Роберт Силверберг - Ночные крылья. Человек в лабиринте [сборник litres]

— Я вооружен, — прошептал он нам. — Ждите внутри и ничего не бойтесь.

Он вышел наружу и вступил с охранниками дороги в длительные переговоры, из которых мы ничего не расслышали. Не иначе как переговоры эти зашли в тупик, и потребовалось вмешательство высшей власти. Внезапно появились три захватчика и, отогнав в сторону наемных часовых, окружили Купца. Его поведение тотчас изменилось: лицо сделалось подобострастным и хитрым, руки быстро задвигались в выразительных жестах, глаза заблестели. Он подвел троих захватчиков к машине, открыл ее и показал им обоих своих пассажиров. Захватчики явно не ожидали увидеть среди такой роскоши пару Пилигримов, но не стали требовать, чтобы мы вышли. После коротких дополнительных переговоров Купец присоединился к нам и вновь запечатал машину. Сеть была распущена, и мы покатили к Марсею.

Пока мы набирали скорость, он сыпал проклятиями.

— Знаете, как я бы разделался с этими длиннорукими тварями? — сказал он. — Все, что нам нужно, — это согласованный план. Ночь ножей: каждые десять землян берут на себя уничтожение одного захватчика. Мы бы прикончили их всех разом.

— Почему никто не организовал такое движение? — спросил я.

— Это работа Защитников, но одна их половина мертва, а вторая подалась к ним на службу. Организовывать сопротивление не моя работа. Но без него никак. Действовать надо партизанскими методами: подкрался к врагу и всадил в него нож. Вжик, и готово. Старые добрые методы первого цикла. Они никогда не теряли своей ценности.

— Но на их место прилетят новые захватчики, — хмуро заметила Олмейн.

— Поступить с ними точно так же!

— Они ответят нам огнем. Они уничтожат наш мир, — сказала она.

— Эти захватчики притворяются цивилизованными, мол, они гуманнее нас, — ответил Купец. — Такое варварство вмиг создало бы им дурную репутацию в миллионах миров. Нет, они не придут с огнем. Они просто устанут от необходимости вновь и вновь покорять, теряя столько своих людей. И они уйдут, и мы снова будем свободны.

— Так и не искупив наши древние грехи? — уточнил я.

— Ты о чем, старик? Ты о чем?

— Ни о чем.

— Вряд ли вы двое присоединитесь к нам, если мы нанесем им ответный удар, а?

— В прошлой жизни, — сказал я, — я был Наблюдателем, и я посвятил всего себя защите этой планеты от их вторжения. Я люблю наших новых хозяев ничуть не больше тебя, и хотел бы, чтобы они убрались отсюда. Но твой план не только не осуществим: он морально ущербен. Простое кровавое сопротивление разрушило бы план Воли, уготованный нам. Мы должны заслужить нашу свободу более благородным способом. Эти испытания ниспосланы нам не для того, чтобы мы могли набить руку в перерезании глоток врагов.

Купец с презрением посмотрел на меня и фыркнул:

— Как же я забыл! Ведь я разговариваю с Пилигримами. Ладно. Забудем. В любом случае я пошутил. Вдруг мир нравится тебе таким, какой он есть, откуда мне это знать.

— Нет, не нравится, — сказал я.

Он посмотрел на Олмейн. Я тоже, ожидая, что она скажет Купцу, что я уже сотрудничал с завоевателями. Но Олмейн, к счастью, промолчала, как будет молчать еще несколько месяцев до того проклятого дня на подходе к Сухопутному мосту, когда, злая на весь мир, она бросит мне в лицо упрек в моем единственном акте малодушия и вероломства.

Расставшись с нашим благодетелем в Марсее, мы переночевали в общежитии Пилигримов и на следующее утро отправились пешком вдоль побережья. И так мы шли, Олмейн и я, по приятным землям, кишащим захватчиками. Мы то брели пешком, то ехали в крестьянской роликовой повозке, иногда даже нас подвозили завоеватели. Войдя в Талью, мы обошли Роум стороной и повернули на юг. И, наконец, подошли к Сухопутному мосту, где нас ждала задержка и между нами вспыхнула ссора, после чего нам разрешили пройти по узкому песчаному языку, который соединяет разделенные озером континенты.

И, наконец, мы добрались до Африка.

В наш первый вечер на другой стороне, после длинного и пыльного перехода, мы забрели в грязноватую гостиницу, стоящую на берегу озера. Это была квадратная, практически без окон, побеленная каменная постройка с прохладным внутренним двориком. Большинство постояльцев, как и мы, похоже, были паломниками, но были здесь и представители других гильдий, главным образом Торговцы и Транспортеры. В угловой комнате проживал Летописец, которого Олмейн всячески избегала, хотя и не знала его лично. Просто ей не хотелось вспоминать о своей бывшей гильдии.

Среди тех, кто снимал здесь комнату, был и Перерожденец Бернальт. Согласно новым законам захватчиков Перерожденцы могли останавливаться в любой общественной гостинице, а не только в тех, которые были отведены специально для них. И все же было немного странно видеть его здесь. Мы прошли по коридору. Бернальт робко улыбнулся мне, как будто собрался заговорить снова, но улыбка тотчас погасла, как и свет в его глазах. Казалось, он понял, что я не готов принять его дружбу. Или же просто вспомнил, что законы их гильдии запрещают Пилигримам любое общение с такими, как он. Это требование никто не отменял.

Мы с Олмейн поужинали наваристым супом и рагу. Потом я проводил ее до ее комнаты и уже собрался пожелать ей спокойной ночи, как вдруг она сказала:

— Погоди. Давай проведем наш вечерний ритуал вместе.

— Люди видели, как я вошел в твою комнату, — сказал я. — Если я задержусь в ней, они будут шептаться.

— Тогда мы пойдем к тебе!

Она выглянула в коридор. Ни души: она схватила меня за руку, и мы поспешили в мою комнату.

— Твой звездный камень, вынимай его! — сказала она, закрыв и запечатав за нами кособокую дверь.

Я извлек камень из складок моих одежд. Она достала свой, и наши пальцы сомкнулись вокруг них.

На протяжении всего паломничества этот камень дарил мне утешение. С тех пор, как я в последний раз вошел в транс Наблюдателя, утекло немало времени, но я так и не смирился с утратой этой своей старой привычки. Звездный камень предлагал замену тому экстазу, который охватывал меня в моменты Бдения.

Звездные камни происходят с одной из далеких планет — затрудняюсь сказать, с какой именно — и могут быть получены только путем обращения в гильдию. Камень сам определяет, можете ли вы быть Пилигримом. Ибо он испепелит руку того, кого посчитает недостойным облачиться в одежды пилигрима.

Говорят, что все без исключения вступающие в гильдию Пилигримов с опаской впервые берут в руки камень.

— Когда тебе дали твой, — спросила Олмейн, — ты волновался?

— Еще как.

— Я тоже.

Мы ждали, когда камни подействуют на нас. Я крепко сжимал свой. Темный, сияющий, более гладкий, чем стекло, он светился в моих руках, словно гранула льда, и я чувствовал, как настраиваюсь на воздействие Воли.