Роберт Силверберг - Ночные крылья. Человек в лабиринте [сборник litres]

Мюллер вынырнул из искривления пространства на расстоянии в двадцать световых секунд от шестой планеты. Корабль автоматически вышел на поисковую орбиту, и механизмы приступили к наблюдениям. Экраны демонстрировали поверхность планеты, наложенная на нее прозрачная карта колоний позволяла сравнивать прежнее положение дел с теперешним, обусловленным влиянием этих таинственных существ. Изображения эти при достаточном увеличении оказались очень интересными. Поселения колонистов, какими они были до завоевания, обозначались на экране фиолетовым цветом, новые постройки были красными. Мюллер заметил, что вокруг каждого поселка, вне зависимости от их первоначальной планировки, раскинулась сеть улиц и бульваров, имеющих извилистую, местами изломанную форму. Инстинктивно он распознал в этом чуждую людям геометрию. И сразу вспомнил лабиринт: хотя эти строения ничем не напоминали здания лабиринта, их также характеризовала причудливая асимметрия. Это вовсе не означало, что лабиринт на Лемносе строился под руководством радиосуществ. То, на что глядел он, напоминало лабиринт с точки зрения непривычности. Чуждые нам существа и строят чуждым нам способом.

Над шестой планетой на высоте в семь тысяч километров кружила по орбите какая-то капсула размером с межзвездный грузовой корабль, чуть более длинная по одной стороне, чем по другой. Похожую капсулу Мюллер обнаружил на орбите возле пятой планеты. Надзиратели.

Ему не удалось установить связь ни с этими капсулами, ни с планетами под ними. Все каналы были заблокированы. Более часа он перебирал все диапазоны, игнорируя недовольную реакцию мозга корабля, твердящего, чтобы он прекратил бесцельное занятие. А потом сдался.

Он направил корабль в сторону той капсулы, что была ближе к нему. К собственному удивлению, он все еще сохранял контроль над кораблем. Ракеты, которые люди пытались отправить в эти капсулы, отбрасывались, он же сейчас вел свой корабль без помех. Хороший ли это признак? Может, они следят за мной или уже как-то установили, что это не оружие? Или же попросту игнорируют?

На расстоянии в миллион километров он уравнял свою скорость со скоростью этого чужака и вышел на парковочную орбиту вокруг него. Перешел в посадочную капсулу. Отстыковался от корабля и скользнул в тьму.

Теперь чужак контролировал его. Сомнений не было. Посадочной капсуле был задан такой курс, чтобы она пролетела неподалеку от чужака, но он быстро обнаружил, что она отклоняется с этой траектории. Отклонения никогда не бывают случайными. Капсула разгонялась сильнее, чем следовало, а значит, что-то притягивало ее. Он спокойно воспринял это. Хладнокровно ждал, ни на что не рассчитывая, готовый ко всему. Скорость снизилась. Теперь он увидел сверкающую громаду спутника чужаков.

Обшивка к обшивке, капсула и корабль соприкоснулись.

В металлической оболочке корабля открылся люк.

Капсула Мюллера вплыла внутрь.

И замерла на возвышении в огромном, напоминающем пещеру зале — высоком, шириной и длиной в несколько сотен метров. Мюллер в космическом комбинезоне вышел наружу. Активировал гравиподошвы, так как сила тяжести здесь, как он и предполагал, была почти нулевой. Во мраке различалось слабое пурпурное зарево. Среди полнейшей тишины он услышал гулкий звук, словно чудовищно усиленный вздох, сотрясший стойки и переборки спутника чужаков. Несмотря на гравиподошвы, у него закружилась голова, пол под ним раскачивался. В его создании возникло впечатление, что вокруг бурное море, огромные волны накатывают на изгрызенные берега, водная масса в своем шарообразном, глубоком ложе волнуется и шумит. Мир содрогается от этого груза. Он ощутил озноб, с которым его костюм не мог справиться. Какая-то неодолимая сила тянула его вперед. Он неуверенно двинулся и с удивлением заметил, что ноги послушны ему, хотя он и не в полной мере их контролирует. Ощущение, что рядом что-то огромное, что-то колышущееся, пульсирующее и вздыхающее, становилось все сильнее.

Он шел по погруженному в ночной мрак широкому проходу. Ткнулся в невысокий поручень — тусклую темно-красную полосу на фоне угольной тьмы, — прижался к нему ногой и дальше уже шел вдоль ограждения. В какой-то момент он поскользнулся, когда ударился локтем об ограждение, услышал металлический лязг, отозвавшийся по всему пространству и вернувшийся эхом. Словно бы пробираясь по лабиринту, он проходил по коридорам и через люки, через проходы между отсеками, по мостам, перекинутым через темные бездны, спускался по наклонным пандусам в просторные помещения, потолки которых были едва различимы. Он шел, ничего не боясь, в полной уверенности, что его куда-то ведут. И почти ничего не видел. У него не было ни малейшего представления о структуре этого спутника в целом. Он даже не понимал, для какой цели здесь внутренние переборки.

О присутствии где-то здесь скрытого гиганта свидетельствовали бесшумные волны, давящие все сильнее. Он вздрагивал от их объятий. И все шел и шел, пока не очутился наконец в какой-то явно важной галерее, где, глянув вниз, увидел в тусклом голубоватом полусвете уменьшающиеся по мере удаления бесчисленные этажи, а глубоко под его балконом огромный резервуар, внутри которого было что-то сверкающее, что-то огромное.

— Вот он я, — сказал он, — Ричард Мюллер. Человек с Земли.

Он схватился за поручень и посмотрел вниз, ожидая чего угодно. Вдруг это огромное создание шевельнется, сдвинется? Проворчит что-то? Обратится на понятном ему языке? Но он ничего не услышал. Зато ощущал очень многое: медленно, постепенно он понял, что происходит какой-то контакт, общение, беседа.

Он ощутил, как душа его просачивается сквозь поры кожи.

Это было неприятно, но он предпочел не сопротивляться. Он охотно раскрывался, не жалея себя. Кошмарное чудище под ним высасывало из него его сущность, словно пило из отвернутых кранов его энергию — и не могло насытиться.

— Да пожалуйста! — произнес он, и эхо его голоса заплясало вокруг, отражаясь и звеня. — Пей! Ну, каково тебе? Горькое варево, да? Пей! Пей!

Колени его подогнулись, он наклонился вперед и прижался лбом к холодному поручню; остатки сил покинули его.

Но теперь он отдавал свое «я» с радостью, выцеживая все поблескивающими капельками. Его первая любовь и первое разочарование, майская гроза, страсть и боль. Гордость и надежды, тепло и холод, пот и кровь. Запах разомлевшего тела, соприкосновение плоти, гром музыки, музыка грома, бархатистость волос под его пальцами, линии, начертанные на рыхлой земле. Фыркающие жеребцы, сверкающие косяки мелкой рыбешки, башни Новейшего Чикаго, бордели Подземного Нового Орлеана. Снег. Молоко. Вино. Голод. Пламя. Страдание. Сон. Печаль. Яблоки. Рассвет. Слезы. Фуги Баха. Шипение мяса на огне. Смех стариков. Солнце на горизонте, луна в море, свет иных звезд, запах ракетного топлива, летние цветы на краю ледника. Отец. Мать. Иисус. Просыпание по утрам. Тоска. Радость. Он выцеживал из себя все это и многое другое, и ждал ответа. Но так и не дождался. А когда опустел совсем, то лег, свесив лицо вниз, иссушенный, пустой, слепо уставившийся в бездну.