Роберт Силверберг - Ночные крылья. Человек в лабиринте [сборник litres]

Да и вообще, что побудило Олмейн ходатайствовать о нашем принятии в ее гильдию?

Вряд ли желание поддержать старого, потрепанного жизнью Наблюдателя. Скорее, это было желание больше узнать о компаньоне этого Наблюдателя, странном слепом Пилигриме с властными замашками. Должно быть, ее с самого начала тянуло к принцу Энрику. Его же, разумеется, не нужно было уговаривать принять предлагаемый ею дар.

Не удивлюсь, если они стали любовниками почти с момента нашего прибытия в Зал Летописцев.

Я занимался своим делами, Элегро — своими, Олмейн и принц Энрик — своими. Лето сменилось осенью, осень перешла в зиму. Я со страстным нетерпением рылся в архивах. Никогда прежде мною не владел такой жгучий интерес, такое ненасытное любопытство. Я омолодился без всякого посещения Джорслема. Принца я видел нечасто, и наши встречи обычно бывали безмолвными. Я не чувствовал себя вправе расспрашивать его о его делах, он же, судя по всему, не горел желанием делиться ими со мной.

Изредка я думал о своей прошлой жизни, о своих странствиях, переездах с места на место, а также о Воздухоплавательнице Авлуэле, которая теперь, как я предполагал, была супругой одного из завоевателей. Интересно, как теперь величал себя Перерожденец Гормон, сбросив с себя маскировку и став одним из захватчиков с H362? Земной Владыка номер Девять? Лорд Океана номер Пять? Властелин номер Три? Думаю, где бы он ни был, он явно был полон удовлетворения по поводу тотального покорения Земли.

Ближе к концу зимы я узнал о романе Летописца Олмейн с принцем Энриком Роумским. Сначала до меня дошли перешептывания в общежитии учеников, затем я заметил улыбки на лицах других Летописцев, когда Элегро и Олмейн бывали рядом, и, наконец, поведение самих принца и Олмейн по отношению друг к другу. Это было очевидно. Все эти прикосновения рук, эти двусмысленные намеки и только им понятные фразы — что еще они могли означать?

У Летописцев брачный обет воспринимался серьезно. Как и в случае с Воздухоплавателями, пары создавались на всю жизнь, никто не имел права предавать своего партнера так, как это делала Олмейн. Когда кто-то состоит в браке с таким же Летописцем — обычай этой гильдии, но не повсеместный, — такой союз тем более священен. Какую месть предпочтет Элегро, когда со временем узнает правду?

Случилось так, что я стал невольным свидетелем того, как эта двусмысленная ситуация переросла в открытый конфликт. Был вечер ранней весны. Я долго и усердно рылся в самых глубоких ямах резервуаров памяти, выискивая данные, которыми никто не интересовался с начального момента их хранения. Моя голова шла кругом от картин хаоса. В поисках глотка свежего воздуха я шагал в ночном сиянии Перриса. Я прогуливался вдоль берега Сенна, когда ко мне подскочил агент Сомнамбулиста и предложил купить у него толкование мира снов. Я наткнулся на одинокого Пилигрима в его молитвах перед храмом плоти. Я наблюдал за парой юных Воздухоплавателей над моей головой и даже из жалости к себе пролил пару слезинок. Меня остановил звездный турист в дыхательной маске и усыпанной драгоценностями тунике. Приблизив свое красное, рябое лицо впритык к моему, он вдохнул мне в ноздри галлюцинации. Наконец, я вернулся в Зал Летописцев и наведался в апартаменты моих покровителей, чтобы отдать дань уважения перед тем, как уйти.

Олмейн и Элегро были дома. Так же, как и принц Энрик. Поманив меня кончиком пальца, Олмейн пригласила меня войти, но больше не обращала на меня внимания, как и все остальные.

Элегро сердито расхаживал по комнате, с такой яростью топая ногами по ковру, что нежные декоративные формы жизни в диком волнении то складывали, то разворачивали свои лепестки.

— Пилигрим! — выкрикнул Элегро. — Будь это какой-нибудь оборванец вроде Торговца, это было бы лишь унизительно. Но Пилигрим? Это просто чудовищно!

Принц Энрик застыл в неподвижности, сложив на груди руки. Под маской Пилигрима определить выражение его лица не представлялось возможным, но он казался совершенно спокойным.

— Будешь ли ты отрицать, что ты покусился на святость моего брачного союза? — кипятился Элегро.

— Я ничего не отрицаю. Я ничего не утверждаю.

— А ты? — Элегро резко повернулся к жене. — Говори правду, Олмейн! Хотя бы раз скажи мне правду! Что за истории рассказывают о тебе и этом Пилигриме?

— Я не слышала никаких историй, — ласково проворковала Олмейн.

— Такие, что он делит с тобой постель! Что вы вместе пробуете зелья! Что вы вместе воспаряете в экстазе!

Улыбка Олмейн не дрогнула. Ее широкое лицо оставалось спокойным. В моих глазах она выглядела красивее, чем когда-либо.

Элегро нервно потянул за нити своей шали. Его суровое, бородатое лицо потемнело от гнева и раздражения. Его рука скользнула в складки туники и извлекла крошечную блестящую бусину видеокапсулы. Элегро на ладони протянул ее паре прелюбодеев.

— Зачем мне что-то доказывать? — спросил он. — Здесь все. Полная запись в фотонном потоке. Вы были под наблюдением. Или вы думали, что в таком месте, как это, можно что-то спрятать? Особенно ты, Олмейн, как ты могла так думать?

Олмейн посмотрела на капсулу с расстояния, как будто это была бомба.

— Значит, ты шпионил за нами, Элегро, — сказала она с видимым отвращением. — Полагаю, ты испытывал огромное удовольствие, наблюдая за нами в нашей радости?

— Животное! — выкрикнул Элегро.

Положив капсулу в карман, он подошел к неподвижному Принцу. Его лицо было искажено праведным гневом. Стоя на расстоянии вытянутой руки от принца, он объявил ледяным тоном:

— Ты в полной мере понесешь кару за это бесчестье. Ты будешь лишен одежд Пилигрима, и тебя ждет судьба, уготованная всем монстрам. Да поглотит Воля твою вашу душу!

— Придержи язык, — процедил сквозь зубы принц.

— Придержать язык? Кто ты такой, чтобы говорить такое? Пилигрим, который обольщает жену своего хозяина, чем вдвойне оскверняет святость брака, который одновременно изливает ложь и ханжество? — кипятился Элегро.

Куда только подевалось его ледяное самообладание? Он впал в почти бессвязное исступление, демонстрируя отсутствием самоконтроля всю свою внутреннюю слабость. Мы трое застыли на месте, онемев от потока его слов. В следующий миг Летописец, не в силах больше сдерживать клокочущее в нем негодование, схватил принца за плечи и принялся яростно трясти.

— Грязь, как ты смеешь прикасаться ко мне?! — рявкнул Энрик.

Ударив обоими кулаками Элегро в грудь, он отшвырнул его от себя. Отлетев через всю комнату, тот врезался в подвесную полку и сбросил на пол шеренгу водных артефактов. Три колбы с мерцающей жидкостью вздрогнули и пролили свое содержимое. Живой ковер издал пронзительный крик мучительного протеста. Задыхаясь, ошеломленный Элегро прижал руку к груди и воззвал к нам за поддержкой.