Кэтрин Мур - Грядет тьма (сборник)

Проходя мимо нашего припаркованного фургона, я остановился, чтобы заглянуть внутрь, не веря, что они могли проспать бой даже со снотворным. Когда я просунул голову в дверь, зашуршали одеяла и голос Пода Хенкена хрипло спросил, не случилось ли чего. Я сказал успокаивающим голосом, что все нормально, и услышал, как он повернулся на другой бок. Рой не шевельнулся. Я задержался на мгновение, чтобы посмотреть на два грузовика в лунном свете, чувствуя мимолетную и глупую отцовскую теплоту к труппе, чьи сны я только что охранял.

Гатри сидел за стойкой в кафе, положив локти на стол, и катал в руках стакан с содовой, но виски там явно было больше. На станции было еще темно, если не считать маленького голубого огонька под кофейником, и я лишь смутно его видел. Гатри казался бледным даже при таком освещении, а лицо его было напряжено, как будто гравитация каким-то образом давила на него чуть сильнее, чем десять минут назад. Он болезненно повернулся ко мне, оберегая забинтованное плечо.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.

— Неплохо. — Он выпил глоток виски и закрыл глаза от наслаждения. — Ничего страшного. Потерял немного крови, вот и все. Никто не должен знать об этом, прошу вас держать рот на замке.

Я сел рядом с ним и без приглашения потянулся к бутылке, стоявшей на стойке. Меня снова сильно трясло, и виски помогло лишь отчасти.

— Кто эти люди? — поинтересовался я. — Там, в лесу? Они что, мятежники?

Гатри покачал головой.

— В основном ренегаты с обеих сторон. Дезертиры из Комуса. Тюремщики. Такие крупные банды, как эта, выходят из-под контроля местных жителей.

— Не понимаю, Комус...

— Комус не хочет этого делать. Включите мозги. Местные хотели все делать по-своему, так пусть делают.

— А как насчет нас самих? Как насчет завтра? Лагерь теперь в безопасности? — Я повернул голову, чтобы прислушаться, и мне показалось, что я снова слышу отдаленную стрельбу, возможно, где-то в другом уединенном фермерском доме, который не был вовремя предупрежден. — Если бы я знал, что все может обернуться так плохо... не знаю. Я могу сделать свой собственный выбор, но какое право я имею выбирать за других? Скажем, за Кресси? Или за стариков Хенкен?

Тревога отразилась на его лице. Он смотрел вниз, в янтарную глубину своего бокала, как будто это был какой-то непостижимый колодец с мудростью на дне.

— Кресси, — задумчиво произнес он, печально прикрыв глаза.

Я легонько подтолкнул его.

— Кресси?

Он выдохнул и вздрогнул, когда я машинально задел его больное плечо. От него так сильно пахло виски, что я даже удивился, насколько много он выпил.

— Рохан, — внезапно обратился он, повернувшись и встретившись со мной взглядом, — ответьте мне на один вопрос. Сегодня ночью вы убили человека. Наверное, первый раз в жизни. Что вы чувствуете?

Я на мгновение закрыл глаза и проверил себя, как бы осторожно прощупывая свои чувства.

— Даже не знаю. Еще не понял. Да, он был первым. Потом я застрелил еще двоих и, возможно, убил бы еще. Я не считаю их за людей, но это пока. Может быть, завтра, когда я успокоюсь, меня как следует встряхнет.

— Это всегда толчок, — сказал он. — Я делал это много раз по долгу службы, так же как и вы сегодня. Я никогда к этому не привыкну. Но это часть моей работы. — Он понизил голос, глядя в пустой стакан, а не на меня. — Часть моей работы мне не нравится. Может быть, это было ошибкой — попытаться вернуться на службу после стольких лет отставки? Когда ты молод, ты никогда не сомневаешься в себе. Ты никогда не задумываешься, оправданы ли твои действия. Но с возрастом человек учится сомневаться. Может ли он что-то сделать и должен ли?

Он потер рукой глаза, поколебался, а потом добавил:

— У нас с вами много общего, мистер Рохан. Мы оба слишком долго были оторваны от привычного образа жизни, от нашей работы. Нам обоим пришлось вернуться в реальный мир, который иногда бывает довольно жестоким. И у нас есть еще одна общая черта. — Он бросил на меня быстрый взгляд. — Я выпил, — проговорил он, — иначе, наверное, не стал бы так откровенничать. Дело в том, что я тоже потерял жену. Около года назад. Мы были женаты тридцать лет.

Я не знаю, действительно ли он замолчал или в моем сознании наступила минута полной тишины.

— Вы спрашивали о Кресси, — пробормотал он. — Может быть, вас удивляет, почему я думаю о ней больше, чем можно было бы ожидать от мужчины моего возраста. Я не дурак. Просто она так напоминает мне мою жену, когда я впервые с ней познакомился. Не знаю, рассказывала ли она вам что-нибудь о себе, мистер Рохан. Но у нее было тяжелое детство, а юность прошла в непосильном крестьянском труде. Я восхищаюсь этой девушкой. Она похожа на мою Бесс не только внешне. Если бы у нас когда-нибудь была дочь...

Он замолчал, затем осторожно поставил пустой стакан.

— Вы задали мне сложный вопрос, мистер Рохан. Какое у нас с вами есть право делать выбор за остальных членов труппы, когда их безопасность поставлена на карту? Я знаю, что вы чувствуете. Я даже знаю, что они чувствуют. Я очень сочувствую старикам, и у Полли с Роем большие проблемы, а Кресси... Ну... — он повернулся на табурете и посмотрел мне прямо в глаза. — Мы будем продолжать нашу работу, пока не закончим, — отчеканил он твердым голосом. — Именно это мы и собираемся делать.

Птицы щебетали, бурундуки метались по своим важным делам, утреннее солнце теплым оранжевым светом скользило по гигантским стволам деревьев. Секвойи Вечнозеленые, что значит — вечно живущие. Многое они повидали за последние пару тысяч лет. Прошлой ночью тоже насмотрелись вдоволь. Но кто знает, что им предстоит еще увидеть. Прошлая ночь — лишь незначительный эпизод в их жизни. Будто ничего и не случилось.

Когда после завтрака я спустился к костру, поляна уже расцвела желтыми и синими цветами выстиранных костюмов, свисавшими с веревки, которую натянули между деревьями. Полли, склонившись над ведром с водой, выжимала воду из розовой юбки и неожиданно расхохоталась, увидев выражение моего лица.

— Завтра премьера, не так ли? Я думала, вы планируете сегодня генеральную репетицию.

Она еще раз встряхнула юбку с оборками, и капли с нее упали в ведро. Она выглядела усталой. Веки ее голубых глаз навыкате слегка припухли, а морщины на лице казались более глубокими, чем обычно.

То, что произошло прошлой ночью, в некотором смысле выбило меня из повседневной жизни. Я совсем забыл про пьесу. Я забыл о мятежниках и своих обещаниях. Я совсем забыл о нас и о том, что произошло до этой ночи. Все, кроме того что происходило в лунном свете в прицеле моего оружия, каким-то непостижимым образом отступило и заставило посмотреть на все по-другому. Полли все еще выглядела уставшей от вчерашних репетиций, и вид чистых костюмов, выстиранных для генерального прогона, резко вернул меня к окружающей действительности. Это было довольно-таки неприятно.