Валерий Сабитов - Империя-Амаравелла

Загадка: кого ни спрошу, не видят они снов. Тем более цветных. А вот кошмары имеются. Но что есть кошмар? Сгущение повседневности, консервы пройденных дней. Как говаривал первый вождь последней Империи — «они говорят, как мочалку во сне жуют». Законсервированную мочалку…

Корреспондент телевидения задал вопрос:

— Откуда вы берете идеи и сюжеты романов-рассказов?

— Из сновидений…

Чистая правда, но они не верят. У меня имеется совет: пройдите то, что прошел я и, возможно, вам откроется. Нагрузитесь страданиями, вследствие которых приходит обострение чувств, когда начинаешь ярко видеть то, чего раньше не замечал. И можно в этом случае рассчитывать на озарение в любом деле — от оздоровления до творчества. Важно искать рецепт не вовне, а внутри. Там, где звенит струна! Я писал, когда было плохо. И тем более пишу, когда лучше. Цветные сны не оставляют… Случается, так приходят целые рассказы. И законченные картины из будущих романов. В цвете, действии, живые. Остается диалоги с образами перенести на бумагу. Этот труд во многом технический.

Но ничто в мире не отменяет мольбы. Чтоб со слезами в сердце, с ощущением, что Он — рядом!

Кризисы перерастают в подъемы. Так случается. Но и взлеты не бесконечны. Летать во снах стало тяжелей. Я понимаю, что сильная гравитация — результат прежней жизни в близком контакте с Тьмой. Разовым покаянием от такого груза не освободиться. Та ехидная улыбка Дзульмы — она живет и действует. Я продолжаю искать…

Деревенский ясновидящий увидел: я только что перенес острое воспаление легких, знакомое с детства. Но теперь, вооруженный знанием поколений знахарей, вылечился за сутки обливанием холодной водой. Подойдя ближе, ясновидящий поднял взгляд и сменил высокомерное равнодушие на почти преклонение. Ясно, что он увидел, — восьмую чакру, конус с центром на маковке головы. Третье уже подтверждение… В этот конус и бьет молния с небес, когда требуется.

Иметь то, чего нет у других — и не понимать, плюс это или минус… В чем роль восьмого энергоцентра? Восток о том молчит. Запад невежественен. Не в том ли корень ненависти Князя Тьмы? И связь с предназначением… Некого спросить.

В Уртабе, недалеко от моего дома, выстроили Храм. Маленькая копия того, что видел в Славине. Перекрестные золотые лучи остро бьют по глазам. Напряженная тишина, как перед атакой пехоты. Но лица в окладах тут выписаны не так тщательно. Через них скрытое знание не придет.

Не смог ответить на вопросы и служитель Храма. В этот раз никто не выпроваживал, и я смог походить вдоль стен, в попытке что-то да найти. И вот, там где кончаются лики, и стоят врата в недоступное тайное помещение, я обомлел. Что за видение?! Передо мной кусок плотного мерцающего тумана, а из него медуза цветная сверлит меня красными глазками. Присмотрелся: туман заключен в стеклянный куб, а куб на золотом постаменте. Неужели храмовники не замечают жуткого соседства? А у меня добавилось ощущение «дежа вю»: где-то когда-то видел я и туман этот и медузу в нем!

С Храмом понимания не вышло. И направился я в монастырь, что на полпути от города к моей деревне. Здесь приняли, и от диалога не отказались. Продлилась беседа двое суток в легкости и спокойном размышлении. Недомогание в монастырских стенах исчезло. Вместе с подготовленными вопросами. Разговор пошел по своему, внутреннему закону, и был он по душе.

— В нашем мире работает закон зеркальности. Ведь так, брат? — спрашиваю я, — Совсем недавно я понимал его как закон расплаты…

Главный монах слушает, улыбается. От бороды пахнет свежо и непонятно. Тот же сложный аромат источают древние катакомбы, уходящие отсюда в Куайб и неизвестно куда дальше. Аромат тайного доверия… И я продолжаю:

— Как только делаю плохое — приходит страдание. Раньше я переживал, не соглашался, боролся. Теперь рассматриваю как подарок. Часто тяжелый, мучительный, но подарок. Благодаря страданию я здесь. Чему безмерно рад…

Монах делается серьезным. Небо над жестяным куполом сияет чистой синью. Дышится свободно, воздух просто сказочный.

— Теперь, когда вижу человека в постоянной эйфории, считаю: он в великом заблуждении. Самоудовлетворенность… Она отделяет от истины как плотное одеяло.

— Страдание земное как дар небесный… Очень хорошо…

Монах не утверждает, просто акцентирует. Ценный нюанс. Располагает к откровенности.

— Началось такое лет пятнадцать назад. За годы привык в одиночку и падать, и подниматься.

— А почему тебе не остаться с нами?

Предложение, однако… Оказаться своим в Новом Храме — неожиданно. Но не зазвенела струна, не мой путь. Шойля не обойти. Да и куда мне в монашескую свежесть преддверия меловых катакомб! Не вышел ни знаниями, ни чистотой внутренней. К тому же я как сборник вопросов, на которые нет ответов. Как черный лебедь в белой стае… Наверное, я задержался бы на недельку. Но на третий день небо затянули серо-черные облака, задуло прохладой, запахло близким дождем. Не вытянет моя машина подъем по крутому глинистому склону.

Прощание поразило больше, чем приглашение остаться. Главный собрал братию и сказал:

— Отче покидает нас…

И они склонились в поясном поклоне. От неудобства я покраснел и не нашел слов. Знак!? Знамение, требующее расшифровки.

Очередная поездка к отцу принесла новые знаки. В дороге накрыла красная пылевая буря. Едва успел найти место на обочине трассы, поднять стекла и включить габариты на полную. Пыль плотная, капота не видать. Воздух в салоне светится алым, тревожным. Словно я внутри глаза Тьмы. Снаружи что-то ревет и стонет. Шоссе двухполосное, узенькое. Неужели дальнобойщики несутся сквозь невидимость? Да они меня снесут и не почувствуют.

Через час пространство очистилось, но я успел вымотаться. И — нигде следа красной пыли или песка! Трасса чистая, никого в обе стороны, самая глубинка имперская.

Вечный обычай — накрытый стол, разлитый по стаканчикам самогон. Первые минуты держусь. Но она пропускает вторую, и я отключаю звук. Через слова ее выплывает такое…

Дар или наказание? Отрешенность, пришедшая в миг смерти матери, дала прорасти способности видеть в человеках потаенное. Чаще темное блестит, чем светлое. Видел, но старался как бы не замечать. Ни знаний не было, ни опыта. Серия измен-предательств плюс собственная слабость обострили детскую способность до сверхчувственности. В глубине человеческой всегда — намерение, проистекающее от одного из двух начал. Внутреннему зрению оно открывается сразу, как посмотришь-послушаешь.

Намерения Лота и жены его не совпали. Она стремилась к тому, что для Лота всегда было позади. В том смысл выражения «обернулась назад». И стала женщина соляным столбом. Еще шифровка… Народ тот хорошо обустроился. Цветущая земля, берег живого озера. В те времена оно было выше уровня океана.