Алиса Спарроу - Красная лисица [litres самиздат]

– Чему вы улыбаетесь, леди? – недоуменно спросил он.

Я промолчала. В конце – концов, к чему, правда, эти восторги? Меня же сейчас высекут кнутом. Он как-то заботливо накинул плащ на мои плечи и отвел меня коридорами замка во двор, куда выходили мои окна, и на который я так часто смотрела со стороны. Странно было оказаться жертвой, а не наблюдателем.

Посреди двора-колодца стояла новая конструкция – перекрещенные под острым углом планки. Руки и ноги зафиксировали так, чтобы я была спиной к моему палачу. Было ли мне страшно? Наверное, да. Но чувство страха смешивалось с любопытством и еще чем – то странным…волнением театральной актрисы перед премьерой.

В руках палача ожил и рассек воздух не короткий хлыст, который я привыкла видеть, а довольно длинный и пугающий бич. Интересно, смотрит ли господин на меня сейчас? Еще один взмах и удар обжег мои ягодицы. Сначала было терпимо, затем, когда полосы от ударов на моем теле стали перекрещиваться, плечи и спину стало нестерпимо саднить. Мне казалось, я чувствую, как кровоточат мои порезы, и кровь горячими каплями падает на песок. Я приготовилась закричать и вдруг услышала горячее дыхание моего мучителя на своей шее.

– Сейчас боль утихнет, – прошептал он, трогая языком мочку моего уха. Несколько минут он промедлил, лаская меня, а затем снова взмах и…ничего. Не соврал. Боли не было. То ли это я впала в приятное состояние анабиоза, путая и забывая реальность и вымысел и не чувствуя ударов. Руки и ноги мои, казалось, двоились и троились, и я стала легкая как перышко.

Мне казалось, я видела ту карету, из которой меня похитили. Вот я стреляю в лицо одному из разбойников, и оно рассыпается, как осколки зеркала. Я видела палача, прикованного к столу в комнате из красного бархата. Это он обнажен, я ласкаю его, а он не смеет и пошевелиться. Вот я лечу на цепеллине и граблю королевские суда. Много еще что я видела…

Не знаю, сколько прошло времени, но наконец палач снял меня с места казни и отнес на руках в мою комнату. Боль не тревожила меня. Я смотрела в его мягкие карие глаза и была ему благодарна. Я улыбалась.

Он бережно положил меня на кровать, помог устроиться на животе.

– Мне так хорошо, – почему то прошептала я.

–Я знаю, – мягко ответил он, – я смазал плети настойкой чёрного корня , это сильный наркотик, действует не сразу, но как надо. Я буду благодарен, если вы не скажете господину.

Дверь за ним закрылась.

Я была снова поражена. В голову не укладывалось, что этот слуга мог ослушаться своего хозяина. И я была благодарна ему тогда и благодарна сейчас за то, что он не привил мне страха и отвращения к порке плетью, что научил получать от этого изысканное удовольствие.

Палач был нежен к своей осужденной.

***

Пролетело несколько часов или всего лишь минута, как я почувствовала чье-то присутствие в комнате. Спина начинала гореть. Видимо, действие наркотика постепенно отступало. Над моей постелью стоял хозяин. Он достал из кармана футляр с какой-то остро пахнущей мазью и обработал мою спину и ягодицы. Стало немного легче.

– Наказание было справедливым? – зачем то спросил он.

На меня это отнюдь не похоже – ни сарказма, ни злости.

– Да, господин, – спокойно ответила я, – а кроме меня ещё кого-то наказали за этот…инцидент, – я подумала об обманутом мной дварфе.

– Да. Была наказана Айла, конечно. Её рук дело.

– Полукровка фейри? – я недоумевала. – За что, господин?

– Всё-таки ты ещё совсем наивная девочка, – глаза его вдруг стали насмешливыми и взгляд смягчился, – как ты думаешь, зачем всё это время она учила тебя гипнозу? Разумеется, что бы ты сбежала из замка, а она без проблем устранила красивую и умную – хотя я уже в этом сомневаюсь – соперницу.

– Соперницу, господин?

– Ну да, она была когда-то моей фавориткой. Теперь…– он сделал паузу, и я зарделась.

–…Теперь, когда мы, наконец, уладили этот маленький вопрос, у тебя больше не будет желания покинуть меня, – он ухмыльнулся, – и на это я назову тебе еще одну причину. Я долго искал женщину, которая подходила бы для исполнения одного серьезного дельца для меня. Айла теперь вне игры. Я выбрал тебя. Согласие твое мне НУЖНО, так как это работа и работа серьезная. И я думаю, ты согласишься. Я долго наблюдаю за тобой. Тебе это будет по силам и, я полагаю, интересно.

– Работа, господин? – прошептала я– Но за работу платят.

– Ответ в твоем духе, Маргарет Редфокс, – он отвернулся к окну, взглянул на двор наказаний, – даже плеть не вытравит из тебя всю спесь. И это хорошо, – неожиданно добавил оборотень, – оплата будет. Для начала, если справишься, я дарую тебе свободу и ту оплату, что посчитаю нужной. Иначе – ты прекрасно понимаешь – от меня ты не скроешься нигде.

– В чем суть работы? – я попыталась сесть на кровати и вникнуть в жизненно важный разговор.

Волк повернулся и посмотрел на меня своим долгим холодным взглядом, вынимающим душу.

– Суть работы – убить, – просто сказал он.

В Галеаде-на-Аарене шёл снег. Он смешивался с золой из печных труб, и казалось, что крупные черные хлопья сажи – это тот же снег, одевший траур по умершему солнцу. Уличные газовые рожки не могли разогнать смог и снеговую завесу. В этой городской мгле их зеленоватый свет казался зловещим. Зато такая погода была раем для карманников и проституток. Приличные джентльмены не стеснялись знакомиться с неприличными дамами под покровом мглы. Урвать себе удовольствия, пока никто не видит.

Я ненавижу этот город. Чересчур много тут как лицемерия, так и роскоши. Здесь хорошо оплачиваемая работница древнейшей профессии нанимает себе в горничные порядочную деревенскую девчонку лет тринадцати, и считает своим долгом бить ее розгами, «чтобы прислуга знала место». Или таким образом искать себе замену, когда выйдет «на пенсию». Чересчур нищеты и убожества. Здесь скупщики человеческого товара ищут себе наживы в кварталах бедноты. Чистая пелена снега не в силах скрыть навоза на улицах и покрыть головы нищих, сидящих на мостовой.

Город процветающей науки, повсеместной холеры и сыпняка. Здесь воду, например, никто не кипятит, и люди пьют ее прямо из бочек на улицах. Всем известна история, как в одном квартале люди озаботились неприятным вкусом воды и нашли на дне бочки полуразложившийся труп младенца, который пролежал там несколько недель.

Город удовольствий. А вот об этом можно и поподробней. У меня в кармане была достаточная сумма золотом и достаточно рекомендательных писем, что бы хорошенько поразвлечься при дворе. И, главное, выполнить свою работу.

Локомотив уже миновал городские предместья и приближался к столице, знаменуя своё прибытие клубами угольного дыма и сажи, как адский исполин с чёрными боками и красными молниями, нарисованными на них и трубе чудовища прогресса.