Здравко Сребров - Роман одного открытия

— Да, — проговорил глубоким и сдержанным голосом молодой человек. — У меня было непреодолимое желание посетить господина Белинова. Но ведь я появляюсь с гор, — внезапно улыбнулся он с мягкой иронией, почувствовал свою силу, — и врываюсь как дикарь… Я даже не подумал о том, что у господина Белинова может быть семья.

— О, — непринужденно улыбнулась молодая женщина, взглянув с любопытством на красивого лесничего, — в этом нет ничего плохого. Асен будет очень рад. Он часто говорит о вас. Хотел вас искать… И я тоже жила в горах, в Тироле, а разве горы делают людей дикарями?.. Я видела вас сегодня в саду… — продолжала улыбаться жена Белинова. Радионов неожиданно покраснел. — Вы, может быть, скучали по горам, я видела, что вы смотрите на них.

Женщина говорила легко и просто, как будто все ее существо было соткано из мелодичных, певучих, странно выговариваемых болгарских слов. Чем-то близким, сердечным, простым — почти детским веяло от молодой женщины и все же было что-то неуловимое, прикрытая глубина, внезапная серьезность, которая воздействовала как неожиданные электрические токи, тепло, проникавшее в неведомые закоулки души.

Радионов напрягал волю, чтобы отделаться от завораживающей силы очарования. В темных глазах его загорались огоньки неумолимой иронии. Ему хотелось поиздеваться, хотя бы и над самим собой… Но он понимал, что тут, перед этой молодой женщиной, это было бы невоспитанно…

Он желал несколькими грубыми фразами рассеять очарование, исходившее от женщины. Он испытывал к ней необъяснимое уважение, видел в ней что-то родное, что-то очень ему нравившееся, как чистая горная вода, как освежительный запах сосновых лесов, как весенняя синева — детски ясное и все же неуловимое…

«Как будто она только росу пила. Какие недостатки я могу у нее найти? — думал Радионов.

Инстинктом человека с гор он понимал, что натолкнулся на нечто родственное, но недоступное, рожденное высоко среди чистых отрогов гор.

«Только с таким светом можно жить и работать, как живет и работает Асен Белинов», — продолжал думать он.

Женщина наблюдала за ним, словно читала его мысли.

Впервые Радионов почувствовал, что ему недостает самого существенного. Быть одному — с этого начиналась его житейская мудрость. Теперь он понимал, еще смутно: уже кончено, открывается нечто новое, которое по-настоящему сроднит его с жизнью…

«Неужели на этом медленном огне будет поджариваться его сердце…» — шептал ему внутренний голос.

Вдруг ему вспомнились теплые глаза того ребенка, который когда-то опасно нарушил его спокойствие. Искупит он теперь свою тогдашнюю жестокость?

«Любить недоступную», — внутренне усмехнулся он и перед его глазами засверкали васильковые снежные вершины, далекие как в сказке…

— А вот и Асен, — с ноткой радости в голосе сказала женщина. Ее слова вернули к действительности молодого человека, углубившегося в опасную романтику.

Белинов как будто был подготовлен к этой встрече. Видимо обрадованный, он протянул руку Радионову.

— Вы все же не очень откладывали, — дружески заговорил Белинов. — Временами мне казалось, что эта история вам неприятна.

Радионов слегка нахмурил брови. В сущности он совсем не думал об этом. Неприятна? Все зависит от того, какие будут последствия. В известном отношении это можно рассматривать, с личной точки зрения, разумеется, как не особенно приятное дело. Правда, необыкновенный случай, интересный для науки, может быть…

— А мне кажется, что я чувствовал бы себя лучше в соприкосновении с более простыми и ясными вещами.

Белинов внимательно выслушал молодого человека. Он вдруг улыбнулся жене. Она весело ответила улыбкой и грациозно протянула ему белую руку.

— Я вас оставлю наедине, — она дружески взглянула на Радионова. — Считайте нас вашими лучшими друзьями, — сказала она серьезно, загадочно взглянув в темные глаза Радионова. Не то от удивления, не то от удовольствия, он поблагодарил ее.

Они с Белиновым прошли в его рабочую комнату. Радионов решил высказаться коротко.

— Ваше изобретение внесло гораздо больше смятения в мои мысли, чем я ожидал, — заговорил он твердым голосом, смотря себе под ноги. — Я хотел бы каким-нибудь способом освободиться от этих вещей. Я уже не знаю возможно ли это или нет?

Я думаю, что ничто не остается посреди дороги. Я не позволю себе роскоши теряться среди неясных и смутных ощущений. Чему быть того не миновать. Я не боюсь сюрпризов — но не хотел бы, не чувствовал бы себя удобно, если придется служить сомнительным чувствам, вообще чувствам.

Должен вам сказать, что у меня имеются кое-какие мысли, которые я хочу привести в порядок, успокоившись и в ясном уме. Сейчас я немного угнетен. Я чувствую, что, без посторонней помощи, мне самому не удастся освободиться от этой чувственной ржавчины.

Я хочу, прежде всего, установить совсем простую вещь — поэтому-то я и пришел к вам. Артистическая жизнь смущает меня. Я люблю иметь дело с более здоровыми и прочными элементами. Я строитель — меня интересуют работа и судьба народа, который меня окружает. Моя личная жизнь важна для меня постольку, поскольку она связана с работой и людьми, которые работают… Чувства, миражи, поэзия личных переживаний, — с легкой иронией он сделал ударение на последней фразе, — могли бы меня отвлечь от непосредственных забот. Я бы хотел придерживаться того, что считаю наиболее ценным в себе — воли и незатейливой мудрости деловой жизни. Я люблю духовные вещи, но только, так, со стороны — а предпочитаю суровую, почти жестокую природу.

После этой истории с утопином, что-то происходит со мной. Не знаю, это действие утопина, или самовнушение… Мне приходят в голову совсем новые, непривычные мысли, как будто не мои, как будто два человека беседуют во мне, спорят… Ловлю себя на болтливости — говорю. Что говорю? Мне даже не всегда ясно, откуда у меня такие мысли, как формируются в фразы — как в книге… И сейчас — опять то же… Вот по этому вопросу я и хочу поговорить с вами.

Я ценю ваше чудесное открытие. Даровитые артисты — люди духовной жизни — я бы гордился тем, что являюсь сыном народа, который создает великих людей… Лично мой ум самый обыкновенный — будничный. Так снизу я бы поклонился тем высотам, которых достигнут отдельные индивидуумы из нашего народа. Свою же задачу я вижу в более простых вещах… Как вы думаете, — мрачно спросил Радионов, — не осталось ли у меня в крови какого-нибудь следа от утопина? Не нахожусь ли я уже под действием заразы?..

Простите, что я в такой форме высказываю свои мысли, — добавил мягко Радионов. — Одним словом, не думаете ли вы, что я могу перестать быть хозяином самому себе благодаря вашему изобретению?..