Джеймс Баллард - Затонувший мир [авторский сборник]

— Почему закон запрещает часы?

Стеси перебросил кусочек мела из руки в руку.

— Разве есть такой закон?

— Да, я видел объявление в полицейском участке: сто фунтов за каждые сданные часы. Очень старое, но сержант сказал, что оно еще в силе.

— Займись, вдруг миллионером станешь.

Конрад не обратил внимания на насмешку.

— Почему запрещено иметь оружие — понятно, но какой вред от часов?

— Но это же просто! По часам можно узнать, сколько времени тратит человек на работу, и заставить его работать еще быстрее.

В семнадцать лет он сделал свои первые часы.

Своего рода одержимость временами давала ему заметные преимущества перед товарищами. Нельзя сказать, что он был самым умным или самым добросовестным, но умение организовать свой досуг позволяло ему ярче проявлять свои способности. Другие еще бездельничали в счастливом безвременье, а у него уже наполовину готовы домашние задания — он четко распределял время на каждое из них. Покончив с уроками, он поднимался на чердак, где создавал свои первые конструкции: градуированные свечи, солнечные, песочные часы и громоздкий механизм мощностью в половину лошадиной силы, который двигал стрелки с нарастающей скоростью, как бы пародируя прогрессирующую одержимость своего создателя.

Первые настоящие часы были водяные. Вода вытекала из бака, вместе с ней опускался поплавок, а тот двигал стрелки — просто, но точно. Однако Конрад не прекращал поиск исправного часового механизма. Повсюду в старых домах валялось бесчисленное множество часов: настольные, карманные и прочие, но механизмы из них были вынуты, часто вместе со стрелками, а иногда и с циферблатами. Попытки самостоятельно создать сколь-нибудь надежный регулятор хода кончались провалом. Судя по рассказам, часы были инструментом неимоверно точным по конструкции и требовали тщательной отделки каждой детали. Одна лишь надежда тешила его: найти исправные часы, лучше всего ручные.

И однажды ему повезло. В кино он оказался рядом со стариком, тому стало плохо. Конрад помог отнести его в кабинет администратора. При тусклом свете на руке мужчины вдруг блеснул металл. Конрад нащупал плоский диск часов. Он не хотел красть. Он просто подумал, что врач, проверяя пульс, может обнаружить их. Домой он шел, сжимая часы в руке. Тиканье казалось ему громким, словно трубный глас. Он каждую секунду ожидал, что прохожие начнут показывать на него пальцами и Полиция Времени тут же схватит его.

У себя на чердаке, затаив дыхание, он осмотрел их, вздрагивая при малейшем шорохе в отцовской спальне.

Они были почти такие же, как у матери, только не с красным, а с желтым циферблатом, ходили они почти неслышно. Золотой корпус поцарапался и облупился, но ничего прекраснее Конрад в жизни не видел. Много времени провел он на чердаке, вглядываясь в желтый циферблат, а иногда снимал крышку и зачарованно смотрел на неистовое мельтешенье миниатюрных зубчиков и колесиков. Смотрел на неумолимую минутную стрелку, на гордую часовую, компасом прокладывающую ему путь через время в будущее.

Часы он не снимал весь день. Без них время теряло ритм и все вокруг превращалось в бестолковую, раздражающе бессмысленную суету. Отец ему стал казаться тупым бездельником, который сидит себе и не знает, когда что случается.

Конрад сделал в рукаве узкую прорезь, чтобы украдкой смотреть на циферблат. Он быстро привык определять по часам длительность обеда, уроков, футбола, время сна и бодрствования, — словом, всего.

А потом он попался.

Уроки английского языка продолжались ровно сорок пять минут, и Конрад постепенно привык убирать свою парту за минуту до гудка таймера. Он замечал, что Стеси с любопытством посматривает на него, но искушение первым пройти к двери перед изумленным учителем было сильнее осторожности.

Однажды таймер не прогудел вовремя.

«Неужели часы сломались?»

Слегка запаниковав, Конрад едва сдержался, чтобы не посмотреть на циферблат.

Сардонически улыбаясь, Стеси медленно прошел между партами к Конраду.

— Торопишься, Ньюмен?

Сбитый с толку Конрад покраснел от смущения. Стеси отпустил класс.

— А ты, Ньюмен, погоди. Что, забыл завести часы?

Конрад молчал.

— Где ты их достал, у родителей? Да не волнуйся ты так, Полиция Времени давно распущена.

Конрад внимательно посмотрел ему в глаза.

— Это часы моей матери, — солгал он. — Нашел среди ее вещей.

— Вот как?

Стеси протянул руку. Нервничая, Конрад отстегнул часы и отдал.

— Вы сообщите обо мне?

— Зачем? У психиатра и без тебя забот хватает.

— А разве это не противозаконно?

— Успокойся, ты вовсе не самая большая угроза обществу. — Он вернул часы.

— В субботу отложи все дела — мы с тобой совершим небольшое путешествие.

— Куда?

— В прошлое, — улыбнувшись, сказал Стеси, — в Город Времени Хронополис.

Стеси взял напрокат машину, помятую, но с блестящими боками, и они отправились в путь.

— Ну что, посмотрел? — Стеси кивнул на толстую пачку дорожных карт на заднем сиденье.

— Ага. Надо же, пятьсот квадратных миль. Какая громадина! А куда исчезли люди?

Стеси рассмеялся.

Назад неслись деревья, полуразрушенные дома — окна выбиты, крыши провисли. Даже те немногие, в которых кто-то жил, имели убогий вид.

— Когда-то здесь было тридцать миллионов жителей. Теперь — не более двух, и потихоньку становится все меньше. Пятьдесят миль в диаметре, — продолжал Стеси, — пятьдесят мертвых миль, вот что представляет собой старый город. Мы — те, кто выжил, — опоясали его колоссальным кольцом толщиной в пять миль.

Покрутившись по кривым переулкам, они выехали на бульвар, который вел в западном направлении. Судя по карте, они приближались к краю зеленого кольца, внутри которого безжизненной серой краской был обозначен старый город.

Промелькнула последняя из оживленных торговых точек — своеобразный пограничный пост. Кончились наконец ряды ветхих домов, и над путешественниками грозно загудели массивные стальные виадуки.

— Это железнодорожная система, довольно сложная. Ежедневно она перевозила до пятнадцати миллионов человек, — сказал Стеси, поглядывая в зеркало на Конрада.

Тот не отрывался от окна. Постепенно дома стали выше. Появились светофоры, турникеты для пешеходов. Над безлюдными улицами угрюмо нависали обшарпанные громады зданий.

Конрад впервые оказался здесь. Даже в детстве какой-то суеверный страх не пускал его в центр — только в другую сторону, за пределы города.

Улицы умерли лет тридцать тому назад. Витрины щерились осколками зеркальных стекол, с карнизов свешивались провода и вывороченные рамы, на тротуарах валялись какие-то ржавые обломки.