Роберт Силверберг - Ночные крылья. Человек в лабиринте [сборник litres]

Напыщенный и дородный, он явно холил и лелеял свою плоть. Смуглый, с густым коком прилизанных маслом черных волос и тяжелым, пристальным взглядом, он упивался своей солидностью и властью над изменчивым внешним миром. Как мы потом узнали, он торговал продуктами питания с других миров, обменивая наши убогие товары на деликатесы с далеких звезд. Теперь он направлялся в Марсей, чтобы осмотреть груз галлюциногенных насекомых, недавно доставленных с одной из планет созвездия Пояса.

— Как вам моя машина? — спросил он, заметив наше изумление. Олмейн, также большая любительница роскоши, жадно разглядывала плотную внутреннюю обивку алмазной парчи. — Она принадлежала графу Перриса, — продолжил Купец. — Да-да, я имею в виду самого графа. Теперь они превратили его дворец в музей.

— Я знаю, — тихо сказала Олмейн.

— Это была его колесница. Предполагалось, что она станет частью музея, но я выкупил ее у одного продажного захватчика. Вы не знали, что они тоже бывают продажными? — от мощного хохота Купца чувствительная обивка на стенах машины с презрением дернулась.

— Это был возлюбленный прокуратора. Да-да, такие тоже есть. Он искал какой-то причудливый корень, который растет на одной из планет созвездия Рыб, нечто такое, что могло бы придать ему мужественности, ну, вы знаете, о чем я. И он узнал, что все поставки целиком в моих руках, и в конечном итоге мы с ним поторговались и ударили по рукам. Разумеется, мне пришлось слегка приспособить машину под мои вкусы. Видите ли, граф держал впереди четырех Кастратов, и двигатель работал на продуктах их метаболизма, иначе говоря, на тепловых дифференциалах.

Что ж, наверное, это неплохой способ, если вы граф, но в течение года он требует большого расхода Кастратов, и я подумал, что если буду делать то же самое, то такие вещи мне просто не по статусу. Это также могло привести к неприятностям с захватчиками. Поэтому я снял двигатель и заменил его на стандартный, сверхмощный с роликовым приводом, — действительно, тонкая работа, — и вы видите результат. Вам крупно повезло прокатиться в моей колеснице. Это потому, что вы Пилигримы. Обычно я никого не пускаю внутрь. Людям свойственно чувство зависти, а завистники опасны для человека, который добился в своей жизни успеха. Но Воля привела вас двоих ко мне. Держите путь в Джорслем, а?

— Да, — ответила Олмейн.

— Я тоже, но пока нет! Еще нет, спасибо! — Он похлопал себя по пузу. — Я отправлюсь туда, не сомневайтесь, когда почувствую себя готовым к обновлению, но это, да видит Воля, будет еще не скоро! Вы двое давно в паломничестве?

— Нет, — ответила Олмейн.

— Сдается мне, после завоевания многие подались в Пилигримы. Ну, я их не виню. Каждый из нас по-своему приспосабливается к переменам. Скажите, у вас есть с собой эти маленькие камни, какие обычно носят Пилигримы?

— Да, — сказала Олмейн.

— Не против, если я взгляну? Меня всегда привлекали такие вещицы. Был один торговец с планеты Темной Звезды — крошечный тощий ублюдок с кожей, похожей на липкую смолу, — так он предлагал мне десять квинталов таких камней. Сказал, что они настоящие, дарят вам настоящее общение с Волей, как у Пилигримов. Я сказал ему нет, я не собирался играть в игры с Волей. Есть вещи, которые лучше не делать, даже ради выгоды. Но потом я пожалел, что не сохранил хотя бы один в качестве сувенира. Я даже не прикоснулся к ним пальцем. — Он протянул руку к Олмейн. — Можно взглянуть?

— Нам нельзя давать звездный камень другим людям, — сказал я.

— Я никому не скажу, что ты мне позволишь!

— Это запрещено.

— Посмотри, здесь мы одни, это самое уединенное место на Земле, и…

— Пожалуйста. Ты просишь невозможное.

Его лицо потемнело, и я на миг подумал, что он остановит машину и прикажет нам выметаться, что не слишком расстроило бы меня. Я сунул руку в сумку и дотронулся до холодного шара, который мне вручили в начале моего паломничества. Прикосновение пальцев вызвало у меня слабые резонансы транса-соприкосновения с Волей, и я вздрогнул от удовольствия. Нет, ему ни в коем случае нельзя давать камень в руки. Впрочем, спор разрешился без происшествий. Купец, проверив нашу стойкость и получив твердый отказ, решил больше не настаивать.

Мы на всей скорости покатили к Марсею.

Купец был малоприятный человек, но даже ему было свойственно своеобразное грубое обаяние, и мы редко обижались на его слова. Будучи женщиной привередливой, прожившей большую часть своих лет в глянцевом уединении Зала Летописцев, Олмейн терпела его с большим трудом, нежели я, моя нетерпимость была притуплена целой жизнью странствий. Но даже она находила забавным, когда он хвастался своим богатством и влиянием, когда рассказывал о женщинах, которые ждали его на многих планетах, когда перечислял свои дома, и трофеи, и старшин гильдий, которые искали его совета, когда он бахвалился дружбой с бывшими Мастерами и Доминаторами. Он почти всегда говорил о себе и редко о нас, за что мы были благодарны. Однажды он спросил, как получилось, что два Пилигрима, он и она, странствовали вместе, подразумевая, что мы, должно быть, любовники. Мы согласились, что такое и вправду вещь редкая, и перешли к другой теме, но, как мне кажется, он по-прежнему был убежден в нашем нецеломудрии. Его сальные догадки ничего не значили ни для меня, ни, я полагаю, для Олмейн. Нас обоих обременяли куда более серьезные грехи.

Казалось, в отличие от нас жизнь нашего Купца не пострадала от захвата нашей планеты: он был так же богат, окружен комфортом и роскошью и был свободен в своих передвижениях. Но даже его присутствие захватчиков порой раздражало, чему мы стали свидетелями ночью недалеко от Марсея, когда нас остановили на заставе.

Уловив наше приближение, сканеры-шпионы подали сигнал прядильным машинам, и поперек дороги возникла золотая паутина. Датчики нашей колесницы тотчас обнаружили ее и немедленно просигнализировали нам о препятствии. На экранах появился десяток бледных человеческих фигур, столпившихся снаружи.

— Бандиты? — спросила Олмейн.

— Хуже, — ответил Купец. — Предатели. — Он нахмурился и повернулся к коммуникатору. — В чем дело? — требовательно спросил он.

— Выходите для досмотра.

— По чьему приказу?

— Прокуратора Марсея, — последовал ответ.

Это было неприятное зрелище: люди, выступавшие в роли дорожной полиции наших захватчиков. Но было неизбежно, что мы постепенно начали поступать к ним на службу, поскольку работы не было, особенно для тех, кто ранее состоял в оборонительных гильдиях. Купец начал сложный процесс распечатывания машины. Его лицо побагровело от ярости, но он был загнан в тупик, так как без досмотра нельзя было проехать сквозь сеть заставы.