Валерий Сабитов - Империя-Амаравелла

— Вызвать военный патруль?

Он вычислил меня в секунду! Нет, патруль нам ни к чему. И я молча подчинился, так и не получив ответы на поднявшийся вихрь вопросов.

Открытие Храма воспринял как падение свежей розы с зимнего неба на Нижне-Румскую улицу. Загадочное очарование… Но бредущая по столичной улице процессия, покинувшая Храм после вечерней службы — не соответствует она внутреннему содержанию Храма. Как радость и печаль в одном флаконе. Да и страж в рясе…

Принялся копать в библиотеках источники по религии, сплетенные с мифологией. Мифологическое многобожие не привлекло. Неестественно: при многих богах единый порядок невозможен. Даже в семьях, где нет единого главы — бардак. А уж Вселенная… Поэт Гоголь знал — Бог один. Причем обладающий необоримой силой. Отсюда — во Вселенной обязана царить гармония. Но почему ее нет на территории Империи? Да, два начала: плюс и минус, добро и зло. Но Хозяин-то один! Как может какая-то Тьма определять мою судьбу? Черти с рогами и хвостами не сильнее собаки. Если я боюсь собаку, она может напасть. А если не боюсь — ни за что. Проверено. Так что чертей нет, Гоголь не прав.

А вот Тьма определенно существует! Она пролезла в меня, поселилась даже в Храме. У нее крепкие руки, спрятанные под рясой. Но я смог разжать капкан! Значит, не сила правит миром, а Закон, которого я не знаю. Путаница в голове усиливалась.

Книга за книгой, журнал за журналом. Религия, атеизм, Храм, секты… Везде разный подход, несовпадающие оценки. В одном из научных журналов наткнулся на статью о хрустальных черепах. В них обнаружили громадный энерго-информационный потенциал. Библиотека иного измерения? Статья сказала: существует два языка познания Вселенной, а следовательно, и Закона. Один — научно-материалистический, которым я пользуюсь. Другой — магический или мистический. Проблема Храма, само собой, открывается вторым языком. Как, вероятно, и проблема Тьмы, давящей на меня.

Реальность раздвоилась. Черепа-то — чьи останки? Неужели до Потопа на планете жили хрустальные люди? В таком случае они обладали невероятным могуществом. Но все погибли! Что-то здесь сильно не так. Если я произошел от обезьяны, то хрустальные черепа расшифровать мне не дано. Никому из обезьяньих потомков не удастся. Почему Хозяин Тьмы называет меня айликом? Причем с ненавистью! Ненавидят тех, кого боятся.

Одно ясно — человечество о себе ничего не понимает. Надо продолжить поиск. И я углубился в главную библиотеку страны за сокровенным знанием.

Из линейного отдела полиции аэропорта Ерофейска связался с аэропортом Нижне-Румска. Саша встретил у трапа самолета, как заведено. Прилетел в военной форме, чтобы «ублажить» отца.

— Ну, ты и переменился, майор! — воскликнул Саша.

И улыбнулся. Но уже по-иному. Обычно — как старший брат младшему, не желающему взрослеть. А сегодня — как равному. «Неужели? — подумал я озадаченно, — Похоже, я выведен из ранга воспитанника оперативного отряда горкома Резерва. И не внешне, иначе бы он так не сказал. Что же изменилось внутри?»

Проходим сквозь барачное здание аэропорта. Деревянный пол совсем рассохся, щели в палец. Краска на стенах неприятного зелено-синего тона, прораба маляров надо казнить без суда и следствия тут же. На телеэкране зала ожидания поет и выплясывает джигу модный отечественный певец. Как ему удается сочетать столько ипостасей? Он еще сам себе композитор и поэт-патриот. Ростом меньше меня, а сколько талантов собрал! Три бородатых мужичка в засаленных ватниках крутятся около безалкогольного буфета, пряча глаза от Воеводы. Беглецы-транзитники. То ли из зоны, то ли в зону торопятся. Саша окинул их профессиональным ментовским взглядом, улыбнулся телевизору и сказал:

— Смотри, Валера, какой певучий кузнечик…

Я улыбнулся. Не поэтической певучести кузнечика и не прозаичной молчаливости ватников. А настроению, которое приходит рядом с Сашей. Он мне заменяет сразу отца и деда. А может быть, и маму с бабушкой. Как тут не радоваться?

В ментовском хранилище загрузили в картонную коробку конфискат: копченую рыбу, красную икру, консервированных кальмаров и крабов, несколько бутылок «Славинской Особой». Устроив коробку в багажник Сашиной машины, спросил:

— Кто-то еще будет? Тут на целый взвод.

— Зачем нам кто-то еще? — сощурил он глаза, — Я подумал, твой аппетит тоже изменился. Хлеб возьмем по дороге.

Отпускной маршрут стал традицией: через весь город на берег Румы, к чистой спокойной заводи. Смотрю на улицы, людей, вдыхаю знакомый с младенчества запах. И не удивляюсь — город не тянет к себе. Вот, остался позади слева перекресток. Повернуть туда, и через десяток минут мы у дома отца и мачехи. И туда не тянет. Чувство малой родины, — если это оно, — посещает только в квартире Воеводы. Особенно когда Полина Диомидовна суетится рядом, бросив на несколько часов свой горком.

Саша передумал. И не стал вытаскивать коробку с припасами. Достал бутылку, два стакана, разложил на тарелке бутерброды с икрой.

— Давай по одной. За встречу!

Выпили, выдохнули, похвалили икру за свежесть. Я добавил благодарность его жене Татьяне за отсутствие в Нижне-Румске. Она в Ерофейске, у папы с мамой. Гуляют с Машушей по проспектам-бульварам, нас обсуждают. Саша налил еще и сказал:

— Посиди, отдохни с дороги. Выпей, закуси. Я быстро…

Включив на минимально комфортную громкость авторадио, я прилег на травке. Небо, река, Саша. Нет — Саша, небо, река… В таком сочетании хорошо. Без Саши вся эта канитель не нужна.

Саша умеет все, смотреть приятно. Первым делом он развернул трехметровую сеть. Вырубил топориком в лесочке рядом две жерди. Приладил к ним сеть, воткнул в песчаное дно. На дальнюю жердь повесил ментовскую фуражку. Чтобы рыбнадзор зря не суетился и не мешал. До вечера далеко, катера надзора раза два поднимут волну. Сеть натянута течением, Саша занялся костром. Подвесил над ним чугунный котел. Сухостой приготовлен заранее. Немножко удивляюсь: как у него с такими габаритами все получается быстро, ладно и красиво! Всего полчаса прошло, а он сеть вытаскивает. В ячеях три кетины, одна — самка. Вот: отделяется от икры пленка, щепотка соли, легкое движение ложечкой, и в чашке икра-пятиминутка, деликатес. В котел загружаются куски рыбы, приправы, пряности. Под занавес он добавит туда граммов сто коньячку. То будет настоящая уха, а не рыбный супчик! От такой за уши не оторвать.

Готово! Аромат от котла, смешанный с синеватым чистым дымком, окутывает нас. Саша протягивает ложку. Тоже традиция. Я зачерпываю, пробую. И с серьезнейшим видом киваю. Годится! Можно!

Вместо скатерти цветной плед. Чашки с ухой, стаканы с «Особой», свежий хлебушек. Один тост, другой… Водка мягко скользит по душе и действует медленно, без напора. Разговор льется неспешно, прервавшись однажды. Катер рыбнадзора замирает в метре от вновь поставленной сети, голос инспектора звучит дружески: