Нелл Уайт-Смит - 150 моих трупов

В мои обязанности входило обратить его внимание на сложность сложившегося положения:

– Вы должны понять – эмбрион не сможет развиваться нормально. Через неделю или две беременность всё равно замрёт. Вы потратите большие деньги на поддержание обмена веществ в этом теле зря.

– Я понимаю, – кивнул он и утёр слёзы. Те мелко и бойко потекли из маленьких глазок. – Но что же мне делать? Так и бросить всё?

Подталкивать его к решению, даже если оно казалось мне правильным, я не мог.

– Это только вам решать.

Толстый врач сел. Он помолчал немного, а потом спросил меня:

– А вы ненавидите Шата?

– Нет, – ответил я, не понимая, к чему он клонит.

– Но почему вы его не ненавидите? Ведь он… солдат. Он разрушает то, что вы создаёте.

– Я ничего не создаю. Каждый делает свою работу.

Смысл его слов казался мне искренне непонятен настолько же, насколько он представлялся очевидным для моего собеседника.

Он надавил:

– Нет. Вы создаёте. Вы везёте ликру в будущие города. В далёкие города. А потом заводы и предприятия воюют между собой, и города гибнут. Те, в чьих венах течёт ваша ликра. Как этот ребёнок, целые города, ещё не родившись, оказываются обречены.

Я посмотрел на труп его женщины. На запястье остался браслет-загадайка. Такие плетут на последний день лета, делая на кисточках по краям узелки по одному на желание, носят всю зиму, а потом, к весне, сжигают на праздник. Сколько узелков не оборвалось, дотерпело всю зиму до весны, столько желаний и сбудется.

– Такова судьба, – ответил я.

Врач помолчал немного, а затем возобновил беседу, видимо для того, чтобы отвлечь себя от мыслей о смерти:

– А что вы думаете о Лабиринте? Я слышал странствующего проповедника однажды – он говорил, что Сотворитель возвращает из Лабиринта некоторые души назад, в мир. Как вы думаете, верно ли это?

– Мне этого бы не хотелось, – ответил я сухо.

– Почему?

– Потому что жизнь должна быть одна, – мои слова его странным образом успокоили.

Он, продолжая накладывать себе порцию пустых размышлений, задумался вслух:

– И всё-таки как жаль, что нельзя снова вернуться в детство. Окунуться в ту ясную пору, где все твои беды могут утолиться добрым взглядом мастера и сладким печеньем на ночь…

– Не думаю, что кто-то мог бы желать вернуться в детство, – произнёс я.

– Как странно вы сейчас это сказали.

Мне пришлось пояснить:

– Я не думаю, что кто-то мог бы желать по своей воле снова оказаться в таком зависимом и бессильном положении. Не иметь возможности и средств решать за себя. Не иметь голоса. Как ни плохо сейчас, я волен делать свой выбор и никто не посмеет оспорить его.

– Никто здесь не защитит вас. Меня и моего сотрудника защищаете вы, а вас, – он шмыгнул носом, – никто.

– Беззащитным быть лучше, чем подневольным, – тихо подытожил я.

– Вы… философ, господин Риррит. Что ж, меня ждёт моя пациентка. Я не перестаю думать о том, что мог бы больше ей помочь, выучись я на другую специализацию, ведь я выбрал ту, что приносит больше денег… Я думал, что если у меня будут деньги, то это, само собой, поможет решать другие проблемы, и, случись что, я смогу просто нанять специалистов… Но вот я нанял вас.

Я промолчал, понимая, что не должен сейчас его утешать, и действительно: мужчина встал и направился к выходу. Поравнявшись со мной, он тепло меня поблагодарил. Но от его благодарности на душе мне стало неприятно. Словно бы я врал ему. Или словно бы он мне врал.

Оставшись один, я обошёл груз вокруг. Посмотрел на девушку с рыжими волосами. Она показалась мне закрытой коробкой. Со всякой всячиной. Сейчас бездействующей. Но какая-то скрытая пружина уже взведена внутри. И нужно открыть.

Я коснулся её лица. Чуть сбоку, внизу подбородка. Поправил волосы у лба.

Снял с себя грязную куртку. Проверил шкафчики персонала. Нашёл там здешнюю спецовку и переоделся. Сел на лавку. Снял перчатки. Поглядел на руки.

В действительности для оперирования мне не нужно носить перчатки на кистях рук. Движения пальцами – не что иное, как опосредованные мыслительные команды. Хорошие операторы обходятся без физических манипуляций. Мастера в белых гермохранилищах, в высоких домах Девятой Горы или Талого не носят перчаток. Нити спрятаны в расшитых камзолах. В строгих жилетах и невесомых шёлковых шейных платках.

Я смотрел на свои руки. В движении их плоти тоже есть маленькие несовершенства. Рафинированные касания. Ничего необдуманного. Они отталкивали других механоидов. В действительности каждый замечает гораздо больше, чем думает. Механоиды вокруг чувствовали то, насколько я в действительности не-живой. Поэтому они так часто говорили со мной о смерти. Поэтому сторонились и в горе утраты тянулись ближе по той же причине.

Мелкие несовершенства движений. Я мог бы быть дополнен кем-то другим так же, как и она. Я поднял взгляд. Моя девушка с рыжими волосами.

– Слушай, извини, что отвлекаю, – быстро вошёл в комнату Хозяин Луны, – но я всё тут думал о том, что ты мне о себе рассказал: параличе и прочем.

Опустив тот момент, что лично ему я о себе ничего не рассказывал, я терпеливо поднял на него глаза.

– Так вот: я всё не мог взять в толк – как же ты спишь тогда? Мелкие движения во сне, обнять любимую женщину или чем вы там, механоиды, в это время все занимаетесь? Без этого не будет правильной заботы о плоти, да о и достоверности можно вовсе забыть. И тут я подумал – должно же быть у тебя какое-то средство перманентной медитации. Что-то, что позволяет перемещать привычный контроль на уровень подсознания и не выключать тогда, когда ты ничего не контролируешь!

С этими словами он ловко, молниеносно быстро вытащил у меня из внутреннего кармана часы. Посмотрел на меня. Оценил, как я слежу за тем, что они находятся в чужих руках.

– Не останавливались минимум сто тридцать лет. Сколько тебе сейчас?

– Семьдесят пять.

– Семьдесят пять при средней продолжительности жизни в сто тридцать – бóльшая часть за плечами. Это подарок?

Я не ответил. Он подмигнул и остановил часы.

Прошло несколько секунд. Я вздохнул и протянул руку:

– Верните мне личную вещь, мастер. Пожалуйста.

Несколько опечаленный отсутствием ожидаемого эффекта, он протянул мне механизм назад.

– Ладно, ты больший молодец, чем я думал. Признаю. Извини, что отвлёк, – с этими словами он вернулся к своим делам. Закрыл за собой дверь.

Я сделал глубокий вдох. Перезапустил механизм. Встал. Приступил к работе.

Несколькими минутами позже я разглядывал, как бегущая из специального крана струя воды наполняет резервуар для мытья. Наблюдая за набегающей водой, я не мог отвлечься от мысли о том, сколько механоидов и големов могло бы существовать в городе, что запросто мог позволить себе такие огромные лимиты.