Никита Черненко - Надгробие для живых [litres самиздат]

Чёрт, а это страшно.

Ворота открылись, в уши сразу забились крики толпы. Арену переделали, поставили перегородки и превратили её в лабиринт. Так из-за этого они не устраивали бои?

– Уважаемая публика! Приветствуйте вашего чемпиона арены!

Где-то здесь, в этих заграждениях, есть человек, от которого зависит сотня жизней. Жизнь Джона, Сары, незнакомых людей в бараке и тех людей, которые ещё не знают об ужасах Рима. Оказывается, Рим был древней страной, чья история исчисляется тысячелетиями, а значит, всё происходящее сейчас уже было. Было на поверхности, когда людям не грозил мороз, заботы вроде тёплого дома казались не так критичны, солнце светило ярче, и ярче была кровь на фоне земли. И если всё это уже случалось, предрешена ли история Рима?

Хотя какая разница? Я здесь жить не собираюсь.

Я старался идти быстро и в то же время осторожно. Шум людей впервые был мне полезен, и именно он заглушал мои шаги. Хотя это и значило, что чемпион тоже может использовать это.

Хлопок, и в деревяшке образовалась дырка, а я побежал. Откуда это было? Сквозь перегородку? И неужели это древнее оружие?

Значит, медлить нельзя. Чемпион и вправду единственный, кто может стрелять, и, дабы уровнять наши шансы, мне нельзя выходить на него. Только как мне на него вообще выйти, если он ещё и сквозь стены стреляет?

Спокойно. Если это так, то его слуху остаётся лишь позавидовать, но я не зря так старался научиться бесшумной ходьбе. Мне нужно только не делать поспешных движений, чтобы не схлопотать пулю. Я не хочу опять прижигать рану!

Я перешёл на тихий ход, и, постоянно оборачиваясь, начал искать чемпиона. Сквозь крики пару раз мне почудилось, что кто-то кричит очень даже внятно и понятно. Даже подсказывает! Интересно, а мне или ему? Ответ долго ждать себя не заставил: сквозь стенку вновь пролетела пуля. Так он прямо здесь!

Выбежав за угол, я почти сам налетел на выстрел, а, пока я боялся выйти из-за угла, стрелок сбежал подальше. Сколько он собирается так бегать?! Мог бы и не юлить, хотя бы из уважения. Я поспешил за ним, и вдруг по лбу прилетело прикладом так, что я чуть не потерял сознание. Дальше сверкнул нож, из-за моего падения я не мог нормально отразить атаку, и рукоять меча теперь слегка скользила в руках от крови. Придётся обойтись без кинжала, и держать меч только в левой руке. И что у него за выбор оружия такой? Стой, я знаю эту форму!

– Кас?! – я отскочил от удара. – Кас, это ты?

Кас не отвечал, хоть и явно узнал меня. По его лицу прошла судорога явно не просто так. Но что случилось с этим лицом? Откуда такой разрез? Чёрт, что с ним случилось?

– Кас! – я неаккуратно отмахнулся от ножа и получил удар по колену. – Стой же ты! Какого хрена ты творишь?!

– Выживаю.

– О чём ты?!

Выживание, точно. Это было моей целью на арене, а для него выживание – дело всей жизни. Даже когда оно того не стоило, Кас продолжал выживать, а не просто жить. Именно поэтому он выбирался из любых ситуаций победителем, поэтому не любил новичков, и как раз из-за этого все его эмоции стали описываться судорогой. Вся жизнь – сплошное выживание. Просто сейчас и я должен выжить. Должен, но не обязан убивать.

– Я не буду тебя убивать, – он разорвал дистанцию.

– Зря, – Кас достал винтовку, и я чудом успел прыгнуть за угол.

– Но мне нужно победить! Кас, давай придумаем что-то! Мы можем выбраться отсюда и покончить с Октавианом!

Выстрелы прекратились, я высунулся, но Каса не было. Затем он показался уже рядом со мной и пинком уронил меня. Слушать он, кажется, не собирался, если судить по силе ударов.

– Кас, я не смогу долго игнорировать это! Если хочешь выжить, то ослабь хватку.

– Заткнись и начни сражаться, наконец. Ты должен понимать, что я уже сделал выбор. Я выживу любой ценой.

Так всегда. Всегда самым сложным делом мне казалось переубеждение Каса. Потому что он легко аргументирует любое действие выживанием. И если раньше я думал, что всё ради общего выживания, то теперь ясно. Это всё было лишь ради его выживания.

– Знаешь, Кас, – я отразил лезвие, снова поменял руку и ударил кулаком протеза. – А я ведь всегда считал, что ты – воплощение идеального охотника.

Кас отшатнулся от удара, полоснул ножом по протезу, и лишь потом понял, что мне это ничего не делает. Я выбил нож, и тогда он выхватил ещё один.

– Ты всегда был рассудителен, старался каждую добычу поймать идеально, без возни. Ты умеешь противостоять опасности и не терять при этом голову. Твою мать, да даже когда мы от роевиков спасались, ты злился, но не паниковал! Ты вообще представляешь, что мы чуть в штаны там все не наделали?

– Замолчи и дерись.

– Хрен тебе! Раз уж мне придётся тебя убить, я не заткнусь! Это, знаешь ли, не то, к чему привыкаешь!

– Ты даже здесь не можешь справиться. Как ты собираешься выживать?

– А я и не думал о выживании, – я сделал подсечку, а затем провёл кровавую полосу от колена до лодыжки. – Мы собрались жить в этом мире, и по возможности изменить его! Ты спёкся, Кас, ты прогнулся под реальность, и позволил воротить собой, как ей вздумается!

– Потому что мир – это не сказка, где всё всегда кончается хорошо, – Кас неожиданно метнул нож, зацепив кожу у виска. – Люди живут и умирают, никто и ничто в этом мире не собирается нас щадить. Человек должен адаптироваться, если не хочет подохнуть от зверей или стать лунатиком.

– И всё же, я жив, Кас! – он подставился под удар, и я насквозь проткнул ему плечо, на что он почти не отреагировал: лишь рыкнул и вытащил меч. Теперь придётся драться голыми руками.

– Жив, – Кас вытащил последний нож. – Но пора уже уяснить уроки, охотник.

Кас замахнулся сверху вниз, я откатился и с хрустом выбил ему ногу. Наконец-то, я услышал, как он кричит от боли.

– Признай поражение. Ещё можно, Кас.

– Говоришь, собрался меня убить? – он одной рукой потянулся к винтовке.

– Зачем ты это делаешь?

– Ты должен уяснить урок. Их не спасти, мир не изменить. Глупость таких же уверенных в обратном людей, как ты, оставила нас умирать в холодных землях, на руинах собственной гордости. Людям же оставалось, – он закашлялся, на губах проступила кровь. – Оставалось выжить.

– Ты сам это выдумал!

– Я никогда ничего не придумываю. На это нет времени, когда речь идёт о жизни.

Он подтянул винтовку и поднял перед собой.

– Последний. Остальные пули в оружейной. Теперь она твоя, охотник.

Я резко понял, что почти ничего не понимаю, а потому и не чувствую. Нет ни жалости к человеку, которого называл товарищем, ни злости, ни сострадания. Кажется, я просто устал от всего этого. Или же в какой-то момент, убивая и сражаясь за свою жизнь, я начал понимать то, о чём говорит Кас. И это так противно.

Я взял Энфилд, столько раз оглушавший меня на охоте, подобно Касу щёлкнул затвором и прицелился.