащаяся людская масса совершенно закрыла горизонт. С террасы Аксель ясно видел усталую армию, спускавшуюся в ложбину перед последним холмом; изредка до него долетали звуки голосов, крики страха и ярости, щелчки кнутов и бичей. Деревянные телеги кренились из стороны в сторону, раскачиваясь на неровных колесах, ездовые отчаянно боролись, пытаясь хоть как-то управлять ими. Насколько Аксель мог судить, никто из этого сброда не знал общего направления движения. Скорее всего каждый слепо двигался по следам идущего впереди, и лишь этим обеспечивалось их единство. Аксель надеялся — хотя уже не верил в это, — что настоящий центр армии, ее ядро, которое еще не показалось из-за горизонта, движется в другом направлении и что постепенно орда свернет, обойдет виллу и схлынет с равнины.

Два вечера назад, когда он сорвал цветок времени, передовые ряды уже достигли третьей вершины и обрушились вниз. Ожидая графиню, Аксель смотрел на два последних цветка — два маленьких бутона, которые подарят им лишь несколько минут. Стеклянные стебли уже сорванных цветов еще торчали упругими копьями, но сад уже отжил свое.

Следующее утро Аксель провел в своей библиотеке, пряча редчайшие из своих манускриптов в потайные стеклянные ящики, находящиеся между двумя галереями в тайном месте. Он прошел по галерее с портретами, бережно протирая каждую картину, затем навел порядок на столе и запер дверь. После обеда он нашел себе дело в гостиных: ненавязчиво помогал своей жене протирать мебель, расставлять по местам вазы и бюсты.

К вечеру, когда солнце уже зашло за дом, они страшно устали, но за весь день они не сказали друг другу ни слова. Когда графиня направилась в музыкальную комнату, Аксель остановил ее:

— Сегодня вечером мы вместе сорвем по цветку, дорогая, — произнес он ровным голосом. — По последнему цветку.

Он быстро глянул поверх стены. Они слышали — менее чем в полумиле — глухой шум нестройно наступавшей армии, лязганье железа и щелчки бичей; все эти звуки неслись теперь со всех сторон. Аксель быстро сорвал свой цветок, который был не больше сапфира в перстне. Пока тот таял, шум за стеной утих, но тут же раздался с новой силой.

Стараясь не обращать на него внимания, Аксель посмотрел на виллу, пересчитал колонны портика, затем взглянул через лужайку на серебряный диск озера, которое отражало последние лучи вечернего солнца, на тени, мечущиеся между деревьев. Взгляд его задержался на мостике, где они с графиней так часто стояли рука об руку…

— Аксель!

Он крепко обнял свою супругу. Орда ревела совсем рядом. Через стену перелетел камень и упал среди цветов времени, сломав несколько хрупких стеклянных стеблей. Затем в воздухе просвистел еще один и вдребезги разнес одно из окон.

— Аксель!

— Быстрей, дорогая, последний цветок!

Он свел ее в сад. Бережно обхватив стебель, она аккуратно сорвала последний цветок и начала баюкать его в ладонях. На секунду шум приутих, и Аксель весь подобрался. В ярком свете, исходящем от цветка, он видел белые испуганные глаза жены.

— Держи его как можно дольше, дорогая, пока не погаснет последняя искорка.

Они вернулись на террасу, графиня держала в ладонях умирающую драгоценность, а крики за стеной становились все громче. В железные ворота бил тяжелый таран, и вся вилла сотрясалась от этих ударов.

Когда погасла последняя искра, графиня подняла ладони вверх, будто отпуская на волю невидимую птичку, собрала все свое мужество и вложила свои руки в ладони мужа с улыбкой, сияющей, как только что погасший цветок.

— О, Аксель! — только и сказала она.

Темнота обрушилась на них мгновенно, словно удар меча.

Передовые отряды орды перевалили через разрушенную стену, перетащили через нее свои повозки и покатили их по подъездной аллее, некогда великолепной, теперь запустевшей. Развалины некогда обширной виллы ни на секунду не задержали бесконечный людской поток. Озеро пересохло, на дне гнили упавшие деревья, рядом ржавел рухнувший мостик. На лужайке с высокой травой, на дорожках и между узорных плиток буйно разрослись сорняки.

Большая часть террасы давно разрушилась, и основная масса наступающей армады прошла мимо разграбленной