Антология мировой фантастики. Том 2. Путешествия во времени

Ну, я вышел, иду по тропинке к зарослям, машу в ответ. Он вылезает оттуда, дубину свою тащит наподобие флага. Лепечет что-то. Я едва-едва услышал:

— Не стреляйте!

Развожу руки, показываю, мол, никакого оружия. За мной и Тавия вышла. Подходим ближе. Этот старый хрыч палку перекладывает в другую руку, шляпу снимает, кланяется так вежливенько.

— О, сэр Джералд! Чувствительно рад видеть вас вновь.

— Да он не сэр Джералд, дядя. Он мистер Лэттери, — Тавия го­ворит.

— Боже! Опять я говорю глупости. Мистер Лэттери, — он отвечает, — я уверен, вы обрадуетесь, когда узнаете, что рана пустячная. Болезненная, но не опасная. Несчастному придется провести некоторое время лежа на животе, не более того.

— Какому несчастному?

До чего тупая у меня, наверное, рожа была в тот момент! Ни в сказке сказать.

— Тому, которого вы подстрелили днем раньше.

— Под-стре-лил?

— Наверное, днем позже! — окрысилась моя Тавия. — Дядя, совсем ты не ладишь с машиной!

— Но в общих-то чертах мне все понятно, душа моя. Только вот эти кнопочки… многовато их там наделали.

— Неважно. Раз уж ты сюда заявился, не пойти ли нам в дом? — она спрашивает. — А платок спрячь в карман.

Вот чудило! Заходит старый хрыч в дом, глазами зыркает туда-сюда: все ли аутентично? Садимся. И тут Тавия сказала:

— Прежде всего ты должен знать, дядя Доналд, что я стала женой Джералда. Вот так. Женой мистера Лэттери.

Доктора Гоби чуть удар не хватил.

— Женой? — повторил он. — Но с какой целью?

— Боже мой! — Тавия набралась терпения и все-таки принялась объяснять: — Я его люблю, он любит меня. Вот мы и поженились. Тут поступают именно так.

— Э? Э? Да… — Доктор Гоби потряс головой, будто отгонял дурной сон или нечистую силу. — Я, разумеется, знаю, до какой степени сентиментальными люди были в двадцатом веке. Но ты-то зачем… э-э… обаборигенилась? То есть отувременилась.

— А мне нравится, — отвечает моя Тавия.

— Девицы и должны быть романтичными. Но подумала ли ты о затруднениях, которые одно твое присутствие может причинить сэру Дже… э-э… мистеру Лэттери?

— От неприятностей я его начисто избавила, дядя. На неженатых тут фыркают. Мы поженились, и все фырканье сошло на нет.

— Имеется в виду не то время, пока ты здесь, а то, когда тебя здесь уже не будет. У них множество правил по поводу констатации смерти или исчезновения и тому подобное… Одним словом, бесконечные сложности. Ему просто не дадут жениться ни на ком другом.

— Я уверена, что ему и не захочется. Дорогой, разве не так?

— Конечно, не захочется, — запротестовал я.

— Уверен?

— Киска, — я говорю, а сам уже ухватил ее за руку, — да хоть бы все женщины этой паршивой планетки…

…Чуть погодя доктор Гоби начал кашлять исключительно громко. Напоминает, старый хрыч, о своем присутствии.

— Истинная цель моего визита — убедить мою племянницу вернуться. Сейчас же! Факультет в величайшей тревоге, лично я попал под удар. Руководство считает необходимым вернуть ее немедленно, пока мы не нанесли какого-нибудь серьезного ущерба… Любой хроноклазм отзывается в веках чудовищным эхом. Каждую секунду эта эскапада Тавии может обернуться настоящей катастрофой. Мы все буквально дрожим от страха.

— Жаль, что ты попал под удар, дядя, но я не вернусь. Тут я по-настоящему счастлива.

— Но, душа моя, подумай о хроноклазмах! Я вскакиваю по ночам от одной мысли…

— Милый дядя, да это ерунда по сравнению с теми хроноклазмами, которые обрушатся на всех, если я сейчас вернусь. Ты должен понять, что мне никак нельзя возвращаться. Понять и объяснить это другим.

— Никак нельзя? — одеревенело переспросил доктор Гоби.

— Никак! Загляните же вы наконец в источники! Вот только заглянете и увидите, что мой супруг… слово-то до чего забавное, неуклюжее и старомодное… А мне от него так приятно! У этого слова весьма древние лингвистические истоки…

— Мне кажется, ты хотела рассказать, почему тебе нельзя возвращаться, — влез доктор Гоби.

— Ой, да. Ну, вы увидите в источниках, что он для начала разработал связь для подводников, а потом изобрел криволинейную передачу. За это его и возвели в рыцарское звание.

— Все это мне отлично известно, Тавия. Я пока не понимаю только…

— Думаю, ты должен понять, дядя. Как, черт побери, он все это наизобретает, если я ему не расскажу и не покажу, что к чему? Вот заберешь ты меня отсюда, и тогда никто всего этого не изобретет. Представь себе последствия!

На доктора Гоби напал столбняк.

— Да… — говорит. — Да-да… Отчего же я сам не додумался?

— Кроме того, — добила его моя Тавия, — Джералду ненавистна сама мысль, что я пропаду. Разве не так, дорогой!

— Понятно, я… — Но этот самый доктор Гоби встал, и я тут же заткнулся.

— М-да, — говорит. — Кажется, отсрочка действительно необходима. Я сообщу им это. Но это всего-навсего отсрочка.

Вроде уходит старый хрыч. К двери пошел. Нет, еще что-то ему понадобилось, развстался в дверях.

— И все-таки, душа моя, пока ты тут, сохраняй величайшую осторожность. Тебе придется столкнуться со сложными и деликатными проблемами. Страшно подумать, какая неразбериха может выйти из твоего легкомыслия Допустим, ты станешь собственной прародительницей…

— Не работает, дядюшка. Я ведь из боковой линии. Припоминаешь?

— Действительно. Какая удача! Итак, я говорю до свидания — тебе и сэру… э-э… мистеру Лэттери. — Голосом, мерзавец, нажал на слово “свидания”. — Я верю, что мы еще встретимся — в конце концов, приятно побывать здесь не только в амплуа наблюдателя.

— Вот я и говорю. Обалдеть можно! — согласилась моя Тавия.

Он только головой покачал — сама общественная нравственность.

— Боюсь, душа моя, ты не слишком глубоко изучила эпоху. Использованное тобой выражение принадлежит более позднему периоду, да и тогда его чуждались воспитанные люди.

Пальбой мы позабавились неделю спустя. Трое придурков прикинулись простыми работягами и уже хотели было к нам ломануться. Но Тавия одного узнала в бинокль. Я выскочил с ружьем, и они порскнули от меня в кусты, как зайцы. Но один поймал-таки задницей хорошую порцию дроби. Пришлось ему скакать на одной ножке.

Больше нас не трогали. Чуть погодя я занялся связью для под­водников. Оказалось, просто аж до тупости… конечно, если принцип тебе ясен. Подал заявку на патент. Мы перешли ко второй работе — криволинейной передаче.

Тавия меня торопила.

— Веришь ли, я не знаю, сколько нам отпущено, дорогой. С тех пор как я здесь очутилась, я стараюсь вытащить из памяти дату твоего письма, но ничего не получается, хотя точно помню — ты ее подчеркнул. В твоей биографии говорится, будто твоя первая жена тебя бросила. Слово-то какое чудовищное — “бросила”! Разве я могу бросить тебя, мой любимый! Там, правда, не говорится, когда эта беда стряслась. Приходится торопить тебя. Если ты не успеешь доработать свое изобретение, случится чудовищный хроноклазм.