Даниил Кислевский - Первый год. Чужая эра

– Миша, правда, – тихо начал говорить доктор, но Михаил уже быстро, нервно обращался к эфиру:

– «Авангард», не понял вас, какие огни? Прием.

– Сигнальные, Башня. Красные такие огни.

Михаил злобно втянул воздух. Ему вдруг захотелось раскроить череп этому тупому пилоту. И доктору… И даже самому себе.

– Повторите, где вы находитесь, прием.

За толстой цементной стеной жутко грохнул взрыв грома. Высоким писком из динамиков вырвались помехи. А затем, через почти что секунду, грохот грома ворвался с той стороны радиоволны. Началась гроза.

– Блядь, да на крыше вашей Башни мы находимся, прием. Раздули тут…

– Под Башней вы имеете ввиду здание КАТЭКа? – не выдержав, рявкнул Михаил в микрофон, нарушая собственные правила и рекомендации по безопасности от «Железки».

Молчание. Почему, почему же он слышал гром из динамиков с такой задержкой? Где вертолеты? Михаил стиснул зубы почти до боли.

И вдруг, разрезая помехи и электрические шумы, убирая их, четко и чисто, холодно, монотонно, в радиоэфире прозвучало:

– Спасибо.

Другим, совсем другим голосом – холодным, пустым, как молчание радио. А затем вновь, накатывая шуршанием, донесся голос пилота:

– Ну наконец-то. Выходите. Загружайтесь, только аккуратно. Конец связи.

Михаил сидел. Вся его злость, так внезапно вскипевшая, исчезла в один миг. Исчез и страх, и нервозность. Будто кто-то взял и вылил их целиком в бездонную пропасть с высоты десятков пролетов.

– Миша? – тихо, скрипуче спросил доктор, и тронул Михаила за плечо. – Они же не к нам прилетели, да? Они куда-то не туда прилетели. Напутали они!

Голос доктора под конец перешел на какой-то неприятный суховатый хрип. От этого звука комендант встрепенулся и наполнился страхом снова, гораздо больше. Перетек через край паникой. Он принялся вызывать пилота «Авангарда».

– Прием, прием. Мы не загружаемся! Повторяю – это не мы! Вы перепутали объекты! Прием! – кричал он в микрофон.

– Повторите? – как-то неуверенно, обреченно переспросили с того конца. И на том конце эфира тут же застрочили автоматы, щелчками, как будто кто-то пальцем проверяет работу микрофона. Раздался хриплый, трещащий крик, и рация замолчала. Насовсем.

Михаил открыл дверь. Теперь у завхозов не было наушников. Стояла полная тишина. Они вряд ли слышали весь разговор. Но они слышали тон, слышали крики. За завхозами ютились несколько вахтеров, оттесняя гражданских. И Михаил, который должен был сказать совсем другие слова, впервые по-настоящему, пусть и против своего желания, выдержав театральную паузу, сухо произнес:

– Отбой эвакуации. Общая тревога.

И все побежали. Звук куда-то исчез, настала тишина.

Каждый знал, что ему делать. Завхозы нацепили поводки на собак и стали отдавать приказы через внутреннюю связь. Все это закрутилось вокруг него, почти беззвучно. Прошел мимо доктор, серый, старый. Михаил лишь слышал, как по стенам Башни течет дождь.

Молодой вахтер заскочил в радиорубку и принялся приводить все в порядок. Комендант зашел за ним и, достав из сейфа дежурную «Сайгу», принялся медленно заряжать патроны. Сквозь дым на полу были видны следы рубленых подошв вахтера, наступившего в лужицу пролитой мочи коменданта.

Дым задергался и потек. Михаил поднял голову и сквозь ползущую завесу увидел бледное лицо молодого парня-вахтера, который по глупости открыл вентиляцию. Теперь он стоял и с ужасом глядел на коменданта, понимая, что он только что сделал. Михаил дозарядил оружие, подошел к парню. Тот стоял не шелохнувшись. Тогда комендант отодвинул его в сторону, втянул тяжелый, но свежий воздух, и закрыл вентиляционный шлюз.

– Уже неважно, – пробормотал он.

А запах дыма медленно, сворачиваясь в спирали, полз вниз, через еще недавно рабочие фильтры, и выходил на улицу, расползаясь на десятки метров над площадью.

Башня всегда держалась. В этом была ее задача, ее цель. Сам смысл. Одинокое, высокое здание, судьба которого и в старые дни была довольно драматична, Башня для многих стала символом спасения и надежды. Пять радиоточек, свой цех по производству простых медикаментов, запасы пищи, воды, электричество… Прибежище для нескольких сотен или даже пары тысяч людей.

Теперь все это было под ним. Михаил стоял на площадке перед рубежом – дверями на 22-й этаж. Их спешно, переругиваясь между собой, заваривали два инженера. За дверями начинались черные провалы пролетов, которые вели к самодельным лабораториям, спальным этажам, хранилищу, лазарету. К огромным бессмысленным помещениям, которые еще позавчера люди считали неприступными, защищенными, важными.

– Уже неважно…

Михаил стал комендантом Башни пять месяцев назад. Формально он удовлетворял всем условиям, которые экстренный комитет Железногорска выдвигал к комендантам – имел в прошлом, еще в РФ, воинское звание, знал иностранный язык, работал на руководящей должности… И всем было плевать, что звание он получил в учебке, язык знал по фильмам и песням, а руководил до этого лишь однажды, три месяца проработав в должности начальника охраны некрупного нефтяного предприятия. Ведь Михаил по всем индикациям выдавал самые чистые показатели мозговых волн. А значит, не сорвется, не сломается, не предаст. Значит, можно доверять больше, чем себе. Значит – командир.

– Готово, Михал, – пробасил старший инженер, вытирая пот с лица и протирая грязной рукой уставшие от сварки глаза. – Принимай работу.

И в качестве доказательства легко, осторожно пнул массивную стальную дверь ногой.

Старшего инженера, дядю Колю, комендант не любил. За то, что тот Михаила никогда ни во что не ставил, за его хамское поведение, за известную всем двойную судимость, за фамильярность… За историю про изнасилование, так и не раскрытую. Много за что. Но больше всего не нравился ему инженер потому, что он, дядя Коля, разбирался в технике лучше всех, и вся инфраструктура держалась на нем. А значит, он был важен. Сам старший инженер об этом прекрасно знал, а потому все время переступал черту.

Но и это – уже неважно. Михаил устало кивнул. Повернулся назад. За его спиной стояла почти вся экстренная группа – вахтеры, охрана, санитары. Почти все при оружии, все нервные. Многие курили, наплевав на запрет и на то, что вытяжки уже почти не работали. Время от времени у кого-то раздавалась пара сигналов с датчиков, но звук тут же пропадал. Все смотрели поверх невысокого Михаила в сторону большой серой двери.

Комендант тоже повернулся на дверь. Прямо над ней висели уродливые кишки центральной кабельной системы. Все знали – дальше они уходят вниз, в темноту, проходят по всем этажам и входят в большой основной генератор, надежно забранный в подвальном бункере. В Башне не было возможности поднять его наверх, на штаб-этаж, и это всегда было поводом для обсуждений, ругани, бессмысленных проектов по переносу. Но сейчас это уже было неважно.