Джеймс Баллард - Затонувший мир [авторский сборник]

Наконец он снова привязал к своей ноге костыль и рукояткой кольта нацарапал на стене под окном надпись, которую — он был уверен в этом — никто не прочтет: «27-ой день. Отдохнул и двинулся на юг. Все в порядке. Керанс.»

Он оставил безмятежную лагуну и вновь углубился в джунгли. Через несколько дней он был уже далеко, продвигаясь на юг среди множества лагун и болот, во все усиливающихся ливнях и жаре, избегая аллигаторов и отбиваясь от игуан и гигантских летучих мышей, новый Адам в поисках забытого рая возрожденного солнца.

Перевод Д. Литинского

Ночью Мэсон вновь услыхал приближающееся море — приглушенный грохот бурунов, атакующих соседние улицы. Стряхнув остатки сна, он выбежал на улицу. В лунном свете белые коробки зданий среди площадок мокрого бетона казались могильными склепами. Совсем рядом, ярдах в двухстах, волны обрушивались и кипели, оплескивая тротуары и снова стекая. Пена перехлестывала через изгороди, брызги наполняли воздух пьянящим соленым запахом.

Вдалеке мощные валы, набегающие из открытого моря, перекатывались через крыши уже затопленных домов, и только трубы торчали, рассекая барашки. Отскочив — холодная пена обдала ему нош, — Мэсон взглянул на дом, где спала жена. Каждую ночь море подходило все ближе и ближе, сегодня оно докатилось уже до газона.

Полчаса или чуть больше Мэсон наблюдал за пляской волн над коньками крыш. Фосфоресцирующая поверхность моря отбрасывала бледное сияние на облака, бегущие во тьме над головой, отсвечивала на руках матовым восковым блеском.

Наконец волны стали отступать, массы искрящейся воды пошли вспять, освобождая улицы, возвращая ряды домов лунному свету. Мэсон рванулся вслед через умирающую пену, но море убегало от него, скрываясь за углы домов, ускользая под двери гаражей. Когда он добежал до конца дороги, на небе за шпилем церкви мелькнул последний фосфорический отблеск. Измотанный, Мэсон вернулся домой — плеск волн все еще пульсировал в ушах — и уснул.

— Этой ночью я снова видел море, — сказал он жене за завтраком.

— Ричард, — Мириам тихо ответила, — ближайшее море в тысячах миль отсюда. — Секунду она следила за мужем, ее бледные пальцы теребили прядь черных волос, спадающих на плечи. — Выйди и оглянись. Здесь нет никакого моря.

— Дорогая, но я же его видел .

— Ричард…

Мэсон встал и неторопливо показал ей ладони.

— Мириам, я чувствовал брызги на руках, волны разбивались у моих ног. Это не сон.

— А чем же еще это может быть?

Мириам оперлась о дверь, словно боялась впустить в дом странный ночной мир мужа. Иссиня-черными волосами, обрамляющими овальное лицо, и ярко-красным платьем, открывающим стройную шею и белую грудь, она напоминала Мэсону то ли мадонну прерафаэлитов, то ли фею Моргану.

— Ричард, ты должен поговорить с доктором Клифтоном. Это стало пугать меня.

Мэсон улыбнулся, рассматривая глазами поверх деревьев далекие коньки крыш.

— Не стоит волноваться. Все очень просто. Ночью я слышу звуки моря, выхожу и смотрю на волны при лунном свете, а потом снова засыпаю.

Он замолчал, на его лице проступила усталость. Высокий и худощавый, Мэсон еще не окреп после болезни, из-за которой провел дома последние полгода.

— Забавно, — продолжал он, — что вода как-то странно светится. Видимо, минерализация значительно выше обычной…

— Но, Ричард… — беспомощно обернулась к нему Мириам; ее явно беспокоило его спокойное отношение ко всему этому. — Никакого моря нет, ты только воображаешь его. Больше никто его не видит.

Мэсон кивнул, не вынимая рук из карманов.

— Возможно, не пришло еще их время.

Он прошел из гостиной в кабинет. В углу по-прежнему стояла койка, на которой он спал во время болезни, за нею — книжный шкаф. Мэсон сел и взял с полки большую ископаемую раковину. Зимой, когда он был прикован к постели, она дарила ему нескончаемую радость, бесконечную чреду грез о древних морях и затопленных побережьях. Когда он держал ее в руках, изящную и двусмысленную, как обломок греческой статуи, найденной в русле пересохшей реки, она казалась ему капсулой времени, кусочком иной Вселенной. Он без труда мог поверить, что полночное море, которое тревожило его сон, вышло из этой раковины, потому что он тронул один из витков ее спирали.

Вскоре вошла Мириам и тут же отдернула штору, словно опасаясь, что Мэсон вернется в сумрачный мир своей болезни. Она положила руки ему на плечи.

— Слушай, Ричард. Разбуди меня ночью, когда услышишь волны, и мы выйдем вместе.

Мэсон осторожно освободился.

— Мириам, не имеет значения, увидишь ли море ты. Главное, что его вижу я.

Позже, пройдя по улице вниз, Мэсон вышел к месту, где стоял прошлой ночью и глядел на волны. Мирный домашний шум доносился из зданий, которые он совсем недавно видел затопленными. Трава газонов поблекла от июльской жары, и под ярким солнцем вращались разбрызгиватели, отбрасывая радуги в ясный воздух. Между деревянными изгородями и пожарными гидрантами лежала летняя пыль, ничем не потревоженная с ранней весны, когда прошли последние грозы.

Улица, одна из дюжины пригородных бульваров, шла к северо-западу и ярдов через триста выходила на открытую площадь перед ближайшим торговым центром. Мэсон, взглянув из-под ладони на башню с часами над библиотекой и церковный шпиль, узнал место, где вздымались крутые валы, идущие из открытого моря. Все сходилось до последней мелочи.

Перед торговым центром начинался отлогий подъем, во время прилива там проходила береговая линия. Этот отлогий вал, часть большой естественной котловины, примерно в миле от города завершался небольшим обнажением меловых пород. Несмотря на дома, частично закрывающие его, Мэсон ясно узнал в нем мыс, что высился над морем подобно цитадели. Мощные валы разбивались, о его склоны, взбрасывая невероятные султаны брызг, опадающие с какой-то гипнотизирующей медлительностью. Ночью мыс казался выше и суровей, как нерушимый бастион, противостоящий морю. «Как-нибудь вечером, — пообещал себе Мэсон, — я приду на мыс, и меня, спящего на вершине, разбудят волны».

Мимо проехала машина, и водитель с удивлением посмотрел на Мэсона, стоящего посреди дороги с задранной головой. Не желая прослыть более эксцентричным, чем его и без того считали — нелюдимым, отрешенным мужем красивой, но бездетной миссис Мэсон, — он свернул на дорогу, которая шла вдоль вала. Приближаясь к отдаленному выступу обнаженной породы, Мэсон бросал взгляды поверх живых изгородей, ожидая увидеть перевернутые автомобили — ведь эти дома захватывал прилив. Хотя первые образы моря пришли к Мэсону всего три недели назад, он уже был убежден в их полной достоверности. Он узнал, что после своего ночного отступления вода не оставляет никаких следов на сотнях затопляемых ею зданий, и не испытывал тревоги за людей, которые, вероятно, спали, погруженные в огромную морозильную камеру холодного моря, пока он наблюдал, как волны перекатываются через крыши. Несмотря на этот парадокс, именно уверенность в реальности моря заставила его признаться Мириам, что в одну из ночей он был разбужен шумом волн за окном, вышел и встретил море, затапливающее улицы и дома. Сначала она просто улыбнулась, приняв это за образ его странного внутреннего мира. Позже, через три ночи, она проснулась, когда он, вернувшись, запирал дверь, и испугалась, услышав его частое дыхание и увидев потное лицо.