Даниил Кислевский - Первый год. Чужая эра

Генератор был неприступен. Кто-то когда-то, видимо, во время неоконченных попыток реставрации, установил его там вместе с впечатляющим запасом топлива, да так и оставил. Он был в идеальном состоянии, когда Башню начали использовать по ее последнему назначению, и он идеально работал и сейчас. При полной заправке он в одиночку мог снабжать Башню энергией почти неделю. Выхлопы от него отводились по канализации на добрых полкилометра на север. Чтобы подойти к нему, к сердцу Башни, нужно было преодолеть сложную сеть лабиринта подвала, открыть три тяжелых двери, а после установки оборудования еще и пройти процедуру идентификации. Обесточить защиту снаружи было невозможно. Управлялся он вручную или с терминала в штабе.

Но этот идеальный, совершенный, мощный агрегат со штабным этажом через всю высь Башни соединяли обыкновенные силовые кабели, во многих местах даже не забранные в стены, беззащитно висящие. Это напоминало аппарат искусственного жизнеобеспечения, который находился в соседней от больного комнате: любой запнется, вырвет провод – и всё. Была, конечно, страховка – несколько мелких генераторов на последних этажах. Они в любую минуту были готовы подхватить эстафету, но даже и близко не могли тягаться в мощи со своим старшим собратом. И хватит их, чуть что, совсем ненадолго.

Михаил думал об этом мощном колотящемся сердце, и предполагал, что все те, кто сейчас стоит рядом, тоже думают об этом. О том, что будет, если сердце остановится. Возможно, так оно и было. Возможно, именно поэтому мерзкий писк датчиков врывался в тишину все чаще.

– Вахтеры остаются здесь. Остальные – в штаб! Захватите из бара ящик… чего-нибудь! – придавая своему голосу несвойственные ему басовитые нотки, гаркнул Михаил и пошел через толпу.

Процессия шла по коридору, поднимаясь на предпоследний этаж. Из боковых коридоров и комнат их провожали взглядами мужчины, женщины, дети – все собранные для эвакуации. Все пространство вокруг было заполнено вещами, тихим шепотом, плачем, неуверенным смехом, лязгом двигаемых вещей, возней собак.

Михаил шел и сгорал со стыда. Ему казалось, что каждый из тех, кто сейчас смотрит ему вслед, винит его. Будто это он, комендант, виноват в том, что не будет вертолетов, что генератор внизу, а не в штабе, что оружия мало, а умеющих с ним обращаться еще меньше. И что кто-то оттуда, снаружи, вторгся в радиоэфир и услышал переговоры с пилотом. От этого ощущения Михаил нервничал и начинал ненавидеть себя и всех вокруг. Ему хотелось развернуться и закричать, ткнуть в каждого пальцем, сказать им все, что он о них думает…

На последнем, штабном этаже, в окружении компьютеров и прочей электроники, сгрудились все те, кто напрямую подчинялся коменданту. Небольшая захламленная темная комната была почти целиком заполнена людьми, хотя их было не больше десятка. Подоспевший завхоз со звоном поставил на стол ящик с бутылками из «бара».

Название «бар» закрепилось за небольшим коридором на двадцать четвертом этаже из-за огромного количества дорогого алкоголя, находящегося там. Когда Башню год назад только начали заселять после серии неудачных эвакуаций, один из обитателей совершил рейд по близлежащим магазинам и притащил всю добычу почти на самый верх. В то время лифты еще не работали, а поэтому можно только догадываться, какой же врожденной жадностью или тягой к выпивке обладал прошлый хозяин «бара». Огромные запасы со временем так и не иссякли – в обычное время в Башне пить было запрещено. «Бар» хорошо охранялся и открывался только по праздникам или в качестве поощрения.

Или сейчас.

Кто-то вытащил пару бутылок дорогого виски и разлил по пластиковым стаканам. Старшие охранники взяли по бутылке и разошлись по постам, чтобы налить подчиненным. То же сделали и санитары. Остались лишь суровые завхозы, два инженера, Вадим Николаевич и комендант.

В общем обсуждении Михаил участия не принимал. Теперь первый приступ внезапного отчаяния прошел, и его разбирало зло – в каждой реплике, в каждой фразе он слышал лишь укор себе. Остальные медленно пили и нехотя, затравленно обсуждали варианты, которые тут же признавались негодными. Кто-то хотел спускаться вниз, до грузовиков, кто-то – разжечь сигнальные огни на крыше, кто-то – перебраться по тросам на соседнее здание бывшего торгового центра. Все это было невероятно и глупо, но иначе зачем вообще было это собрание? Только для того, чтобы не стоять перед дверью и не быть наедине со своим страхом?

По комнате медленно расползался сигаретный дым. Всем уже было все равно.

– Музыку включите, – громко сказал Михаил и сам испугался своего голоса – он был почти чужой.

Все повернулись на него.

– Слышали, нет? – грубо спросил он инженеров.

– Товарищ комендант, так… – начал младший инженер, но как-то осекся.

– Что «так»? Народ там сидит, а мы тут пить весело будем? Врубай. На всю катушку.

Никто не высказал никаких протестов – очевидно было, что хуже не станет. Только старший инженер, тот, которого Михаил всегда недолюбливал, неодобрительно пробасил: «Что орет… Сам же за бухлом послал».

Младший инженер включил динамики по всем обжитым этажам. Эта музыка обычно играла в Башне и днем, и ночью, но тихо, фоново. «Как в кафе», – всегда говорил доктор. Теперь же приятный, веселенький кавер популярной когда-то песни громко зазвучал из всех колонок, заполняя не только последние этажи с испуганными людьми, но и все черное и теперь ужасно пустое тело Башни. Играла не только для тех, кто боялся, но и для тех, кто шел в темноте.

– Если и был у нас шанс, то теперь всё – все знают. Можно и огни зажигать, – мерзко, с оттяжкой, перекрикивая музыку, сказал старший инженер. Михаил злобно посмотрел на него, мысленно обругав его последними словами.

Все вновь начали переговариваться, но предложения сошли на нет. Теперь Михаил окончательно осознал, что для экстренного совещания нет повода, и собрал он его лишь для того, чтобы в последний раз показать всем, кто здесь главный. Всё, уже поздно. Ему уже нечего им сказать. Каждый лучше него знает, что нужно делать, где быть, о чем думать. Некого координировать, пространства для маневров тоже нет. Остается только сидеть и ждать, ждать и гнать от себя мысли, что старший инженер прав. Перестать думать, что, быть может, не видели их с улицы, что еще не узнали, где они. И что не подняли бы те, снаружи, своих голов и не повернулись бы на Башню, не отдай он приказ включить музыку. А теперь – оставалось сидеть и ждать.

– Надо было в «Премьеру» идти, когда можно было, – продолжил инженер и допил свой стакан. Некоторые согласно поддакнули.

Михаил занервничал. За весь его недолгий срок на посту коменданта был лишь один инцидент, из-за которого Михаил чуть было не ушел в отставку. В начале весны комендант Дома, укрепления, расположенного в зданиях комплекса «Премьера» на другой стороне реки, вышел в эфир и предложил Михаилу переправиться всей Башней к ним. Об этом предложении узнали завхозы, и начался настоящий бунт.