Роберт Силверберг - Ночные крылья. Человек в лабиринте [сборник litres]

— Физическое насилие, — прохрипел он. — Позорное преступление!

— Первым напал ты, — напомнила супругу Олмейн.

— За это не жди прощения, Пилигрим! — пробормотал Элегро, тыча в принца дрожащим пальцем.

— Больше не называй меня Пилигримом, — заявил Энрик. Его руки легли на забрало маски. Олмейн вскрикнула, пытаясь помешать ему, но в своем гневе принц не владел собой. Швырнув маску на пол, он встал к Летописцу лицом — жестоким, изуродованным лицом с резкими ястребиными чертами и серыми механическими сферами вместо глаз, скрывавшими всю глубину его ярости.

— Я принц Роума, — громогласно объявил он. — На пол! Немедленно, Летописец, три униженных поклона и пять прошений о милосердии!

Элегро оторопел. Несколько мгновений он смотрел, не веря своим глазам. Затем тяжело осел и в изумленном ступоре пал ниц перед соблазнителем собственной жены. В первый раз после падения Роума принц утвердил свой прежний статус. Неописуемое злорадство от этого ясно читалось на его изуродованном лице, и даже искусственные глазные яблоки, казалось, горели царственной гордостью.

— Вон! — приказал принц. — Оставь нас!

Элегро убежал.

Я остался стоять пораженный, потрясенный, растерянный. Принц учтиво кивнул мне:

— Не мог бы ты оставить нас, мой старый друг, и подарить нам немного уединения?

Слабый человек может дрогнуть, столкнувшись с внезапной атакой, но после этого он делает передышку, осмысливает случившееся, обдумывает ответные шаги. Так было и с Летописцем Элегро. Изгнанный из собственных апартаментов разоблачением принца, он, как только выбежал за дверь, овладел собой и задумался. Позже тем же вечером, когда я уже устроился в постели и спорил сам с собой, не принять ли мне снотворное зелье, Элегро вызвал меня в свою исследовательскую комнату, расположенную несколькими этажами ниже.

Там он сидел среди принадлежностей своей гильдии: каких-то бобин и катушек, капсул, нейрошлемов, квартета последовательно соединенных черепов, ряда экранов для вывода данных, маленькой орнаментальной спирали, всей этой символики собирателей информации. В руках он сжимал кристалл снятия напряжения из одного из Облачных миров. Его млечное внутреннее содержимое быстро окрашивалось в рыжеватую сепию, впитывая в себя волнения и тревоги его духа. Когда я вошел, он попытался придать себе суровый вид, как будто забыв о том, что я стал свидетелем его бесхребетности.

— Была ли тебе известна личность этого человека, когда вы пришли с ним в Перрис? — спросил он.

— Да.

— Ты ничего не сказал об этом.

— Меня ни разу не спросили.

— Знаешь ли ты, какому риску ты подвергал всех нас, заставляя нас неосознанно укрывать Доминатора?

— Мы земляне, — сказал я. — Разве мы до сих пор не признаем власть Доминаторов?

— С момента завоевания — нет. По указу оккупантов все бывшие правительства распущены, а их лидеры арестованы.

— Но ведь мы должны сопротивляться такому порядку!

Летописец Элегро пристально посмотрел на меня:

— Разве в обязанности Летописца входит вмешиваться в политику? Томис, мы подчиняемся тому правительству, которое у власти, кем бы оно ни было и каким бы образом оно ни взяло эту власть в свои руки. Мы не оказываем здесь никакого сопротивления.

— Я вижу.

— Мы должны немедленно избавиться от этого опасного беглеца. Томис, я приказываю тебе: сию минуту отправляйся в оккупационный штаб и сообщи Наместнику номер Семь, что мы схватили принца Роума и держим его здесь, пока за ним не приедут.

— Я должен пойти туда? — удивился я. — Зачем отправлять старика вестовым, тем более ночью? Нельзя ли просто передать информацию через нейрошлем?

— Слишком рискованно. Сообщение из шлема могут перехватить посторонние лица. Нашей гильдии не пойдет на пользу, если об этом станет известно. Это должно быть сделано через личное общение.

— Но выбрать рядового ученика для ее передачи? Лично я нахожу это странным.

— Об это знаем только мы двое, — сказал Элегро. — Я не пойду. Значит, должен ты.

— Не будучи представлен Наместнику номер Семь, я никогда не буду к нему допущен.

— Сообщи его помощникам, что у тебя есть информация о том, где и как можно задержать принца Роума. Тебя услышат.

— Я могу упомянуть твое имя?

— Если это будет необходимо. Можешь сказать, что при содействии моей жены принц находится в заключении в моем жилище.

Я едва не расхохотался. Но все же сделал невозмутимое лицо перед этим трусливым Летописцем, которому даже не хватило духа пойти и самому донести на соблазнителя собственной жены.

— В конечном счете, — сказал я, — принц узнает о том, что мы сделали. Порядочно ли с твоей стороны просить меня предать человека, который был моим спутником в течение многих месяцев?

— Это не вопрос предательства. Это вопрос долга перед правительством.

— Я ничего не должен этому правительству. Я подчиняюсь лишь гильдии Доминаторов. Вот почему в опасный момент я оказал помощь принцу Роума.

— За это, — парировал Элегро, — теперь в опасности твоя собственная жизнь. Твое единственное спасение — признать свою ошибку и содействовать аресту принца. Ступай. Прямо сейчас.

За всю свою долгую жизнь никого я не презирал так страстно, как в тот момент Летописца Элегро.

Тем не менее я видел, что выбора у меня нет, а если и был, то крайне малоприятный. Элегро хотел, чтобы соблазнитель его жены понес кару, но при этом трусил донести на него сам. Поэтому я должен выдать оккупационным властям того, кого я приютил, и кому помогал, и за кого я нес ответственность. Если я откажусь, Элегро наверняка передаст меня в руки захватчиков для наказания как сообщника принца, который помог ему бежать из Роума. Или же отомстит мне методами гильдии Летописцев. Если же я выполню приказ Элегро, на моей совести навечно останется позорное пятно, и в случае восстановления власти Доминаторов мне придется ответить за мое предательство.

Размышляя о возможных последствиях, я трижды проклял неверную жену Летописца Элегро и ее бесхребетного муженька.

Я колебался. Элегро снова взялся меня уламывать, угрожая привлечь к суду перед гильдией по таким обвинениям, как незаконное получение доступа к секретным файлам и привод в здание гильдии находящегося в розыске беглеца. Он угрожал навсегда отрезать меня от пула информации. Он намекал, что отомстит мне. В конце концов, я сказал ему, что пойду в штаб-квартиру захватчиков и выполню его приказ. К этому моменту я придумал предательство, которое, как я надеялся, отменило бы предательство, которое Элегро навязывал мне.

Когда я покинул здание, уже брезжил рассвет. Воздух был свеж и чист. Над улицами Перриса, придавая им нежное мерцание, висела легкая дымка. Лун не было видно. Шагать по пустынным улицам было страшновато, но я убеждал себя, что в пустынном городе вряд ли найдутся желающие причинить вред пожилому Летописцу. Я был вооружен лишь коротким клинком и боялся бандитов.