Даниил Кислевский - Первый год. Чужая эра

Комендант слушал шумы, доносившиеся из рации. Слушал и ждал. Ждал, что на том конце радиосигнала кто-то все-таки нажмет на кнопку, прокашляется и неразборчиво, издалека, но уверенно скажет – выходите. И тогда Михаил, расправив плечи, наконец-то встанет из-за стола, накинет плащ-палатку и откроет дверь, за которой, прислушиваясь и нервничая, его давно ждут завхозы. Они суетливо поднимут на него свои лица, а Михаил, выдержав театральную паузу, которые он никогда не умел делать, кивнет им…

Но радио опустошающе молчало.

Михаил закрыл глаза и вздохнул. Жутко хотелось курить. Этим он мог хоть слегка, но успокоить нервы. Курить хотелось так сильно, что Михаила уже тошнило, но он понимал – в маленькой вонючей комнатушке от запаха табака станет находиться совсем невозможно. Подумав о свежем воздухе, он непроизвольно посмотрел на наглухо закрытое отверстие вентиляции. Казалось бы, что проще – протяни руку, потяни на себя рычаг, впусти в небольшую, герметичную комнату немного воздуха… Но нет, нельзя. Могут учуять дым, учуять запах пота, гари, крови. Могут учуять страх, повернуться, найти их и побежать. Побежать сотнями, в тишине.

Михаил встряхнулся, открыл глаза и встал. Последние два часа только эти мысли и лезли ему в голову. Нужно было наконец прогнать их, но мысли, подобно самому Михаилу, тоже не могли выбраться из маленькой радиорубки. Нервничая, комендант сделал пару шагов из угла в угол. За тяжелой металлической дверью тут же кто-то зашуршал. Скорее всего, это были завхозы, ожидавшие его приказа. А может, собаки, которые уснули на пороге. Какая разница…

Михаил подошел к дальнему углу и расстегнул ширинку. В углу стояло уже основательно наполненное мочой ведро. Даже посыпанная стиральным порошком, жидкость в ведре отравляюще воняла.

Обычно в этих помещениях, которых в здании было пять, сидели радисты. В Башне их все называли «хомяками». И дело было вовсе не в излишнем весе, который кое-кто из них умудрился набрать на довольно скудном питании из-за сидячего образа жизни. Радиорубки на каждом пятом этаже были всегда закрыты на две двери – сплошную стальную снаружи и решетчатую изнутри, чтобы максимально надежно защитить дорогое оборудование. Комнаты не имели окон, и даже вентиляция в них была так себе. Еду радистам приносили прямо на рабочее место, справляли нужду они тоже там. Редкие юмористы из охраны изредка подбрасывали в радиорубки опилки на пол, намекая на позорные прозвища. Из-за этого регулярно происходили драки и подавались жалобы.

Силясь помочиться, Михаил пытался думать об этих «хомячьих» драках, отвлекая себя. За дверью сидело не менее десяти человек, внимательно прислушиваясь к каждому шуму. От этого Михаил не мог заставить себя справить нужду. От него ждут чуда, в каком-то смысле даже подвига, – а он будет мочиться в тишине штаб-квартиры. И все будут слышать это.

Смешно и стыдно одновременно.

Однако в конце концов желание взяло верх над стыдливостью. Михаил застегнул ширинку, и в дверь тут же постучали. После паузы постучали снова. Михаил вздохнул, подошел к двери, приложил ключ-карту к замку.

Механизм взвизгнул, и дверь открылась. За ней была ожидаемая картина – узкий плохо освещенный коридор с двумя рядами лавок, на которых ютились уже полностью одетые, готовые к выходу завхозы. На Михаила тут же уставились – устало, терпеливо, понимающе. С легким удовлетворением он увидел, что все завхозы сидят в наушниках. Скорее всего, они даже не слышали…

Прямо перед дверью, ласково поглаживая одну из собак, стоял доктор. В свободной руке у него была дежурная чашка с напитком, а под мышкой он держал планшет. Не переступая порога, он заглянул в помещение, посмотрел на ведро и негромко сказал:

– Миша, давайте емкость, я вынесу.

Комендант Башни немного смутился. Он всегда уважал доктора больше остальных научников, а тот теперь убирает за ним туалет. Как за хомяком в клетке.

– Спа… – начал было Михаил, но осекся. В горле запершило, пробило на кашель. Завхозы медленно начали вытаскивать наушники из ушей, пытаясь понять, что происходит.

– Спасибо, Вадим Николаич, мне… – и снова закашлялся.

– Глупости какие, Миша. Давайте ведро. Что вам это нюхать, – настаивал доктор.

Михаил послушно взял ведро за ручку и понес к двери. Немного содержимого мерзко хлюпнуло и разлилось на пол. Комендант одной рукой взял чашку из рук доктора, а другой брезгливо передал ведро.

– Так себе обмен, – просипел он, силясь пошутить.

Вадим Николаевич насмешливо хмыкнул и поспешил вынести ведро, а комендант закрыл дверь, сел на стул и вздохнул. Теперь он окончательно осознал, как же в радиорубке душно.

От бесконечной тоскливой скуки Михаил начал представлять себе путь доктора. Вот он идет по коридорам штабного этажа, неся ведро. Проходит мимо десятков людей, каждый из которых понимает – в этом ведре его, коменданта, отходы жизнедеятельности. Кто-то хихикает, кто-то тихо возмущается и острит. Вадим Николаич идет через пост охраны, идет через вахту и через цех, спускается на три этажа вниз. Доходит до границы, дальше которой уже никто не спустится. И, немного помедлив, выливает содержимое в бесконечную бездну лестничных пролетов небоскреба Башни. А затем идет назад. И десятки людей понимают, что он несет пустое ведро назад коменданту, чтобы тот снова сидел в своей клетке и ссал в него.

Михаилу опять стало стыдно и одновременно смешно.

Радио захрипело и тут же замолкло. Захрипело снова. Сердце Михаила забилось очень быстро, но в ту же секунду он понял – просто помехи. Значит, идет гроза. А значит – они уже близко.

В дверь снова постучали. На этот раз Михаил открыл сразу. Вадим Николаевич поставил ведро на порог.

– Разрешите войти, Миша?

– Да, конечно. Только… – замялся комендант

– Да-да-да. Протокол, я помню, – мягко перебил доктор и показал Михаилу датчик бета-волн. Убедившись, что все в порядке, Михаил пропустил доктора и закрыл за ним дверь.

Вадим Николаевич встал посреди комнаты и потянул носом воздух. Теперь он смотрел на невысокого Михаила с высоты своего роста и был похож на столб. От этого вот взгляда и роста Михаилу, да и всем в Башне, всегда почему-то становилось неловко.

– Ну и атмосферка тут у вас, Миша. Гадость, а не атмосферка.

Михаил развел руками и сел за стол.

– А почему не пьете? – укоризненно спросил доктор и ткнул планшетом на три стоящих рядом стакана.

– Сладко сильно, зубы ломит, – сказал Михаил извиняющимся тоном, и тут же мысленно сам себя пристыдил.

– А мне какое дело, Миша? Пейте.

– Хорошо, щас, – попытался отмахнуться Михаил.

– Нет, Миша. Вы вот прям сейчас пейте. Весь стакан.

Комендант вздохнул, но пререкаться дальше не стал. Подняв принесенный доктором горячий граненый стакан, он пристально в него посмотрел.